Играя на струнах души (СИ) - Солсбери Дж. Б.

Она прищуривается на меня.

— Почему тебя это волнует?

— Значит, он бывший.

Она смотрит на что-то через мое плечо.

— Нет. Я имею в виду… не совсем… Ну же, рефери! — Она вскидывает руку в сторону телевизора, и завсегдатаи бара дружно вскрикивают.

Я поворачиваюсь и вижу на экране бой ММА, судья стоит между двумя бойцами с вытянутыми руками.

— Ты увлекаешься ММА?

— Я люблю спорт, — рассеянно отвечает она, покусывая ноготь большого пальца, пока смотрит бой.

— Почему я не удивлен?

Ее прищуренный взгляд возвращается ко мне.

— Вернемся к тебе и тому парню. Вы встречались?

Она снова смотрит на телевизор, ее внимание разделено.

— Что-то вроде того. — Она морщится, как будто то, что происходило на экране, было болезненным, затем переводит взгляд на меня. — Как ты это понял?

— Я знаю женщин.

— Ты не знаешь меня.

Признаю, что эта фигня с девушкой-сорванцом сбила меня с толку, но…

— Все женщины в принципе одинаковы.

Ее рот открывается, и она смеется.

— Я ни в коем случае не похожа на женщин, с которыми ты «встречаешься». — Последнее слово она выделяет воздушными кавычками.

— Ты определенно не похожа на женщин, с которыми я «встречаюсь». — Я использую воздушные кавычки на том же слове. — Но под всем этим вы все одинаковые.

Ее нос морщится самым милым образом.

— Как такой сексистской свинье, как ты, удается затащить женщину в постель?

— Я хорошо владею своими пальцами.

— Фу.

— Боже, у тебя грязные мысли. Я играю на басу, милая. — Я играю на воображаемой бас-гитаре, чтобы показать, что имею в виду.

Томми прищуривает свои грозовые глаза.

— Не называй меня милой.

— Но ты позволяешь всем называть тебя Томми. Почему? Потому что ты сорванец?

— Ты меня раскусил.

Я рассматриваю, как ее темные волосы касаются загорелых щек.

— Я ошибаюсь?

Она облизывает губы.

— Почему тебя это волнует?

— Считай меня заинтригованным.

Она опирается локтем на стол и наклоняется.

— Ты зря тратишь время. Я никогда не буду заниматься с тобой сексом.

Вот это уже что-то.

— Никогда не говори «никогда».

— Так вот к чему все это? Я единственная женщина, которая не упала перед тобой на колени, дергая молнию, так что теперь я твоя цель?

— Какой бы привлекательной ни была картина, у меня нет ни малейшего желания, чтобы ты стояла на коленях. — Моим первым выбором была бы миссионерская поза, чтобы я мог целовать ее дерзкий рот. Второй вариант — она сверху, чтобы я мог… Я стону, когда моя кровь быстро устремляется на юг. Что, блядь, со мной не так?

— В этом мы согласны.

— Значит, визуальный ряд тебе тоже нравится?

— Нет, это не… тьфу. — Ее щеки вспыхнули. — Ты выводишь из себя. — Ее взгляд устремляется на остальных членов команды, как будто она планирует свой побег.

Я прослеживаю ее взгляд и вижу, что на нас смотрят несколько групп: Роджер, Пол, Коротышка и Пророк с его лазерными лучами, направленными на мою голову.

— Мне пора.

Я отодвигаю свой стул, чтобы она могла встать и уйти.

— Хочешь совет? Держись подальше от Пола. — Когда она ничего не отвечает, я продолжаю. — Я знаю этот тип. Он не будет вечно принимать отказ в качестве ответа.

Она смотрит на меня сверху вниз.

— И почему я должна тебя слушать?

Я встаю, возвышаясь над ней.

— Сколько тебе лет?

— На сколько лет я выгляжу? — Похоже, она ужасно гордится своей болтовней.

— Двенадцать. — Я лгу, но знаю, что это зажжет огонь в этих красивых глазах. Ей не может быть ни на день больше двадцати двух.

Она не разочаровывает, сжимая челюсть.

— Мне восемнадцать.

Я вздрагиваю и отшатываюсь. Восемнадцать? Черт, она же ребенок. Это должно заставить меня смотреть на нее по-другому, не так ли? И все же, я все еще хочу поцеловать ее, просто чтобы позлить. И чем это отличает меня от Пола?

На ее лице расплывается довольная улыбка.

— Итана Кроу напугала девушка?

— Я не напуган, — говорю я немного слишком оборонительно.

Она выпячивает нижнюю губу.

— О, большая плохая рок-звезда нервничает рядом с малолеткой.

Я подхожу ближе.

— Восемнадцать — это не малолетка, милая.

Ее улыбка исчезает, а челюсть твердеет.

— Я же просила тебя не называть меня так…

— Здесь все в порядке, Томми?

Я поворачиваюсь и вижу Пророка с бородой и плечами, как у полузащитника.

— Ага, — говорит она немного слишком радостно. — Пророк, это Итан.

Он скрещивает свои массивные руки и смотрит на нее.

— Я знаю.

— Итан, это Пророк. Он производственный менеджер в «Элит тур». Мой босс и…

— Ее отец, — заканчивает он.

— Отец? — Я смотрю между ними, те же серые штормовые глаза, те же густые каштановые волосы.

— Томми, иди и возьми несколько коробок для еды. Мы уходим.

— Потому что все тридцать пять человек вон там слишком заняты тем, что греют свои кресла, чтобы самим взять коробки? — спрашивает девчонка, давая мне понять, что поскольку она молодая и женщина, на нее сваливают всю рутинную работу.

В глазах Пророка вспыхивает нежность к дочери, хотя все остальное лицо остается каменным.

— Я заказал тебе канноли на вынос. Как думаешь, сколько они продержатся за тем столом, если ты не поторопишься?

По тому, как загораются ее глаза, я вижу, что девушка неравнодушна к итальянскому десерту.

Ее отцу стоит только взглянуть на нее, и она, наконец, закатывает глаза и в раздражении топает прочь. Мы оба смотрим, как она уходит.

Как только Томми скрылась из виду, Пророк подходит ближе.

— Не сочти за неуважение, но держись подальше от моей дочери. — Он не просто излучает флюиды защищающего отца, он практически вибрирует от них.

Мне нравится, что есть кто-то, кто присматривает за ней. Молодая наивная девушка, как Томми, может быть съедена заживо в мире, в котором я живу.

— Тебе не о чем беспокоиться с моей стороны, но я бы присмотрел за Полом.

Его темные брови сходятся на переносице.

— Он положил глаз на Томми и, кажется, не реагирует на границы. Я не знаю этого парня, но предполагаю, что когда он пьян, это еще хуже.

Мужчина оборачивается и видит, что Пол склонился над Томми, ее плечи неловко подались вперед, пока она упаковывает остатки пиццы.

— Ублюдок.

— Да. — Я не белый рыцарь, но этот парень — тот еще ублюдок, ожидающий своего часа.

Роджер подходит ко мне.

— Пророк. — Он приветствует отца Томми рукопожатием, эти двое явно друзья. Роджер дергает подбородком в сторону двери. — Ты готов?

Я еще раз смотрю на Томми и ее группу, когда они все поднимаются и направляются к выходу.

— Да.

— Машина ждет.

Я колеблюсь и думаю о том, чтобы попросить Томми поехать с нами. Разочарованный собственными мыслями, выхожу вслед за Роджером за дверь, не желая оглядываться.

Когда мы уже сидим в машине и возвращаемся в отель, я спрашиваю:

— Ты знаешь Пророка?

— Раньше мы вместе занимались охраной.

Я стараюсь вести себя непринужденно, кручу в руках телефон, надеясь, что мои вопросы покажутся светской беседой, а не искренним интересом.

— Он больше не занимается охраной?

— Нет. Он был лучшим в своем деле, зарабатывал по полмиллиона долларов в год. Потом вдруг просто уволился и стал работать роуди.

— Интересно, почему.

Он усмехается.

— Без понятия. Ходили слухи, от воровства у клиентов до траха с женой клиента, но ничего из этого на него не похоже. — Роджер пожимает плечами. — Никто не знает, что произошло, и он никогда не говорит об этом.

— Как давно?

— Хм… — Роджер, кажется, делает какие-то мысленные расчеты. — Лет двадцать, может, меньше. Я был новичком, только начинал входить в бизнес за год или два до того, как он ушел. Я гастролировал с ним много раз. Он крутой. Пугает до смерти всех, кроме своего ребенка. Помню, когда ей было лет тринадцать, она улизнула из автобуса после шоу. Пророк вытащил ее с вечеринки. Она набросилась на него и назвала скучным старым пердуном, сказав, что он не может указывать ей, что делать.