Три килограмма конфет (СИ) - "Нельма"
— Самое время сказать, что потом я покажу тебе весь мир? — шепнул он, звонко чмокнув меня в макушку.
— Нет-нет, это даже для роли отчаянного романтика уже перебор.
— Ох, Полли. Оказывается, прагматизм и цинизм — это скорее про тебя, а не меня, — хмыкнул Иванов и затаился надёжной опорой за моей спиной, позволяя мне молча наслаждаться открывающимся зрелищем.
Маленький, крошечный, совсем игрушечный город. Не он над нами, а мы — над ним. И глядя на разноцветные Лего-квадратики крыш и светящиеся ниточки дорог, чувствуя на своём теле ласковые поглаживания и еле ощутимые поцелуи, я испытывала нежность. Такую сильную, рвущуюся наружу сгустком тепла, способного укутать собой всю столицу, растопить снег и лёд, обогреть каждый мизерный клочок земли.
Только прогулкой по смотровой площадке планы Максима не ограничивались, и спустя полчаса он уже уверенно подталкивал меня к столику расположенного там же кафе. Ну, кафе — это данная им характеристика, потому как по мне это больше напоминало небольшой ресторан: изысканная велюровая обивка у стульев в винном и небесно-голубом цветах, чопорные официанты в классической чёрно-белой форме, живая музыка в дальнем углу и всё тот же потрясающий вид на ночной мегаполис за окном, от которого захватывало дух.
А ещё явно неправильно проставленные запятые в указанных в меню ценах. Потому что еда просто не могла столько стоить.
— Кхе-кхе, — видимо, без всяких слов верно истолковав выражение моего лица, Иванов картинно положил на столик прямо между нами свой телефон, незамысловато напоминая о данной ему перед поездкой клятве. — К сожалению, Поль, здесь ещё не открыли Макдональдс, так что других вариантов поужинать нет. Но когда это случится, я клянусь, мы обязательно сюда вернёмся и побалуем себя картошечкой фри на высоте птичьего полёта.
— Даже лет через двадцать? — сама не зная зачем, ляпнула я, тут же нервно закусив губу. Но его этот вопрос ничуть не смутил, скорее рассмешил и заставил ощутимо расслабиться и широко мне улыбнуться.
— Особенно лет через двадцать. Отец успеет окольцевать ещё парочку своих секретарш, неудачно развестись с каждой из них и окончательно обеднеет. И тогда наши свидания будут проходить на скамейке в парке, с одним на двоих маковым рулетом и бутылкой молока.
— Ты будешь удивлён, но…
— Да я уже по твоим загоревшимся глазам вижу, что ты в восторге от такой перспективы, — покачал головой Максим, но, вопреки его укоризненному тону, на губах красовалась задорная улыбка. — Будет тебе скамейка, пусть только потеплеет для начала.
— И маковый рулетик?
— Ну, пока папочка меня содержит, купим даже два.
— Ты говоришь об этом так… так… — я замялась, пытаясь подобрать правильную формулировку, потом отвлеклась на подошедшего к нам дотошного официанта, дважды утончившего заказ и настойчиво советовавшего попробовать что-нибудь ещё, и когда мы с Ивановым наконец снова остались наедине, меня терзали сомнения, стоит ли вообще начинать разговор на эту тему.
— Я говорю как есть, Полли. Меня полностью содержит отец. Если бы я из-за каких-нибудь своих принципов отказался, то содержала бы мать, и это было бы намного проще: как ты могла заметить, ей плевать на нас, а значит, было бы плевать и на наши расходы. А так эта карта, — он потряс в воздухе своим телефоном, — формально принадлежит отцу, и он дотошно отслеживает совершаемые по ней траты.
— И тебя это устраивает?
— Откровенно говоря, это даже приятно — когда он звонит с вопросами по какой-нибудь странной или очень крупной покупке. Это даёт ложное ощущение, что в целом ему ещё есть до меня дело, — его пальцы по инерции метнулись в волосы, а взгляд медленно опустился вниз, уперевшись в поверхность стола. Словно он чувствовал себя виноватым и в поведении собственных родителей, и в естественном и нормальном для каждого ребёнка желании любым путём выхватить хоть немного заботы и участия.
— Ему бы стоило тобой гордиться, — вырвалось из меня без цели скорее утешить его или сказать что-нибудь приятное, лишь бы развеять грусть, хрупкими каплями повисшую в воздухе. Нет, я действительно, искренне так считала, день ото дня восторгаясь теми качествами Максима, которых сама была напрочь лишена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Чем именно? Что мне хватило трусости хотя бы не подсесть всерьёз на наркоту вслед за братом? Заметь, именно трусости, потому что если бы были мозги, я бы в это дерьмо вообще не полез.
— Сомневаюсь, что твой отец так же гнобит себя за свои неудавшиеся браки, — закатила глаза я, уже не первый раз в ходе наших бесед поймав себя на мысли, что хотела бы увидеть этого загадочного Мистера Иванова. Только, желательно, на безопасном расстоянии и исключительно со стороны, потому что были у меня веские причины полагать, что мы друг другу очень не понравимся. — Зато ты умный, целеустремлённый, занимаешься спортом и фактически живёшь один в таком-то возрасте. Неужели этого мало?
— А если я скажу «мало», ты продолжишь перечисление всех моих достоинств? — промурлыкал с хитрой ухмылкой Иванов, мгновенно вогнав меня в краску. — Ну пожааааалуйста! Очень хочу услышать это от тебя.
— Ой, да ну тебя.
— Ну Поооооль, — продолжил канючить он, ловко перегнулся через стол, — благо, рост позволял с лёгкостью это сделать, — и потёрся кончиком своего носа о мой, заодно сражая меня наповал своим по-ангельски чистым и непорочным взглядом. — А чувство юмора? Ну я ведь забавный, да? И ещё я добрый. Я даже принял чужого кота и ращу его, как своего! А ещё… ещё…
— Ты хороший любовник, — шепнула я, чувствуя, как от прилива крови щёки начинает болезненно пощипывать. Однако оно того стоило: ошарашенный моими словами, Максим отстранился и забавно похлопал густыми чёрными ресницами. Хорошо хоть повторить на бис не попросил или не стал задавать уточняющие вопросы — от него и такого можно было ожидать.
— А ты умеешь удивлять, — протянул он, подперев подбородок рукой и не сводя с меня прямого, изучающе-оценивающего взгляда. Если бы можно было покраснеть ещё сильнее, я бы, без сомнения, это сделала, а теперь оставалось лишь елозить на мягком стуле и нервно оглядываться в поисках официанта, чьё появление оказалось бы как никогда кстати. — Может быть, водички? Или нейтрализатор для стирания памяти? — продолжал изгаляться надо мной Иванов елейным тоном.
— Запись с местных камер видеонаблюдения, чтобы ещё разок полюбоваться твоими округлившимися глазами.
— Меня очень радует твоё стремление любоваться моими глазами, — мечтательно отозвался он, окончательно не оставив мне ни единого шанса на победу в этой словесной дуэли.
И к чёрту эти победы. Мне уже давно их не хотелось.
А вот его — хотелось. Очень.
— Хочешь меня убить, ёжик? — с тихим смешком спросил Максим, протянув руку и сжав мою ладонь, до этого беспощадно комкавшую лежавшую на столе салфетку.
— Нет, — я чуть расслабилась, позволив нашим пальцам переплестись и откинув последние крупицы глупости, так долго ошибочно принимаемой за гордость и соблазнительно нашёптывающей мне изображать из себя ту, кем я никогда не была на самом деле. Больше не хотелось играть, сопротивляться и позорно убегать от собственных чувств, восхищающих и пугающих своей силой. И мне как-то поразительно легко далось снова взглянуть на него, такого родного и любимого, и решительно выбросить белый флаг. — Хочу узнать о тебе ещё больше.
***
После пары часов, проведённых в тепле кафе с приглушённым мягким светом, делавшим обстановку особенно интимной, и ненавязчиво вплетавшейся в наш разговор живой музыкой, снова оказаться на улице было подобно резкому подъёму из-под толщ воды. Шоссе гудело и свистело проносящимися мимо машинами, ледяной ветер похабно лез под подол юбки и облизывал каждый оголённый участок шеи, а от первого же глотка воздуха закружилась голова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Приложение обещало, что такси приедет через две минуты — причём делало это уже десять минут подряд, но я держалась стойко и даже не пританцовывала на месте, хотя продрогла уже насквозь.