Пьер Луис - Афродита
— Богатство.
Родис широко открыла свои большие глаза и воскликнула:
— Неужели ты провела ночь с царицей?!
— Нет, — засмеялась в ответ Кризи, — но я стану богаче ее. И могущественней. Тогда проси о чем хочешь! Что тебе нужно?
— О, мое желание неисполнимо, — отмахнулась Родис, но Миртоклея вмешалась:
— В Эфесе есть такой закон: если две девственницы, достигшие половой зрелости, любят друг друга, — вот как мы с Родис, — им разрешено пожениться. Они идут в храм Афины, куда жертвуют свои пояса девственниц, затем в святилище Арсинои, чтобы оставить там смешанные пряди их волос, и, наконец, под перистиль храма Дионисия, где той, которой больше подходит роль мужчины, вводят в лоно тонкий золотой кинжал и дают белый лоскут, чтобы оставить след крови. Вечером ту из двух, которая будет женой, в повозке, украшенной цветами, везут при свете факелов и под аккомпанемент флейт в новый дом. И впредь они обладают всеми правами супругов; они могут удочерить маленьких девочек и дозволять им участвовать в своей интимной жизни. Их уважают. Они семья. Здесь, в Александрии, нет такого обычая. Вот мечта Родис...
— Закон будет, — сказала Кризи. — Вы поженитесь, обещаю.
— О, неужели это возможно! — в один голос воскликнули девушки, порозовев от счастья.
— Да, и я не спрашиваю, кто из вас двоих будет мужем! Но ты, Мирто, обладаешь всем необходимым, чтобы создать эту иллюзию. Какая ты счастливая, Родис, имея такую подругу! Что и говорить, истинную любовь редко встретишь!
Тем временем они приблизились к дому Кризи, где на пороге сидела Джала и ткала льняное полотно. Рабыня поднялась, чтобы пропустить хозяйку и ее подруг, и вошла следом.
В одно мгновение музыкантши сбросили свою незатейливую одежду. Они быстро омыли друг друга в большом фонтане зеленого мрамора, вода из которого стекала в бассейн, и бросились на постель.
Кризи смотрела на них с легкой улыбкой, но ничего не видела. В ее памяти, слово за словом, бесконечно повторялся разговор с Деметриосом. Она не заметила, как Джала отвязала и свернула ее шафрановую тунику, сняла пояс, ожерелья, браслеты, кольца, серебряные змейки с запястий, убрала золотые шпильки из прически, и только распущенные волосы, защекотавшие спину, заставили ее очнуться.
Она взглянула в зеркало.
Или боялась она увидеть, что недостаточно красива, чтобы удержать этого нового любовника — а его нужно было удержать! — после всех тех безумств, которые она потребовала от него? Или просто хотела вновь убедиться в своей неотразимости?
Она разглядывала в зеркальце все свое тело, не переставая поглаживать и ласкать себя. Она пристально осмотрела свою белую кожу, словно проверяла ее нежность и теплоту. Оценила упругость живота и полноту грудей. Прищурилась от сияния своих волос. Затем испытала могущество своего взгляда, чувственность своего рта, жар своего дыхания и покрыла медленными поцелуями свою обнаженную руку от подмышки до локтя.
Странное смешение нетерпения и гордости, смущения и уверенности в себе охватило ее. Она повернулась, как будто ища поддержки, и, увидев на своей постели двух девственниц, бросилась между ними, обвила обеих руками с какой-то безумной страстностью, и ее длинные золотистые волосы, разметавшись, укрыли всех троих.
Сады богини
Храм Афродиты-Астарты был воздвигнут на окраине города, в огромном тенистом парке, полном цветов, где воды Нила, подводимые семью акведуками, поддерживали жизнь растений даже в разгар засухи. Этот благоухающий лес на берегу моря, эти ручьи, озера, аллеи, тенистые лужайки были созданы в пустыне более двух веков назад первым из династии Птолемеев. С тех пор тоненькие смоковницы превратились в гиганты, лужайки — в заросли трав, и природа обратила парк в Страну Вечной Зелени.
Да, это был целый мир, замкнутый в каменных границах и подчиненный богине, — душе и средоточию этой маленькой Вселенной. Чудилось, деревья и травы покорно тянутся в кольцеобразной террасе длиною в восемьдесят периодов и высотою в 32 фута. Это была не просто стена: это был целый город из четырнадцати сотен домов. Именно столько куртизанок, представлявших семьдесят стран, обитали в этом священном городе любви.
Их домики представляли из себя следующее: дверь из красной меди (священного металла богини), на которой висел молоточек в виде фаллоса, которым надо было стучать по выпуклому изображению женского лона; ниже было выбито имя куртизанки.
По обе стороны от входа находились две спальни, не отделенные от сада стеною. Комната справа называлась «приемной спальней»: здесь куртизанка, разодетая и накрашенная, восседала на особом кресле, заманивая мужчин. Комната слева предназначалась для любовников, которые желали бы провести ночь на открытом воздухе, но отнюдь не в сырой траве. Коридор вел в просторный мраморный двор, в центре которого находился овальный бассейн. Перистиль днем давал тень и защищал от зноя все семь комнат дома. В глубине двора возвышался жертвенник из розового гранита.
Женщины привезли из своих стран маленькие статуэтки богини, и, водрузив на домашний алтарь, поклонялись ей и возносили молитвы на своем языке, часто не понимая друг друга. Лакшми, Ашторет, Лилит, Киприда — так называлось на разных языках единое обожествленное наслаждение. Некоторые воздавали почести богине в символической форме: розовой галькой, заостренной раковиной... Большинство воздвигало на своем алтаре грубую статуэтку с худыми руками, обвисшими грудями и безобразными бедрами, которая повелительно указывала на свой живот или кудрявый лобок.
Это были самые древние изображения богини. К ее ногам возлагали миртовые ветви, лепестки роз и курили фимиам каждый раз, как богиня снисходила к их мольбам. Она ведь знала обо всех их радостях и невзгодах, она была свидетельницей их неустанного труда, а также невольной соучастницей их наслаждений. Когда же хозяйки комнат умирали, принадлежавшие им статуэтки погребали с ними, словно стражей, уложив в маленькие саркофаги.
Самые красивые девицы прибывали из Азии. Каждый год корабли, доставлявшие в Александрию дары союзников или дань побежденных, выгружали на пристани, рядом с тюками, сотни девственниц, избранных жрецами для священной службы в священном саду. Это были иудейки и фригийки, сириянки и критянки, дочери Вавилона и Исфагана, девушки с берегов Жемчужного пролива и реки Ганг. У одних была белая кожа, светлые глаза и пышные груди, другие же были темны, словно земля под дождем, носили золотые кольца продетыми в ноздри, а короткие курчавые волосы не достигали и плеч. Были здесь девушки из более дальних, никому не ведомых стран, — хрупкие и медлительные, похожие на желтых обезьянок. Никто не понимал их речи. Глаза у них были раскосыми, а свои черные, очень длинные и прямые волосы они причесывали довольно странно. Всегда эти девушки оставались застенчивыми и пугливыми, словно заблудившееся животное. Они умели великолепно обращаться с мужчинами и доставлять самое острое наслаждение, но отказывались целовать в губы. В перерывах между любовными играми с мужчинами они усаживались, скрестив свои крохотные ножки, и невинно, печально забавлялись друг с дружкой.
