Маркиз де Сад - Жюльетта. Том II
— Я совершенно согласна с тобой, — сказала Клервиль, — и в то же время хочу добавить, хотя это может показаться вам невероятным, что есть распутники, которые обосновывают свои страсти именно такими верованиями. Я знала в Париже одного человека, который платил золотом за тело только что похороненного подростка — неважно, мальчика или девочки, — умершего насильственной смертью; труп доставляли к нему домой, и он вытворял всевозможные ужасы над этим не успевшим разложиться телом.
— Давно известно, — заметила я, — что свежий труп может доставить поистине неизъяснимое удовольствие; мужчины особенно ценят судорожные сжатия мертвого ануса.
— Действительно, — добавила Клервиль, — в этом есть нечестивость, которая подхлестывает воображение, и я обязательно испробовала бы это, если бы была мужчиной.
— Такая прихоть, по-моему, приводит в конце концов к убийству, — сказала я, — так как, найдя в трупе весьма пикантный предмет удовольствия, человек вплотную подходит к поступку, который позволит ему разнообразить свои развлечения.
— Возможно, — кивнула Клервиль, — но пусть этот вопрос нас не волнует. Если убийство — большое удовольствие, вы согласитесь, что оно никак не может быть большим злодеянием.
Между тем солнце уже клонилось к западу, и мы поспешили в Поццуоли, избрав обратный путь мимо развалин виллы Цицерона.
Вернулись мы поздно, но толпа оборванцев по-прежнему ожидала нас у дверей. Рафаэль объяснил нам, что поскольку распространился слух о том, чю мы приветливы с мужчинами, почти все живущие по соседству явились предложить свои услуги.
— Вам нечего бояться, — прибавил наш проводник, — это приличные люди; они знают, что вы хорошо платите, и они так же хорошо будут сношать вас. У нас в стране просто смотрят на такие вещи, и вы не первые путешественницы, которые испытали крепость наших мышц.
— День сегодня был не особенно насыщенный, — заметила Клервиль, — да и негоже нам отвергать услужливых и приятных людей. Я всегда считала, что лишние физические упражнения лучше расслабляют тело, нежели пассивный отдых, посему предлагаю заняться трудами Венеры и забыть о заботах Аполлона…
Но к тому времени мы удовлетворили все потребности Природы и, насытившись распутством, могли окунуться только в самые глубины мерзких излишеств.
Из сотни мужчин мы отобрали три десятка с гигантскими мужскими атрибутами; все они были не старше тридцати, и не менее тридцати сантиметров в длину были их члены; кроме них мы купили десять крестьянских девочек от семи до двенадцати лет и после роскошного и продолжительного обеда, за которым было опустошено три сотни бутылок фалернского, выстроили своих копьеносцев в цепочку: каждый стоял на коленях, вставив член в задницу впереди стоявшего, и мы обошли весь строй, заставив каждого лобзать нам ягодицы. После вступительной церемонии, когда эрекция их достигла предела, они по одному подходили к нам, вкладывали свои вздыбленные органы в руки девочек, и те направляли их в наши анусы или вагины. В следующей сцене каждая из нас взяла на себя пятерых мужчин: трое сношали нас в отверстия, двоих мы возбуждали руками, а в это время девочки, окружив нас и взобравшись на стулья, орошали наши сплетенные тела струйками мочи — такое купание, на мой взгляд, действует очень возбуждающе во время совокупления. Потом алтарями стали только наши ягодицы, все тридцать прислужников по очереди совершили содомию с каждой из нас, и в продолжение этого акта девочки беспрестанно обсасывали нам рот и клитор. Вслед за тем трое малышек лизали нам влагалище, трое целовали в губы, а остальные руками массировали мужские члены, которые извергались нам на грудь и живот; потом мы изменили композицию и заставили девочек тереть все тридцать головок о наши клиторы, по одной усадили себе на лицо и лизали им вагины или задний проход.
После короткой передышки мы перешли к флагелляции. Сначала выпороли мужчин, которые в это время также наказывали девочек; затем велели привязать себе руки и ноги к кровати, и каждый участник выдал нам по сотне ударов; в продолжение экзекуции мы мочились в рот девочкам, стиснув бедрами их головы; потом отдали юные создания на потеху мужчинам, которые самым жестоким образом лишили их девственности в обоих местах. Вслед за тем мы сами устроили детям хорошую порку, заставив мужчин пинать и награждать увесистыми тумаками наши задницы; только доведя нас до ярости таким немилосердным обращением, они получили право еще раз совершить содомию; после чего мы подвергли девочек всевозможным унижениям: пускали им в рот газы, мочились и испражнялись на лицо и заставили проглотить все до капли. В завершение мы шелковыми бечевками привязали к потолку все фаллосы, смочили мошонки коньяком, потом поджигали их и, разогрев таким путем истощенные чресла, добились последней эякуляции.
Мы были чужими в этом городе и, хотя имели королевскую индульгенцию и соответствующие бумаги были у нас при себе, воздержались от дальнейших утех, чтобы не настроить население против себя; щедро вознаградили всю ораву, отправили ее по домам, а сами продолжили приятную и познавательную прогулку. Совершили короткую поездку на острова Прочида и Ишиа и на следующий день возвратились в Неаполь, по дороге осмотрев еще несколько развалин, которые впечатляли своим почтенным возрастом, и множество современных загородных поместий, уютных, живописных и очаровательных.
В наше отсутствие Фердинанд справлялся о нас, и мы поспешили рассказать ему о незабываемых впечатлениях от окрестных красот. Он с явным удовольствием выслушал нас и пригласил на ужин во дворец князя Франкавилла, богатейшего вельможи в Неаполе и в то же время отъявленнейшего либертена.
— Невозможно представить себе, насколько он искусен в этом деле, — добавил король. — Я попрошу его не церемониться в нашем присутствии и объясню, что мы просто хотим оценить его необычные забавы с философской точки зрения.
Во всей Италии ничто не сравнится с роскошью и величием дворца Франкавиллы; каждый день он принимал за своим столом шестьдесят гостей, которых обслуживали две сотни слуг, один краше другого. Специально для нас князь велел соорудить храм Приапа в своем саду. К этому ярко освещенному святилищу вели таинственные тропинки, обсаженные апельсиновыми и миртовыми деревьями; колонны, увитые розами и сиренью, поддерживали купол, под которым справа стоял алтарь, слева — стол на шесть персон; в середине возвышалась огромная корзина с цветами, которые были увешаны цветными лампионами и гирляндами тянулись до самого купола. Всюду, где оставалось место, группами располагались юноши, совершенно обнаженные, я насчитала их не менее трехсот. Когда мы вошли в храм, на алтаре, покрытом зеленой травой, появился Франкавилла; он остановился под символом Приапа, в честь которого мы собрались в тот вечер.
