Эммануэль Арсан - Эммануэль. Римские каникулы
– Где ты была?
– Я ходила за подарком для тебя.
Мервея ложится рядом с ней, прилипает к ее горячему телу, покрывает поцелуями.
– Это я должна заплатить тебе на этот раз.
– Нет. Речь идет о настоящем подарке. Ты его заслужила.
– И что это такое?
Прежде чем ответить, Мервея обхватывает ее руками и прижимает ее грудь к своей. Ее колено слегка раздвигает ноги Эммануэль.
– Поцелуй меня, – говорит она.
– Как только что?
– Еще лучше.
Новый аромат, горький и пахучий. Она собирает его сначала на губах, потом – языком, она глотает его. Ее руки блуждают по влажной коже… Эммануэль начинает лизать ее ладони. Мервея зажигает прикроватную лампу, и та отбрасывает яркий свет на нежное тело.
Эммануэль находится в районе паха, находит два щедрых источника в складках бедер, раздвигает глубокие пределы таза, потом поднимается выше, заглатывает соски, пьет, как из фонтана. Дрожа, она перемещается к последнему источнику и теряется в нем, как зверь, обезумевший от жажды.
Она засовывает внутрь язык и испытывает наслаждение, как если бы пронзили ее саму. Ее партнерша достигает острого оргазма, она сотрясается в судорогах.
– Достаточно! – кричит Мервея, отталкивая ее коленями и откатываясь в угол кровати.
Эммануэль откидывается назад. Кажется, что ее сердце сейчас лопнет. В одном из зеркал она видит, что ее лицо стало совсем бледным.
«Я сейчас умру, – думает она. – Я сейчас умру».
Можно ли представить себе более красивую смерть?
– А теперь дай мне твой подарок, – тихо просит она.
Любовница с трудом поднимается с кровати и выключает свет.
– Оставь его включенным. Я хочу видеть.
– Нет. Он не хочет, чтобы ты его видела.
Эммануэль поднимается на локте. Мервея уже стоит в дверях.
– Кто?
– Мой подарок. Мой любовник.
Для Эммануэль это удар. Но из них двоих у нее наиболее ясная голова, и она сильнее. Жан мог бы гордиться ею.
«Вот, – думает она, – она занималась этим, потому что ее любовник увидел меня и захотел. Но это не умаляет нашего взаимного удовольствия. Может быть, я бы тоже так наслаждалась, если бы готовила женщину для Жана. И Ариана так же готовила меня для Жильбера… Но здесь что-то другое. Меня не предупредили. А она не потеряла свой вкус к интригам, эта Мервея…»
– Он что, так уродлив, что ты боишься мне его показать? – спрашивает она.
– Он более красив, чем все мужчины, которых ты когда-либо знала, но он отказывается войти сюда при включенном свете. Вот и все.
– И он не хочет увидеть, по крайней мере, меня? Он что, так доверяет твоему описанию?
– Он тебя уже видел!
– В аэропорту?
– Нет. Когда мы занимались любовью. Он два часа смотрел на тебя.
Мервея отходит к стене, отодвигает в сторону одно из зеркал, самое большое, то, что висит прямо напротив кровати, и в стене вдруг обнаруживается отверстие, закрытое стеклом, за которым царит тьма.
– Вот откуда он наблюдал за тобой, – говорит она, закрывая поддельное зеркало.
Эммануэль вовремя подавляет свое возмущение. Она снова чувствует себя сильной. А вот еще несколько часов назад она бы точно разрыдалась. Разъяренная и исполненная боли, ибо с ней затеяли игру без ее ведома, как, в своем роде, сыграл с нею и Жан.
– Вот почему ты заставила меня говорить?
– Ему так нравится. Это… итальянский вкус.
– А тебе?
– Мне… Это немного слишком! – восклицает Мервея. – Я буду наказана: он не хотел, чтобы я получила наслаждение. Я должна была просто возбудить тебя, а потом бы вмешался он. Но я нарушила обещание.
– Ты хотела заняться любовью со мной?
– Я все еще люблю его.
Мервея делает ей знак. Эммануэль послушно тушит лампу. Тем не менее она оставляет руку на выключателе с намерением включить ее снова, как только войдет взыскательный гость. Но в конце концов она решает показать себя такой же преданной, какой Мервея была с ней, вероятно, в первый раз в своей жизни.
«Я все еще люблю его, – злорадствует она, – даже если она должна передавать меня всем своим клиентам. Но это – не клиент. Это ее любовник. Она говорила о подарке. И у нее нет привычки использовать заурядные термины. Итальянский любовник».
Она чувствует, что кто-то вошел в комнату, приближается… Дыхание вошедшего человека смешивается с дыханием Мервеи, и она широко открывает глаза. «Вот, – думает она, – теперь у меня будет мужчина». Что-то вроде изысканной тоски охватывает ее. Это первый случай, когда ее возьмут вот так, в темноте. А если Мервея солгала? А что, если это монстр, чье лицо изуродовано волчанкой?
Ее глаза привыкли к темноте. Она начинает различать во тьме два силуэта, которые постепенно уменьшаются. Силуэт Мервеи более четкий, с ее гривой и маленькой торчащей грудью. Мужчина же очень высокий, кажется худым, с подвижными руками и ногами. Он пока еще одет. Эммануэль слышит легкий шелест снимаемой одежды, которую бросают на ковер. Затем силуэт мужчины склоняется, и Эммануэль догадывается, что он снимает брюки. Два глухих стука говорят о том, что он сбросил ботинки. Молодая женщина чувствует близкое дыхание Мервеи, чьи волосы щекочут ей щеку.
– Как ты впустила его? – спрашивает она.
– Легко. Но теперь замолчи. Ты будешь говорить, только когда он попросит тебя.
Маслянистые губы Мервеи касаются ее губ, а потом ее любовница отходит в темноту. Эммануэль следует за ней рукой, берет ее грудь и сжимает в своей ладони. Она чувствует пальцами жесткость соска и улыбается в темноте. В то же самое время кровать начинает скрипеть под тяжестью нового тела, и волосатая нога мужчины прикасается к ее ноге. Большая рука деликатно опускается на ее живот. Теперь Эммануэль ничего не различает в темноте, кроме светлых пятен зеркал. Свободной рукой она хочет приблизить к себе лицо мужчины. Она прикасается к его лбу, а потом касается волос, мягких и густых.
Она гладит его по голове и понимает, что волосы кудрями спускаются к затылку. Неохотно она оставляет грудь Мервеи, чтобы уже двумя руками продолжить свое расследование.
Ее пальцы следуют по линии прямого носа, по чувственным губам, которые она раздвигает пальцами, словно вульву девственницы. Зубы кажутся ей великоватыми, но вполне ровными, а на энергичном подбородке обнаруживается ямочка, выдающая характер неизвестного. Его запах говорит о молодости. Эммануэль думает о запахе Жана, Жильбера, большого моряка и ее первого любовника в самолете… Они пахли мужчинами чистыми и ухоженными, самцами, и их запах был так не похож на почти женственный аромат, исходящий от этого неизвестного.
Пока Эммануэль занимается своими исследованиями, мужчина остается неподвижным. Только его крупная рука дрожит на животе женщины. Эммануэль хочет, чтобы она опустилась чуть ниже. Проведя по его запястью, она чувствует пальцами металлический браслет, в который встроены два камня, один овальный и один квадратный. «Это правое запястье», – отмечает она.
