Закон Уоффлинга (СИ) - "Saitan"
Том поднялся из-за стола, держа спину прямо.
— Прощайте. И удачных каникул.
Он попрощался со своим факультетом, больше у него не было никаких дел в этой школе. Те, кого он когда-то называл своими марионетками, оказались просто людьми, от выбора которых зависело будущее, не только их личное, но целой страны. Уж теперь Том знал, как самая незначительная мелочь может повлиять на судьбы других.
Марионеток никогда не было. Они могли существовать только в его голове, как и внутренние голоса.
Когда двери большого зала захлопнулись за ним, Том ощутил свободу на кончике языка. Он и не знал, что у неё вкус последнего бокала тыквенного сока.
Незадолго до отбытия поезда, уносящего школьников на каникулы, к нему в комнату зашёл Теодор.
— Ты ведь не вернёшься в школу, да? — без обиняков спросил он, едва переступил порог.
Том окинул внимательным взглядом его решительно сжатые губы, насупленные брови и горящие пониманием глаза и кивнул.
Он уже собрал чемодан. Все письма были написаны, все долги возвращены, все средства собраны. Он отправил Гарри подарок на Рождество: маггловскую куклу, которая напоминала его, как и обещал когда-то. Теперь оставалось только ждать и надеяться.
— Я так и знал, — кивнул Теодор и вдруг протянул ему руку.
Том аккуратно пожал сухую ладонь, а затем с удивлением поймал плюхнувшийся из неё кожаный увесистый мешочек.
— Что это? — с недоумением поинтересовался он.
— Деньги, — невозмутимо ответил Нотт, вскинув подбородок. — Я копил их для приданного, чтобы просить руки Блейза у его отчима. До того, как он сломал шею на охоте, конечно. Но я надеялся, что вскоре появится новый. Теперь я считаю своим долгом отдать их тебе, за ту боль, что он причинил Гарри. Тебя я не оправдываю, ты сам знаешь, каким ты был. Но Гарри… Он заслужил этой виры{?}[ мера наказания за убийство, выражавшаяся во взыскании с виновника денежного возмещения. Также вирой именовалось денежное возмещение за другие преступления.]. Ты же не сбежишь без него, да?
Том аккуратно поднял мешочек за тесёмку, не понимая, как вообще на это реагировать, и решительно кивнул.
— Там пара тысяч галлеонов. Хватит, чтобы обустроиться и на первое время, — небрежно сказал Нотт, словно для него пара тысяча галлеонов — это просто пшик.
Хотя, для него так и было, должно быть. Ему на день рождения дарили подарки, стоящие дороже. А Том никогда в жизни не держал в руках такую кучу золота.
— Думаешь, Блейз бы одобрил? — спросил Том.
— Нет, конечно, — Тео поджал губы и отвернулся. — Он тебя ненавидел и желал твоей смерти, а Гарри мечтал заполучить себе. И у него почти получилось вас разлучить, да? Если бы он был жив, он бы плясал от счастья. Раньше у него всегда получалось избавляться от конкурентов.
Том заподозрил неладное, но не стал расспрашивать. Очевидно, Нотту было тяжело говорить об этом. Прошлое должно остаться в прошлом.
— Спасибо, Теодор, передай старушке МакГи, чтобы не искала меня. Ей хватает проблем после потери наставника, — Том крепко пожал его ладонь второй раз и подумал, что в кои-то веки сделал верный поступок, тогда, пару месяцев назад, когда решил не наказывать Тео, а отпустить вместе с теми знаниями, которые получил от Снейпа.
Кто же знал, что это спасёт Гарри, а затем и обеспечит их деньгами?
Дамблдор в мире мёртвых, должно быть, сейчас с радостью потирает свои ладошки, попутно треская лимонные дольки, и говорит что-нибудь о искренней дружбе и любви. Непременно пафосное, возвышенное и загадочное, как его розовая мантия с жужащими шмелями в венках из чертополоха.
— Удачи вам, — кивнул Теодор. — Надеюсь, когда-нибудь снова увидимся, и мир ещё не будет лежать в руинах у ног Драко.
— Думаешь, он что-то задумал? — поинтересовался Том.
— Уверен, — покачал головой Теодор. — Он всегда был отменным гавнюком, а теперь ещё и озлобился. Надеюсь, у него не хватит силёнок. А если хватит, ты его остановишь.
Он ушёл, оставив Тома в глубоких раздумьях.
Дружба, искренность… Наверное, они тоже имели смысл, как и любовь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Ему почудился хриплый смех и перезвон колокольчиков в бороде.
— О, заткнись, Дамблдор! — раздражённо выкрикнул он в потолок. — Без тебя знаю!
Старик слишком долго промывал ему мозги, вот и мерещится всякое.
У трактира было безлюдно и жутко холодно. Все приличные волшебники уже спали, напившись грога и эля, а неприличные бесновались в этом самом трактире, не думая казать носа на улицу.
Том переминался с ноги на ногу и потирал ладони друг о друга, не рискуя колдовать. Он не знал, в каком часу родился, потому не мог предугадать, когда падёт надзор за несовершеннолетними. Часы показывали одиннадцать, а значит, у него был ещё час неопределенности.
Пал надзор, или ещё нет.
Придёт ли Гарри…
Том вёл себя, как образцовый раскаявшийся волшебник. Не встревал в конфликты, был тише воды и ниже травы, прилежно выполнял все домашние задания и бросил плести интриги.
Отец Гарри должен был ослабить контроль над сыном! Особенно в новогоднюю ночь. Том читал, что во время праздников уровень преступности взлетает втрое, а значит, Джеймс либо работает, либо уже пьян.
Идеальная ночь для побега. Но решится ли Гарри?
Стоя в тени переулка, на холоде, рядом с лужей блевоты, Том как никогда ясно понял, как жил Гарри.
Он никогда не побирался на улице, никогда не воровал, никогда не был избит за то, что в нём сидит антихрист. Он не знал холода и голода, он всегда мог попросить помощи у родных и получить её.
Он вынес много страданий, но они не были связаны с теми бедами, через которые прошёл Том. Гарри не приспособлен к самостоятельной жизни, он не может жить без всех этих цветных ковриков и пузатых чайников, без сладостей и мягкой кроватки. Это Том привык довольствоваться тем, что есть, привык выживать день за днём. Его не смущали пустой желудок и холод, пробирающий до костей, он привык заботиться о себе сам.
А что Гарри? Он же совсем домашний.
Часы пробили полночь, где-то вдали взмыл в небо огненный дракон, из трактира раздались громкие тосты пьяных волшебников.
Том вышел на освещённую площадку перед входом в трактир, но не заметил никого, похожего на Гарри. Две пьяные ведьмы со смехом пытались запустить шутиху, старый хрыч в малиновом котелке и старомодной мантии в рюшах блевал в тёмный от копоти из каминной трубы сугроб. Из окон трактира зазвучала старая песня про приключения рыбака Арчи.
Гарри не пришёл.
Может, так оно было лучше.
Том и правда не знал, каково ему будет вырваться из родительского дома, лишиться денег и поддержки. Это он был беспризорником, которому плевать, на чём спать и что есть. Который привык рисковать, менять местоположение и приспосабливаться к любым условиям.
Он заставлял Гарри кардинально изменить его жизнь, уйти из привычной обстановки в неизведанный, пугающий мир. Это было очень эгоистично, на самом деле.
Воображаемый Дамблдор, восседающий на пушистом облачке в васильковой мантии, хлопнул в ладоши, и Том погрозил небу кулаком.
В двадцать минут первого из трактира на коленках выполз парень в одной рубашке и уткнулся лицом в снег. Том решил, что надзор уже спал, и наконец-то наколдовал согревающее заклинание, а заодно и утеплил ботинки. Он уже не чувствовал пальцев на ногах. У него никогда не было денег на тёплые хорошие ботинки, всё, что он зарабатывал, помогая другим студентам или выполняя переводы, он тратил на новые книги. Уж ботинки его мало волновали. Но Гарри наверняка волнуют такие мелочи.
Он любил красивые мантии. Красивые перья. Красивые свитера и красивые побрякушки.
Мог ли Том лишить его всего, к чему он привык?
Наручные часы показали час ночи.
Глупо было ждать и дальше. Гарри не пришёл, и Том не мог его винить за это. Он слишком его любил.
И что, если сердце развалилось на куски и заледенело, как подтаявший за день утоптанный снег под ногами? Что с того, если он чувствовал себя разбитым и ненужным? У Гарри есть любящая семья, и после всех своих страданий он заслужил счастья. Пусть Тома рядом не будет, вскоре он перерастёт это, забудет, и станет жить дальше. Ему всегда казалось, что чувства Гарри не так интенсивны, как его собственные, что на него их связь влияет меньше, значит не так много. Помимо Тома, у него было всё, а у Риддла не было ничего, кроме него.