Он мой, а прочее неважно (СИ) - Столыпин Валерий Олегович

Такие минуты, когда ничего не нужно делать, а деньги есть, Катька очень любит. Заберётся в самый дальний угол, ляжет на ящики, глаза прикроет и мечтает.

О чём может мечтать одинокая девчушка в девятнадцать лет? Понятно, о любви.

Иногда ей доводится прочитать что-либо на эту животрепещущую тему. Катька лежит и представляет себя Кети-Скарлетт О’Хара из романа “Унесённые ветром”. Из всех героинь эта женщина кажется ей ближе всех. Ей тоже пришлось не сладко. Да и зовут её похоже.

Катька-Кети как наяву видела себя в изысканных одеждах того времени, богатую и счастливую. Фантазии ей было не занимать. Она представляла себя блистающей в высшем свете, умеющей за себя постоять красоткой.

Когда её изобретательность начинала буксовать, Катька вновь и вновь перечитывала книгу. Многие моменты девочка помнила наизусть, иногда настолько входила в образ, что начинала разговаривать языком героини.

Женщины над ней подтрунивали, мужчины восхищались Катькиными рельефными формами, юноши шептались, показывая на девушку пальцами, тайком мечтая о её благосклонности.

Катьке дарили цветы и конфеты, приглашали в кино, пытались зажать меж пыльных мешков и коровьих туш. Тщетно. Она была непреклонна относительно интимных отношений: исключала и пресекала любые поползновения на свою честь.

Это было тем более странно, что девственности Катька лишилась ещё в четырнадцать лет. Её единственным мужчиной был Витька Копылов, старшеклассник и сосед по подъезду.

Быть его подружкой мечтали чуть не половина девчонок в школе. Высокорослый стройный юноша имел атлетическую фигуру, пропорциональное мужественное лицо с игривой ямочкой на подбородке и удивительно выразительные глаза.

Не влюбиться в такого мальчишку было попросту невозможно. Удивительно, что Витька выбрал именно её, Катьку.

Витька рядом с ней казался гигантом. Несмотря на разницу в социальном положении, и её кричащей бедности, Витька привязался к девочке всей душой. Не оценить этот факт она не могла.

Ребята были вместе до окончания Витькой школы.

Потом он уехал поступать в институт, родители тоже куда-то переехали. Найти следы любимого Катьке не удалось. След его потерялся окончательно.

Катька горевала, но не очень долго. Не до этого ей тогда было. А помнить — помнила. Разве можно забыть такую любовь? Витька ведь единственный был, кто с ней по-человечески обращался.

Мечтая в тишине, девушка представляла именно его сказочным персонажем, которого посылали ей грёзы. Не могла она предать те единственные чувства, никак не могла.

Однажды её завалил на мешках татарин гигантского роста Ринат Акчурин, владелец двух десятков торговых мест. Катька отбивалась насмерть. На его прокушенной насквозь щеке до сих пор остался грубый след от её зубов.

Теперь мужчина сам Катьку защищает от непрошеных любовников, а тогда чуть голову не оторвал, настолько взбесился от обиды и злости.

Катька вытащила из Веркиного кармана деньги, зная повадки рыночных трудяг, чтобы не стащили ненароком. У напарницы дома парализованная мать и сын — инвалид детства. У неё каждая копейка на счету.

Катьке женщина доверяет, сразу поймёт, что к чему.

Сегодня должны прийти ещё две машины, но работать совсем не хочется. Заработала и так неплохо. По-хорошему, можно неделю дома сидеть.

Катька переоделась и пошла домой, всё ещё находясь под впечатлением мечты. Так она и брела, пока её не разбудил визг тормозов едва успевшей не сбить машины. Она даже испугаться не успела, как из той раздолбанной шестёрки выскочил огромный бородатый мужик.

Девушка встала в защитную позицию, предполагая, что придётся дать отпор. Мозг лихорадочно намечал план немедленных действий.

— Коленом в пах и головой в подбородок, — подумала она, — иначе уроет. И бежать без оглядки.

— Катька, господи, это же ты! — Сказал бородатый здоровяк. — Неужели не узнала? Витька я. Витька Копылов. Я же искал тебя. Твои квартиранты сказали, что за полгода рассчитались, где живёшь — не знают.

— Ищешь-то зачем? Исчез на четыре года, ни слуху, ни духу. Зачем я тебе понадобилась?

— Катька, садись скорее, пока нас менты не загребли. Отъедем и расскажу всё. Поехали.

— Ага, так я тебе и поверила.

— Да люблю я тебя, дурочка.

— Чего это ты меня дурой кличешь? Кажется ничего тебе не должна. Поезжай с миром. Разошлись наши пути-дорожки. Раньше нужно было искать.

— Не мог я раньше, Катюха, не мог. Христом Богом прошу — садись. Не вынуждай сильничать.

— А ты попробуй. Не таких обламывала.

— Ну, чего ты, право слово. Сказал же, люблю. Ты у меня первая и последняя.

— А с бородой чего? От закона бегаешь? Ментов-то чего боишься?

— Никого я не боюсь. Тебя потерять лишний раз не хочу.

— Ладно, поверю. Поехали.

Отогнали машину до ближайшего скверика. Остановились.

У Катьки сердце из груди выскакивает, поверить не может, что Витька и есть Витька. Да не нужен ей никакой Ретт Батлер, будь он трижды миллионер. Только о нём девушка и мечтала долгие годы. Только о нём.

— Ну, рассказывай, — начала Катька грубо, — соври чего-нибудь.

— Как на духу, Катенька. Всё расскажу. Только скажи сначала — замуж за меня пойдёшь?

— Сначала байки твои послушаю, потом решать буду.

— Хоть любишь, скажи?

— Витьку Копылова любила, а тебя — не знаю. Откуда мне знать, что ты именно тот, о ком я думаю.

— Побреюсь — увидишь. Я себе зарок дал: не бриться, пока тебя не найду.

— Брешешь.

— Зуб даю. Я ведь никуда не поступил, а родителям сказать боялся. Получил повестку в армию. Около года на севере бичевал, чтобы не призвали. Тебе не писал, потому, что боялся, что военкомат сыщет. Потом устал скрываться, сам пришёл на призывной пункт. Из учебки меня отправили в Эфиопию в составе ограниченного контингента группы войск на помощь.

— Сказки рассказываешь. И чего ты там делал?

— Как что, воевал, — Витька скинул рубашку. На плече и груди были круглые шрамы. — Пулемётная очередь. Еле выходили.

У Катьки на глаза навернулись слёзы. Она прижалась губами к ранам и заплакала.

— А потом, — захлёбываясь слезами спросила она?

— Потом реабилитация. Письма писать не разрешали. Нас ведь там как бы и не было. У меня в военном билете место службы Рязань.

— А теперь, теперь ты куда?

— К тебе. Вот, смотри, — Витька достал из внутреннего кармана колечко. — Примерь. Должно подойти. Какая же ты красивая стала. Работаешь где?

— На рынке, грузчиком.

— Кем? Мамочки родные. Это я во всём виноват. Всё, родная, теперь твоё дело отдыхать.

— Разве я давала согласие?

— Ты же кольцо примерила. Грудь целовала. Плакала. И вообще… Может, поцелуемся?

— Вот ещё. Пока бороду не сбреешь, даже не думай. Спать-то где собираешься?

— Шутишь, да? Ты же моя жена.

— Что-то не припомню такого мужа.

— Так я напомню. Ты же мне самая родная. Поехали обновки покупать. У меня денег полно, на всё хватит. Где теперь у вас шмотками торгуют?

— Какие покупки, сказала же, пока не побреешься, ко мне не подходи.

Катька припала к бородачу, зарылась у него где-то подмышкой. Она была по-настоящему счастлива.

Мечтать ей расхотелось сразу.

— Витька, мой Витька. А это точно ты, не обманываешь?

— Вот же я, трогай. Можешь документы проверить.

Жена… и мать двоих детей

— Извините, девушка, вы замужем?

— Увы, нет!

— А что так?

— Даже не знаю. Пробуют, даже хвалят, а замуж не берут.

Это до свадьбы. У женщины достаточно приманок, способных свести с ума любого.

Позднее туман сладострастия рассеивается и, о ужас:

— Алё, гараж, просыпаемся, бодро шагаем целовать любимую жену. Не слышу звуков полкового оркестра. Ваша мама пришла, молочка принесла… Ты чё дрыхнешь?

— Ну, ты, Лизка, совсем офигела: приползла под утро, под градусом, будишь…

— Буду!

— Чего ты там будешь, чудо в перьях?