Цена его любви (СИ) - Шарм Кира

Глава 11

Влад.

От нее отрываться мучительно. Невозможно.

Тем более, теперь. Когда лежит подо мной. Такая нежная. Трепетная. Еще подрагивая после нашей бурной страсти.

Ее пальца дрожат. И ресницы. И, блядь, я готов смотреть на это бесконечно.

А еще — на ту радость, — такую искреннюю, неприкрытую, с которой она встретила мой маленький подарок. Карету с упряжкой. Такая мелочь.

Но сердце бьется совсем иначе. Чаще. И по-другому, когда она рядом.

В ней настоящее — все. Ей даже говорить ничего не надо.

И страсть и тревога и то безумное притяжение, которое я к ней ощущаю и вижу в ее глазах.

Все настоящее. Все такое взрывное, искреннее и на поверхности. Хочется схватить в охапку и просто пить каждую грань ее чувств.

Но звонок Морока вырывает меня из этого безумного плена. Черт, я как в дурмане, на все забить готов. Или наоборот, — только что ожил, очнулся? Хрен его знает. Ощущения совершенно непривычные. Ненормальные.

Поднимаюсь, отрываюсь от нее, а самого ведет. Хуже самого крепкого алкоголя девочка эта на меня действует. Хуже наркотика..

Не целую на прощанье. Не обнимаю. Не оторвусь, если прикоснусь.

Приходится вот так — резко. Быстро. Отрывать от себя.

Ничего. Дела закончатся. Все придет в норму.

И тогда, блядь, я возьму свой совершенно заслуженный за все годы отпуск.

Забью на все и отправлюсь с малышкой на какой-то Богом забытый необитаемый остров. И вот тогда… Тогда не оторвусь. Умолять будет, — не выпущу из цепких объятий. Моя. На миллиметр от себя отодвинуться не дам.

А сколько всего я с ней сделаю…

Блядь. Картинки так и пляшут перед глазами. Член разрывает брюки. Надо переключится. Перестать о ней думать, — но, блядь, как, если она уже мне прямо вовнутрь въелась? В сердце ведьмочка маленькая пробралась. В самую грудь.

Пьяный от нее. Совсем пьяный. Насквозь. И хочу постоянно, до одури. Снова и снова своей делать. Вжимать в себя. Вколачивать. Так, чтобы и когда меня нет рядом, чувствовала, что я в ней. Не только телом. Насквозь чтобы чувствовала, как я ее.

— Ну, что там, Морок? — врываюсь в дом Грача.

— Все чисто, — он и Тигр явно всю ночь не спали. Глаза красные, вид помятый. На столе всего одна пустая бутылка из-под вискаря.

Стол завален папками. Неужели успели всю отчетность всего за ночь изучить?

— У тебя что? — хрипло спрашивает Тигр.

Я мало его знаю, но полагаюсь на Морока и его чутье. Раз доверяет Артуру, значит, есть причины. Хотя… Мне самому такое доверие дается трудно. Особенно в свете последних событий.

Правда, досье на Тигра я давно собрал и пересмотрел. Еще когда отслеживал, кто влез в бизнес Морока и Лютого по яхтам. Там даже в Лондон ниточка вертелась. Да не докрутил. Все тогда решили, что Альбиноса работа. Все расслабились. И вот она, расплата.

— За неделю до того, как его резанули, хрень какая-то дважды происходила.

Да, записи я хоть по пути, а все же успел просмотреть.

— Вот, — тыкаю пальцем, останавливая кадры в нужных местах. — Два момента, когда камеры полностью отключались. Времени — примерно по часу-два. Охраны нет. Значит, Грач сам и камеры отключал и людей своих отправлял из дому. Дины тоже каждый раз в это время в доме не было. Вот она уезжает, вот гаснут камеры.

— Что думаешь? — Морок вскидывает уставшие глаза, трет переносицу.

— Похоже, кто-то приходил в это время. Тот, кого нельзя было видеть остальным.

Только странно, что Грач ни слова мне об этом не сказал.

Если работал с человеком, который доказательства искал, должен был поделиться. Я ведь первым понял, что все идет не так, что копают под нас. Первым понял и сам же об этом Грачу и рассказал. Не мог он от меня такое умалчивать.

Любовница?

Ну, чистый бред. Не говоря о том, как Назар с Диной друг к другу относились, надо быть полным идиотом, чтобы принимать в собственном доме любовницу, встречи с ней на своей территории устраивать. Для этого много и мест разных есть и возможностей. А Грач был кем угодно, но только не идиотом.

Вариантов не вижу.

Только два.

Либо Грача шантажировали чем-то и приходили для переговоров, либо он получал информацию от кого-то из враждебного лагеря. Если бы кто-то тайно собирал бы для него информацию, я бы первым знал.

Судя по лицам Тигра и Морока, они пришли к тем же выводам.

Но, блядь, как теперь поймать этого невидимку?

— Что в тайном сейфе?

Имею в виду не тот, где счета и бумаги и вся документация, а именно тот, ключ от которого Грач оставил Лютому.

— Чертеж его личного схрона, — Морок бросает на стол смятую бумагу, даже огрызок, весь исписанный цифрами. Под ними с трудом, но просматривается чертеж.

Схрон.

У каждого в нашем мире есть такое место. Где можно спрятаться, пересидеть. Где никто не найдет. Даже свои о таких местах не знают. Даже самые близкие.

— Едем, — киваю, поправляя кобуру.

Слишком все чисто. И в документах и в доме. Где-то должны быть ответы.

Выбираемся за город. Едем на разных тачках. Не своих, естественно.

Но приходится и ногами потрудиться.

Дорога заканчивается, резко обрывается у лесов.

Несколько часов блуждаем, матеря все на свете и я уже жалею, что не взял с собой Гордея. Тот ориентируется на любой местности. Чутьем каким-то, даже с закрытыми глазами что угодно найти может, — хоть в пустыне, хоть в лесу.

— Ни хрена что-то подснежников не видно, — скалится Тигр, отпивая из фляги коньяк.

Мало с собой взяли. Закоченеем тут скоро снег ногами месить. Кто ж думал?

— Подснежники всегда хорошо прячут, — перехватываю его флягу, жадно глотаю, передавая Мороку. — А еще их, блядь, обычно, крепкие парни сторожат.

— Туда, — Тигр вдруг замирает и вскидывается.

Ни хера с Мороком не слышим. Но у него, кажется, тоже чутье. О зверином чутье Тигра чуть не легенды слагают. Правда, в легенды я ни хрена не верю.

Пригибаемся. Двигаемся бесшумно.

Ни хера не видно. Темень и снег вокруг.

— Промахнулось твое чутье, — ухмыляется Морок.

— Четко слышал, как ветки захрустели.

Тигр не реагирует, не оборачивается. Уверен на все сто.

— Твою мать! — подает на снег, прижимая плечо.

Просвистело — и не заметили. Тишина.

— Это у твоего плеча, Тигр, кажется, чутье на пули, — бормочет Морок. — Везде, блядь, словит, даже где людей нет. Только не говори, что то самое.

— Конечно, то, — беззвучно ржет, дергая ствол с предохранителя.

— Подожди, — подползаю, накрываю его руку со стволом. — Может, еще охотники. Хрен знает.

Но Тигр даже не слушает.

Стреляет тупо вперед. Наугад.

Хренею, — слышится вопль и отборный мат. Попал. Попал, сука, не глядя.

И явно не охотники, судя по тому шквалу свиста, который летит тут же в нашу сторону. Наученные люди. Вышколенные.

Ни хрена в тесноте не видно.

Приходится по старинке, вспоминая старые методы.

Палим — и перекидываемся, переворачиваемся, катясь со старого места по сторонам.

Сколько их тут может быть?

Некислый отряд, судя по всему.

— Морок! — катится рядом со мной, но рукой пачкаюсь о что-то горячее и липкое.

— Все нормально, — шипит, перекатываясь дальше, в сторону.

А я уже забыл, что это такое — свист пуль.

Но ни хера — тело все помнит.

Группируется в момент. Плюнув на все, просто поднимаюсь. Встаю во весь рост. Иду, поливая все направо и налево. Благо, запас позволяет. Не просто засаду убрать, маленькую войну пережить.

Это рефлекс. Разумнее было бы, конечно, затаиться. Выстрелить и спрятаться за дерево. Или перекатываться вот так, по снегу, с одиночными выстрелами.

Но тело помнит, что это такое — когда терять нечего.

Когда поднимаешься и идешь, — на свою смерть или чужую, ни хрена не думая.

Глаза другими становятся. Видно все, как днем. Ни хера нет страшного.

Вижу пятерых у сложенных горкой камней, — там, видно, давно обустроились, костер был. Еще несколько — в рассыпную. Ни хера страшного, ничего серьезного. Машу рукой своим, прицельно отстреливаю тех, кто впереди.