Дж. Уорд - Разоблаченный любовник
Только вот… ничего не произошло. Не было никакого обмена. Появился лишь блок, препятствовавший изменению зла.
Глаза Старшего Лессера широко раскрылись в панике.
— Это работало… с другими. Это работало! Я видел тебя…
Бутч продолжил вдыхать, пока не стало ясно, что по какой-то причине этот был тем единственным, которого он не мог истребить. Возможно, потому, что он Старший Лессер? Кого, к черту, это заботит.
— С другими… — лепетал лессер, — с другими это сработало…
— Очевидно, не с тобой. — Бутч потянулся к бедру и вынул из ножен кинжал. — Неплохого результата можно достичь иначе. — Он замахнулся, поднимая лезвие над головой.
Лессер закричал и начал молотить руками.
— Нет! Он замучит меня! Нееееет….
Крик прервался сразу же, как убийца издал отрывистый звук и зашипел.
Бутч вздохнул с облегчением, довольный тем, что сделал.
Волна зла мгновенно омыла его, полыхая единством ледяного холода и адского жара. Его дыхание перехватило, и мерзкий смех забулькал из ниоткуда, переплетаясь с ночью. В любом человеке подобный звук родил бы мысли о собственной смерти.
Омега.
Схватив крест под рубашкой, Бутч вскочил на ноги, как только искрящееся воплощение Зла появилось перед ним. Тело Бутча восстало, но он не отстранился. Смутно, он почувствовал, как Рейдж и Ви плотнее придвинулись к нему, прикрывая его, защищая его.
— Что, коп? — пробормотал Ви. — На что ты смотришь?
Черт, они не видят Омегу.
Прежде, чем Бутч смог объяснить, характерный, отзывающийся эхом голос Зла, сотканный из ветра, зазвучал в голове.
— Итак, ты — тот самый, не так ли? Мой… сын, так сказать.
— Никогда.
— Бутч? С кем ты говоришь? — спросил Ви.
— Разве я не произвел тебя тогда на свет? — Омега еще немного посмеялся. — Разве я не дал тебе тогда часть себя? Да, дал. И ты знаешь то, что они говорят обо мне, не так ли?
— Я не хочу знать.
— Ты должен знать. — Омега протянул призрачную руку, и хотя она не сократила расстояния между ними, Бутч чувствовал ее на своем лице. — Я всегда требую того, что является моим. Сын.
— Прости, но место моего отца уже занято.
Бутч вытащил крест и позволил ему свисать с цепи. Смутно, он подумал, что слышит проклятия Ви, будто Брат понял, что здесь происходит. Но внимание его было сосредоточено только на том, что находилось перед ним.
Омега смотрел на тяжелый кусочек золота. Затем его взгляд переключился на Рейджа, Ви и дом позади.
— Безделушки меня не впечатляют. Ни Братья. Ни самые крепкие замки и двери.
— Зато я впечатляю.
Голова Омеги повернулась.
Дева-Летописица материализовалась позади него, полностью раздетая и пылающая как сверхновая звезда.
Омега немедленно изменил форму, становясь черной дырой в реальной материи: не призрак, а дымчатая черная яма.
— О, черт, — рявкнул Ви, словно они с Рейджем теперь могли видеть происходящее.
Голос Омеги донесся из темных глубин.
— Сестра, как нынче поживаешь?
— Я приказываю тебе вернуться в Дхунхд. Отправляйся туда немедленно. — Сияние усилилось, пока полностью не покрыло «воронку» Омеги.
Ветер легко донес противное рычание.
— Думаешь, сможешь меня изгнать? Как ты наивна.
— Сейчас же уходи. — Поток слов потек через ночь. Они звучали ни на Древнем Языке, ни на каком другом, когда-либо слышанном Бутчем.
Перед тем, как Омега исчез, Бутч почувствовал буравящий взгляд Зла, направленный на него, и ужасный голос повторил:
— Как же ты вдохновляешь меня, сын мой. Позволь сказать, что ты поступишь мудро, если начнешь искать родственников. Семья должна воссоединиться.
Тогда Омега исчез во вспышке белого света. И Дева-Летописица вслед за ним.
Ушли. Оба. Не осталось ничего, кроме горько холодного ветра, который очистил небо от облаков, словно грубой рукой распахнув занавеси.
Рейдж откашлялся.
— Хорошо… я глаз не сомкну в следующие полторы недели. А вы как?
— Ты в порядке? — Ви спросил Бутча.
— Да. — Нет.
Господи Иисусе… он ведь не был сыном Омеги. Или был?
— Нет, — сказал Ви. — Это не так. Он хочет верить, что это так. И хочет, чтобы ты думал, что это так. Но это не делает его историю правдой.
Была долгая тишина. Затем рука Рейджа легла на плечо Бутча.
— Кроме того, ты смотришь на вещи не как он. В смысле — эй! Ты же раскормленный ирландский белый мальчик. Он похож на… автобусный выхлоп или кучку дерьма.
Бутч посмотрел на Голливуда.
— Ты больной, знаешь это?
— Да, но ты любишь меня, правда ведь? Да ладно тебе. Я знаю, что просек тему.
Бутч засмеялся первым. Остальные присоединились, и последствия странной схватки, которой они стали свидетелями, чуть ослабли.
Когда смех затих, рука Бутча опустилась на живот.
Повернувшись, он посмотрел на особняк, ища бледные, напуганные лица по другую сторону окон. Марисса стояла впереди, ее блестящие светлые волосы отражались в лунном свете.
Он закрыл глаза и отвернулся.
— Я хочу забрать Эскалейд. Самостоятельно. — Если он не сможет побыть наедине хоть какое-то время, то просто заорет во всю глотку. — Но сначала, должны ли мы сделать что-нибудь с глимерой и всем, что они видели?
— Роф определенно услышит об этом от них, — пробормотал Ви. — Но, насколько я могу судить, они справятся сами. Кроме того, они могут заплатить их врачам, чтобы те поработи с этим дерьмом. Не наше это дело — успокаивать их.
После того как Рейдж и Ви дематериализовались обратно к дому, Бутч отправился за Эскалейдом. Сняв внедорожник с сигнализации, он услышал, как кто-то бежит к нему.
— Бутч! Постой!
Он обернулся. Марисса неслась к нему. Остановившись, она оказалась настолько близко, что он слышал пульсацию крови в ее венах.
— Ты ранен? — спросила она, оглядев его.
— Нет.
— Ты уверен?
— Да.
— Это был Омега?
— Да.
Она глубоко вздохнула, словно хотела попытаться, но знала, что он не станет говорить о случившемся. Они были не в тех отношениях.
— Прежде, чем оно явилось, я видела, что ты убил лессера. Тот… тот взрыв света был, когда ты…
— Нет.
— О. — Она опустила глаза к его рукам. Нет… она смотрела на кинжал на его бедре. — Ты дрался перед тем, как приехал сюда.
— Да.
— И ты спас того мальчика… Лэша, так?
Он поглядел на внедорожник. Грань, отделявшая его от того, чтобы наброситься на нее, крепко обнять и просить пойти домой с ним, была очень тонка. Он гребаный идиот.
— Слушай, мне нужно ехать, Марисса. Всего… хорошего.
