Вот и я, Люба! (СИ) - Евгеника Мара

"Знаешь же, женщины крайне непредсказуемые создания, - морально рихтую сам себя. - Любаша может расценить оброненные слова не как шутку, а как прямое указание на то, что ты, Степушка, такой же никчёмный клещ, как и её уплепашный муженек."

"И придётся потом долго и упорно объяснять и доказывать, что ты нормальный и у тебя хорошо работает не только головка, но и голова, - вставляю себе мысленно чоп."

Сделав внушения своим мыслительно-речевым центрам, даю себе слово впредь постараться вести себя более осмотрительно и не акцентировать Любашино внимание на своей глупости.

- Любочка, ты чего притихла, хорошо себя чувствуешь?

- Очень хорошо, Степан? Что ты такого в воду добавил, что мне так спокойно стало? Чувствую мяту, душицу, чебрец, но есть ещё какие-то мне неизвестные очень приятные запахи.

- Это особый сбор для бани. Его мама моя составляет из разных сибирских трав.

- Твоя мама - знахарка-травница? - удивленно спрашивает Люба.

- Тебе, Любонька, надо в программу "Битва экстрасенсов" подать заявку, - присвистываю в ответ. - Ты фактически угадала. Моя маменька - врач-кардиолог. Фармакогнозия - хобби её.

- Прости, фармакогнозия, это что?

- Фармакогнозия - одна из основных фармацевтических наук, изучающая лекарственное сырьё растительного и животного происхождения и продукты переработки такого сырья.

- Ничего себе. Я такая темная. Даже слова этого не знала.

- Ничего страшного, милая, нет предела совершенству! Дуй в купель, Любаша. Я сейчас к тебе присоединюсь.

В бане мы проводим ровно два часа. Все это время у меня непреодолимое желание не только попарить свою гостью, но и отжарить ее по-взрослому.

В парилке я, конечно бы, воздержался склонять Любу к интиму, а вот на диванчике вполне можно бы и присунуть.

Заворачивая после бани своего спасеныша в большое полотенце, все же не могу сдержаться и начинаю целовать шею и плечи Любани.

Она все время хихикает и пытается увернуться.

- Степан, Степа, стой, ну стой же, - тихо шепчет моя Даная.

- Любашечка, мы уже давно стоим, - хрипло шепчу я, прикладывая руку ее к своему возбужденному инструменту любви. - Сожми его покрепче пальчиками своими, сладкая моя. Разрешаю тебе поводить по нему своей ладонью. Не стесняйся! Ну, же…

- Степан, хочу…

- Любушка, я тоже весь в нетерпении…

- Степа, ты меня снова искренне поразил. Такой насыщенной запахами и знаниями бани у меня еще не было. Спасибо тебе огромное, Степа.

- Милая моя, мне приятна твоя вербальная похвала. Давай шлифанем её ещё и физической? Предлагаю завершить старый год на лёгкой интимной ноте, а под бой курантов выпить за Любовь! - в промежутках между словами я целую, глажу и ласкаю женское тело, в унисон моим словам и ласкам раздаются томные стоны.

Озвучив свое желание, решаю не ждать ответа, а традиционно подхватываю усладу своего сердца на руки и несу её в спальню.

Радует то, что девонька моя не пытается совершить падеж из моих рук на пол, даже впервые обнимает меня за шею.

Все дорогу до спальни жмакаю тельце своей Данаи своими ручищами, не хочу, чтобы её пыл остыл.

Положив свою куколку на кровать, распахиваю полотенце.

Люба как обычно смотрит на меня широко распахнутыми глазами, в которых плещется смущение и стыд. Щеки моей Данаи, раскрасневшиеся после бани, идут пятнами. Губки Любонька нервно покусывает.

- Знаешь, Любаша, мне нравится твоя стыдливость. Вот прямо прёт меня от неё. Я тебя еще больше хочу, видя, твоё стеснение, - произношу, раздвигая её ножки и опускаясь между ними на колени.

- С-с-с-те-па, м-м-м-мо-жет не надо? - тихим срывающимся голосом произносит моя награда.

- Надо, Люба, надо! - выдаю я и припадаю к ее нежному лону.

В ответ на первое прикосновение к ее нижним губкам слышу протяжное "аааххх".

Страстное Любушкино междометие подаёт в мой мозг сигнал к действию.

В этот раз совсем мне не хочется брать ее страстным атакующим напором, наоборот, есть желание к неспешному и релаксирующему соитию.

В таком приятно не суетливом темпе мы оба одномоментно приходим к финалу. Я ещё в самый первый раз обратил внимание на Любушкин оргазм. Он сильно отличается от тех, которые мне всегда нравились - громкие и ярко проявленные.

Да, именно такие у меня и были в приоритете. С партизанками скучал я. А вот от импульсивных партнерш, выгибающихся и громко кричащих на все лады, прямо крышу сносило. Если она еще и непристойности выдавала без всякого стеснения, то усе, мадам я навеки ваш…Если не навека, то хоть на время или до третьего бабского косяка.

Любашин же оргазм это прямо кошачье урчание, мурчание, фырчание под мягкие и нежные стоны, больше напоминающие шелест морского прибоя.

В этот раз наслаждаясь оргазмом моего спасеныша, мне так и хотелось промурлыкать ей на ушко с некоторым отхождением от текста оригинала:"Утомленное солнце нежно с морем прощалось, в этот час ты сказала слова любви".

После пика удовольствия в очередной раз обращаю внимание, что Люба порывается улизнуть из постели.

Во время ловлю её своей рукой и уже двумя прижимаю к своему телу, устраиваю головушку беглянки на своём плече, мягко прохожусь рукой по шикарным округлостям, тихо шепчу в ушко лёгкие непристойности.

- Мурчалочка, у тебя очень красивая и сочная кисуля и клиторок прямо сахарный, так и хочется его снова полизать. Я, кстати, на одной из булочек поставил свой фирменный знак, да и ещё на левой груди. Теперь ты, Любаша, помечена мной, и к тебе ни один самец не подойдёт.

- Скажи мне свое отчество, Степа…

- Григорьевич, Любушка.

- Степан Григорьевич, тебя мама в детстве головой случайно не роняла? Какие самцы? Ну, чего ты несешь и творишь? А если мне, вдруг, к врачу придётся идти, я что скажу, что на меня дикий кобель по имени Степка напал? - тихо так, вкрадчиво, мне, как полному дебилу, говорит Любаша тоном психиатра и в дополнение, постукивает своим кулачком по моей головушке.

Я резко переворачиваю её на спину и совершенно захватническим движением занимаю позицию сверху, нависая над своим спасенышем. Чмокаю её громко в кончик носа и в дополнение облизываю его языком.

- По словам маменьки, она меня точно не роняла, но родительница моя уверена, что за аистом все же числится такой грешок, - смеясь пересказываю вчерашний разговор с мамой. - В моем фирменном знаке нет ничего постыдного. Врачу так и скажешь, что это древний тотем волков, этакая инициация - обряд, знаменующий переход индивидуума на новую ступень развития в рамках какой-либо социальной группы или мистического общества.

- Исходя из сказанного Вами, Степан Григорьевич, Вы меня приняли в члены кружка вашего члена?! Интересно, интересно! Да, чем дальше сказка, тем она забавнее. То есть прямо дежавю какое-то. Из одного кружка, я как-то сразу попала в другой. Нет, прошу вычеркнуть меня из списка этого коллективного разврата. Уж лучше с голоду умирать, чем снова хлебать тюрю одной ложкой, - на полном серьёзе без тени шутки заявляет мне моя милашка и резко встаёт с постели. - Знаете что, Степан Григорьевич, идите Вы со своими метками по дороге из желтого кирпича к Великому Гудвину за совестью. Что Вы себе, вообще, возомнили? В стаю он меня принял. Тоже мне волк-оборотень нашёлся…Промахнулся ты, Акела!

Любочка, как настоящая женщина, пока говорила, успела додумать и придумать то, чего в словах моих не было и в помине.

Ей хватило всего несколько минут, чтобы накрутить и закрутить спираль своего негодования так сильно, что по моим ощущениям, ещё мгновение, и попадись ей в руки калаш, она бы меня грохнула без тени сомнения.

Люба, в принципе, так и поступила, закрыла дверь ванной комнаты с такой силой, что от ее грохота образовалась небольшая ударная волна, которая, пройдясь по стенам спальни, ударным эхом отразилась от панорамного окна.

Если вначале спича Любы мне было забавно и смешно, то в его середине в части "дежавю и перехода из одного кружка в другой" до меня долбоёбуса дошло, что уплепок-муж ей изменял, чем её оскорблял. Видно, не выдержав на 28 год его измен, она и решила подать на развод.