Алисса Наттинг - Тампа (ЛП)
У меня вошло в привычку во время обеда, следующего прямо за третьим уроком Джека, забегать в столовую с тем, чтобы отметить про себя его местонахождение, и при случае даже посмотреть как он ест. Еще не прошло месяца с начала учебы, как я уже коварно вытеснила его сверстниц прямо под носом у заветной цели. Без всякого сомнения, были толпы учеников, не только из моих классов, которые следили за мной, когда я потягивала через трубочку шоколадное молоко, стоя во влажном смоге перед одним из больших промышленных вентиляторов по углам столовой; поток воздуха поднимал и трепал мои выбивающиеся из пучка на затылке волосы. Индикатор над входом в столовую с звуковым сигналом и тремя цветами должен был следить за уровнем шума: зеленый сообщал, что ученики разговаривают с приемлемой громкостью, желтый — предупреждающий уровень, красный же сопровождался звонком, что означало наказание в виде полного молчания. Однажды, когда красный загорелся, один из дежурных трижды просвистел в свисток, и каждый, кто впредь пытался заговорить, был пойман и оставлен после уроков. Но сейчас горел зеленый. «Великого Гэтсби» проходят в девятом классе, а не восьмом, и я, уставившись на лампочку, предалась мечтам о нас с Джеком. Мы сидим в моем кабриолете, полностью голые, я давлю педаль в пол, позволяю ветру бить по нашим телам; это прелюдия.
Джанет доставляло радость разрушать такие идиллические моменты — однажды я была почти готова свернуть ей шею. В тот раз Джек принес на обед пачку «Twizzlers»[2]. У меня открывался на него отличный вид между спинами согнувшихся маленьких девочек, вероятно, шестиклассниц, сидевших за столом перед ним. Один за другим, он откусывал куски от длинной красной конфеты, оттягивая их, перед тем как оторвать, и обнажая при этом зубы хищника; он начинал медленно жевать и его губы увлажнялись. Мое внимание было так сосредоточено на этой картине, что я не слышала Джанет, пока та не подошла вплотную, сипя, как респиратор, прямо в мое ухо.
«Розен устроил чертову охоту на ведьм, черт его побери», — заявила она. Я очнулась от транса, внезапно став уязвимой для всех противных запахов и звуков в помещении. Сегодня был день чили, и желтые мусорные баки по всей столовой были заполнены чесночными отходами. Джанет зашлась мокрым кашлем, полезла в карман своих широких штанов и выудила оттуда запятнанный платок. «Приперся сегодня на середину моего урока, без всякого предупреждения. Я дала им групповое задание, а эти маленькие говнюки расползлись по всей комнате. Некоторые залезли на парты, как бабуины».
«Здравствуй, Джанет», — я вернулась взглядом к столам и почувствовала, что меня охватывает паника: Джека нигде не было видно. В отчаянии я завертела головой, пытаясь отыскать его в разных концах столовой. Мне пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы не поддаться желанию окрикнуть его по имени.
«Хотела бы я взглянуть на него, пытающегося рассказать им о бывшем СССР. Но это дело не намазано медом. Он сидит в своем большом прохладном офисе целыми днями, ему не приходится управляться с классом. Он бы и мили не прошел в моих туфлях».
Я кивнула, с серьезным видом поглядев на ее ноги. Интересно, если бы я подарила ей пару туфель без липучек, она бы стала их носить? Скорее всего, нет. Часто она снимала обувь в учительской, приговаривая: «Щеночкам нужно подышать», а когда она одевала туфли обратно, ей даже не нужно было наклоняться и что-то завязывать. Она просто зацепляла ремешки на липучках вокруг сопротивляющихся мозолистых пяток.
Когда она стояла перед вентилятором, одежда облепляла выступающие части ее тела, обычно скрытые под мешковатой одеждой. «Просто сыграй в эту игру, Джанет. Пусть он видит то, что хочет видеть, — сделай так, чтобы он не дышал тебе в затылок». Угольные кудри ее химической завивки нависали над ее головой как облако черного смога. С одним глазом, приоткрытым шире чем другой, она напоминала собой выжившего в крушении, — потрепанная судьбой, но все еще готовая идти наперекор всем невзгодам.
«Говорит, что хочет, чтобы я способствовала созданию атмосферы взаимоуважения. Мешок конского дерьма. Эти дикие собачата не будут знать никакого уважения, если не держать их за яйца твердой рукой».
«Держа их за яйца, действительно можно добиться уважения?» — спросила я.
«Да ты только посмотри на них. Это же Нэшнл Джиогрэфик какой-то. Будущее безнадежно». Это едкое замечание было направлено в сторону сидевшего за ближним столом рослого ученика. Хот-дог замер на полпути к его рту, он перестал жевать чтобы посмотреть прямо на Джанет.
«Наверное, стоит отложить эту тему на внерабочее время», — прошептала я. Краем глаза я заметила, как мелькнула знакомая серая рубашка. Повернув голову, я увидела, что Джек с приятелями переместились во двор и теперь сидели на краю кирпичной кадки для растений. Ребята в центре были увлечены разговором с двумя девочками в коротких шортах. Из-за того, что они говорили, девочки с притворным возмущением толкали их в плечо, при этом не переставая смеяться. Джек сидел с краю. Он ничего не говорил девочкам, но участвовал в обсуждении. «Прошу извинить меня, Джанет». Она все еще бубнила, когда я пошла прочь, на ходу расстегивая верхнюю пуговицу блузки. Выходя через дверной проем наружу, я постаралась придать своей походке ее лучшие качества. Глядя прямо перед собой, я прошла через весь двор настолько близко к Джеку, насколько можно было пройти, не задев его. Его компания замолкла, когда я прошла мимо; я чувствовала как их глаза обратились на меня. Пройдя пару футов, я услышала как один из его друзей присвистнул. «Уматно горячая штучка», — сказал он. Раздался смех, потом его перекрыл голос одной из девочек. «О боже мой, Крейг», — упрекнул он, — «Она же учитель». Это было то отношение, которое должно укорениться в сознании Джека, — что я больше похожа на него, чем на его мать.
Вторую половину дня я просидела на занятиях у самого кондиционера, пытаясь, насколько возможно, остудить циркулирующий по моему телу ток. От этого одна сторона моего лица почти онемела. Я знала, что нельзя западать на одного конкретного ученика так рано, что я не должна так безрассудно желать его. Мое помешательство на Джеке означало, что я все ближе и ближе к тому, чтобы попытаться ускорить контакт. Такая поспешность может ослепить меня, так что я не замечу предупреждающих знаков и подвергну себя ненужному риску. Я должна была оставаться верной плану, но мне уже казалось, что эту битву мне не выиграть.
От первых актов «Ромео и Джульетты», повторенных пятый раз на дню, моя голова начала тяжело опускаться на спинку стула. Благодаря кондиционеру она чуть ли не покрывалась инеем, но он был не в состоянии охладить непрекращающееся покалывание, из-за которого я то скрещивала, то раздвигала ноги, снова и снова. В этот момент мне захотелось, чтобы мои половые органы были протезами, чтобы я могла сбросить их прочь. Вся моя жизнь сопровождалась постоянным гулом их возбуждения, они пели о своих требованиях. И куда бы я не посмотрела, — были юные тела мальчиков. Мне приходилось смотреть на их пальцы, отбивающие барабанную дробь по партам, на их зарождающиеся бицепсы, когда они поднимают руку, чтобы почесать ухо, на их розовые бутоны язычков, высовывающихся наружу и облизывающих губы. К концу дня моя голова шла кругом от запахов феромонов, въевшихся в стены, словно те были выкрашены свежей краской.
