Your Personal Boggart - Заставь меня жить
Кусаю губы изнутри, затягивая мучительную для меня паузу. Как сказать? Как объяснить, что не всё так просто, как кажется, что он каким-то образом влияет на меня? Неспроста же между моим и его сознанием есть связь…
Может, я - так же, как и змея, - всего лишь сосуд?
Сосуд, который можно уничтожить вместе с гнилым содержимым?..
Как признаться лучшему другу в том, что во мне, скорее всего, живёт монстр?
- Я так не думаю. Ему удалось каким-то образом не умереть после Авады Кедавры и задержаться в теле змеи, но это ещё не значит, что он уязвим настолько, насколько может показаться.
Чувствую, как неосознанно напрягаются все мышцы, но Рон, похоже, ничего не замечает (или, по крайней мере, тактично не подаёт вида).
- Ладно, сейчас мы ничего не решим. Давай вернёмся ко сну, а насчёт твоего видения поговорим завтра? - предлагает он, и я тут же соглашаюсь.
Неясные образы человеческих лиц и звучный голос Волдеморта не оставляют меня в покое в оставшиеся предрассветные часы, а это, как следствие, отражается на моей работоспособности. Несчастные преподаватели вынуждены наблюдать мою макушку в течение всех занятий, в то время как я старательно, но безнадёжно борюсь со сном. Удивляюсь, как ещё Гриффиндор не лишился круглой суммы баллов.
Но самое худшее ожидает меня вечером в кабинете МакГонагалл. Она, конечно же, сдерживает своё обещание: отныне я в компании новоприобретённого врага Симуса Финнигана чищу клетки птиц и стираю пыль с книг, которые у декана имеются в огромном количестве.
Как только за высокой волшебницей закрывается дверь, я тут же хватаюсь за щётку и направляюсь к ближайшему стеллажу. Проверив, надёжна ли хрупкая на вид стремянка, поднимаюсь на четыре ступеньки вверх и провожу щёткой по самой верхней полке. Спорхнувшие хлопья пыли раздражают нос, я громко чихаю и почти сразу слышу неодобрительное фырканье Симуса с противоположного конца кабинета: сегодня ему выпадает участь возиться с клеткой чёрного как смоль ворона.
К моему же облегчению, Симус делает вид, что меня вообще не существует. Возможно, МакГонагалл провела с ним воспитательную беседу, а, может, он сам осознал свою ошибку. Когда я спускаюсь со стремянки для того, чтобы подвинуть её к следующему стеллажу, то успеваю поймать на себе холодный взгляд Гриффиндорца. Нет, ничего он не понял.
Покачав головой, стираю пыль с соседней полки, не обделяя вниманием тёмные углы за книгами, а сам думаю о ночном видении и о разговоре с Дамблдором накануне вечером.
Всё началось вполне безобидно: директор пригласил меня к себе, угостил чаем и мятным мармеладом, поинтересовался успехами в школе - скорее из вежливости - и тем, нравится ли мне новый преподаватель зельеварения. Тут-то всё и началось. Я - не тот человек, который может положительно отзываться о том, кто мне несколько…несимпатичен. Этот Слизнорт немного странноват. Как и большинство профессоров Хогвартса, он знает абсолютно всё о своём предмете, но вскоре я замечаю за ним одну особенность: он не столько любит достижения своих учеников, сколько самих учеников, притом успешных. Кто-то даже говорит, что у него на этот счёт пунктик. Он как бы «коллекционирует» лучших из лучших.
Спустя два занятия Гермиона получает от него приглашение на вечеринку в честь Рождества, которая состоится за день до нашего отъезда. Подруга рада, но почти сразу теряется: туда нужно идти с парой, а взять ей совсем некого, потому как «успехи» Рона нисколько не привлекают мастера зелий.
Однако это ещё не всё. На самом первом занятии я замечаю лёгкую растерянность в его лице всякий раз, когда он ненароком, но косится на меня. Я думаю поделиться этим с Дамблдором, но вскоре необходимость в этом отпадает сама собой: Слизнорт резко начинает вести себя вполне непринуждённо, что даже немного подозрительно. Правда, через пару дней я выбрасываю из головы все странные мысли на счёт нового преподавателя.
Мой рассказ об очередном видении заставляет директора задуматься на добрые пятнадцать минут, в течение которых он кружит по кабинету, скользя невидящим взором по каменным стенам и портретам прошлых директоров, а мне остаётся грызть ногти в ожидании и волнении. Наконец, директор занимает своё кресло и начинает издалека, а именно с истории первых переселений душ в другие тела. Спустя десять минут увлекательного рассказа я, к своему стыду, начинаю чаще моргать в попытке удержать отяжелевшие веки в открытом состоянии, а Дамблдор, наконец, подводит итог:
- Таким образом, подтверждаются наши самые худшие опасения: душа Волдеморта действительно живёт в теле змеи, и он направляет все свои силы и силы своих последователей на то, чтобы вызволить себя оттуда.
Полторы недели.
Дни идут, и у нас остаётся всего полторы недели на то, чтобы придумать, как помешать Волдеморту возродиться.
Полторы недели на то, чтобы Снейп вернулся, иначе я просто не представляю, где мне взять силы. Где мне, чёрт побери, найти силы, чтобы продолжать сдерживать эмоции, то и дело норовящие взбунтоваться. Я никому в этом никогда не признаюсь, но он дорог для меня - немного меньше, чем родители, но Снейп занимает в моей жизни столь значительное место, что в случае потери я просто не знаю, кто сможет его заместить. Говорят, нет незаменимых людей, а я скажу иначе: незаменимые люди есть. Это родители, потому что они дали тебе жизнь, это близкие родственники, потому что они всегда будут рядом, что бы ты ни сотворил, и это те люди, с которыми ты не связан родственными связями, но которые безвозмездно отдают тебе своё тепло и подставляют плечо в трудные минуты. Такие люди - на вес золота, платины, алмазов - да чего угодно, цена неважна и бессмысленна, ведь её нет как таковой. Искренность - вот что главенствует, а Снейп искренне беспокоился и заботился обо мне, хоть всеми силами старался этого не демонстрировать.
В который раз я спрашиваю у директора, нет ли новостей от Снейпа, но ответ неизменен. Единственное, директор не выглядит таким обеспокоенным, каким был в день пропажи Снейпа. Его мимика, жесты, тембр голоса - всё пронизано таким внушительным спокойствием, что мне остаётся только удивляться. Я помню, Снейп говорил мне, что директор не так-то прост, как кажется на первый взгляд, - более того, я практически не знаю старого волшебника…
В любом случае, сам я не бьюсь в истерике, хотя ничего не знаю о мастере зельеварения. Возможно, директор хорошо умеет владеть своими эмоциями, а может, он знает что-то, чего не знает никто другой, но по каким-либо причинам не желает делиться своим знанием. Пока что.
И ещё: он хоть ненамного, но усмирил бурю в моём сознании. Мы твёрдо знаем, что душа Волдеморта, часть или целая, томится в теле змеи, но не можем утверждать, что какая-то иная её часть живёт во мне. Вспышки моей злости - это отголоски боли от потери близких людей. Я запутался и растерялся, я остался практически один. Это всё объясняет, и мне очень хочется верить в это. Остаются только видения, которые не дают мне покоя и природе которых нет никакого разумного истолкования.