Ничья (СИ) - Лимова Александра
— Противозачаточные, — поправила я, сдерживая улыбку и, сообразив, как можно трактовать мои слова, твердо обозначила, — но это не значит, что можно без…
— Я рисковый, но не в таком плане, — прервал, одновременно протягивая руку к прикроватной полке и со значением стукнул пальцами по презервативам, незамеченными мною в полумраке комнаты. Перевел взгляд на меня, убирающую таблетки обратно в клатч и задумчиво заключил, — так значит, есть постоянный партнер.
— Это гормональный препарат и иногда его назначают не только для предохранения, но и для стабилизации, собственно, гормонального фона. У меня есть небольшой сбой.
После антидепрессантов.
Упала на простыни, чувствуя приятную покалывающую усталость в мышцах. Зарылась лицом в подушку и уже слабовольно подумывала о том, что сваливать домой не такая уж и правильная мысль, потому что хочется спать, но Марк потянул меня за руку, разворачиваясь на спину рядом.
Оседлала, склоняясь вперед, пока его пальцы сдвигали ткань халата с моих плеч. Поцелуй глубокий и еще глубже, когда оголил полностью и, сжав грудь, поверхностно провел большими пальцами по чувствительной зоне, заставив вздрогнуть. Сжала его ладони, чтобы, отстранив, повести их выше, с меня ему за голову. Разорвав поцелуй, с упоением поцеловала горячую кожу шеи и прижалась грудью к груди, двинувшись низом живота по паху, ощущая стремительную эрекцию. Немного ошалела от его тяжелого выдоха, когда двинулась на нем сильнее, не давая ему отнять руки от подушки, к которой их прижала и протестующе прикусила его ключицу.
Приподняла голову и поняла, что в полумраке номера тихо играет реквием по моей рациональности, когда я смотрела в эти переполненные истомой глаза с дымкой обжигающего вожделения. И, кажется, конца и края не было тому, что наполнило вены, шумело кровью в ушах, сжимало легкие и смазывало понимание происходящего, когда глаза в глаза, пока надевала презерватив на ствол губами и зубами, а он, прикусив губу, слегка вздрагивая, проваливался в безумие, утягивая в него и меня. Пытался совладать с собой, когда поворачивалась к нему спиной, седлал сверху и насаживалась на него, взяв упор ладонями на его грудь, а в стонах запуталось только его имя. Ритм сразу дикий, без реверансов чтобы в лунном свете льющимся из окна выглядеть сексуальнее, дело не в ракурсе, не в том, как ты выглядишь, ему на это было так же плевать как и мне, все задающей ритм на увеличение, сдыхающей от ощущения горячего, сильного, подающегося навстречу тела подо мной. Всхлипнула, когда он, стиснув мои ягодицы, рывком бедер насадил на себя почти до максимума и, пользуясь тем, что на несколько минут я полностью потеряла связь с реальностью, скинул с себя. Чтобы поставить на четвереньки и, прислонившись ко входу, вновь рывком войти, нажимая на поясницу, вынуждая выгибаться сильнее. Под ним. Для него. Берущего снова грубо и без правил, ведь он же уточнял про границы, а потом и убедился… что мы оба сорвали куш.
Двигалась под ним навстречу ему, млея, задыхаясь, вздрагивая и не справляясь с тем, насколько сумасводяще чувство грубого, ритмичного распирания, жара его кожи, и звучания его срывающееся в ноль дыхание и ощущения сильных пальцев на своих руках.
Вывернутых им, скрещенных и стиснутых на моей пояснице, на которую давил одновременно с каждым сильнейшим рывком бедер. Вдавливал, вжимал, брал, только разгораясь от моих ногтей в его кисти и был пленен моими криками. Каждым возгласом, хриплым, срывающимся, потому что я не выносила хаоса ощущений, вновь запущенного им, коварно напитавшим до пожара, быстро сожравшего мой самоконтроль. Это абсолютно бесконтрольно, по животному дико, когда один умеет брать, другая давать и оба в безумии. Меня сломило первую. Под его напором, силы движений, ощущении языка, проведшего по позвонкам, дыхании, обжегшего лопатку перед укусом, как предупреждением, что сейчас возьмёт по особенному грубо, когда у меня помутнело в голове от всего этого вместе и он в тот же момент ударил бедрами, сталкивая с края в пожарище, пронесшегося под кожей, сковавшего мышцы напряжением, пока коротило безжалостным наслаждением, а языки пламени в разнесенном разуме складывались только в одно слово. В имя, которое он слизывал с немеющих, дрожащих как и все тело, губ. Проступило неясное, нечеткое понимание, что он двинулся еще несколько раз и рухнул сверху, так же полностью отрекшись от реальности.
И такой же итог был на второй раз. И на третий тоже, несмотря на мое уверенное, но, как оказалось, наивное:
— Нет, я не смогу…
— От Розарио еще никто не уходил, — фыркнул на ухо, сдергивая с меня одеяло.
И Розарио не посрамил свою репутацию. Лежа на животе и пытаясь прийти в себя после оргазма, пусть опалившего слабее, чем в предыдущие три раза, но все еще мощного. Смотрела в профиль Марка, лежавшего рядом на спине и тоже еще учащенно дышащего. К своей гордости подмечу, что не только мне достался активный партнер. Его тоже порядком потрепало.
Несколько минут спустя Марк, облизнув сухие губы, потянулся в сторону выключателя со своей стороны, щелкнул им и полумрак ослабел под рассеянным уютным светом загоревшегося с его стороны бра. Мягко потянул меня за правое предплечье, так же как и левое, до того лежащее под подушкой под головой.
Догадываясь, для чего, послушно развернула руку и он всмотрелся в небольшое тату на запястье. Сова в акварели. Нежная и миниатюрная.
— Красивая работа. — Оценивающе глядя на линии, произнес он. — Софья — мудрость, насколько я помню, сова символ интеллекта. Верно?
— Да. Я почетный член клуба «Что? Где? Когда?», это наша метка. — Покивала я, елозя щекой по подушке.
— А меня не оповестили, — тихо рассмеялся Марк, рывком поворачиваясь на бок.
Положив голову на выпрямленную левую руку, взял упор на локоть правой, открывая плечо. Тату-рукав в одном цветовом решении, черный монохром, с одной единственной контрастной деталью.
Рисунок начинался на дельте в стиле реализма. Голова филина в полуразвороте с золотистыми, обыгранными тенями глазами. Позади хищной птицы контуры ночного леса, снизу под головой очертания леса насыщеннее, а на переднем плане вновь в три-дэ реализме карманные часы со змеящейся на внутреннюю сторону плеча цепочкой. Прозрачный циферблат, демонстрирующий сложность часового механизма, стрелки на десять и два часа, но цифр не было, вместо них полукружной вязью надпись, вроде бы на латинском. Я, заинтересовано коснувшись его предплечья, просительно потянула, чтобы выпрямил руку. Под моими пальцами он расслабленно поворачивал ею, давая возможность подробнох рассмотреть на тыльной стороне предплечья снова в стилистике реализма ловец снов, неожиданно брутальный в геометрии. В паутине череп, перья острые, но в этом реализме подмешался дотворк и орнаменталика, соединяющие композицию с изображением на внутренней стороне предплечья, где уже в большинстве своем был только дотворк и геометрия. В запутанных сечениях линий, игры света и тени угадывался скорпион. От нижней трети предплечья до запястья линии и тени плавнее, мягче и бледнее, еще более запутаннее, но вроде бы лотос…
Гармонично, смело, оригинально, со вкусом. Стоимость такого рукава… да сложно даже прикинуть, это не работа мастера, а проведение искусства и работал над ней талантливый художник. Такие рукава запредельно дороги, как правило, ведь художники не просто набивают, они воплощают нужный имидж в мельчайших деталях.
— Это латынь? — спросила я, вновь возвращаясь взглядом к циферблату.
— Дум спиро, сперо. Пока дышу — надеюсь, — кивнул Марк и кратко, как-то устало улыбнулся, — не очень правильно набивать тату в не самый позитивный период жизни, потому что иногда выходит тоскливо.
— Совушка. — Мазнула пальцем по своей тату, отстраненно улыбнувшись. — Мама меня так называла. Она любила рисовать. После ее похорон мы с сестрой разбирали ее вещи, я нашла этот рисунок.
Марк немного прищурился, глядя на акварель и негромко произнес:
— Сочувствую.
Рассеянно кивнула, укладываясь на спину. Состояние приятной усталости, физическая истощённость и клонит в сон…
