Чешир (ЛП) - Лавлок Саманта

Каблук моего ботинка попадает в трещину на поверхности, по которой я ступаю. Тихонько вскрикиваю, рефлекторно ища опору на стенах, неровный край впивается в мою правую ладонь. Я закусываю нижнюю губу, чтобы не издавать никаких других звуков. Понятия не имею, кто или что находится в конце этой лестницы, но последнее, что мне хочется сделать, это предупредить их о своем прибытии.

Впереди мерцает свет костра, который становится виден, когда лестница поворачивает немного влево. Зажженный деревянный факел установлен на чугунном кронштейне, прикрепленном к стене.

Значит, теперь это факелы?

Мое маленькое приключение становится все более странным с каждым шагом, но теперь я ни за что не поверну назад. Потребность знать и чувство неутолимого любопытства намного перевешивают слабый ропот моего подсознания, спрашивающего, какого черта я делаю.

Звуки переходят от запоминающегося ритма наверху к нервирующей тишине, опустившейся примерно около двадцати ступенек назад, но теперь мои уши улавливают что-то еще. Постоянный пульс. Не похоже на то, что играет на главном танцполе — это темнее.

Тяжелее.

Грязнее.

Если бы кто-то попросил меня описать это, то единственное слово, которое сейчас приходит на ум, — это ауральный секс. Звук усиливается, когда я подхожу к концу лестницы, и попадаю в почти гипнотическую дымку. Ступив в комнату размером примерно десять на десять, я в пятый раз за последние несколько дней с трепетом оглядываюсь вокруг.

Все помещение, похоже, отделано старым камнем, на каждой стене висит по одному зажженному факелу. В центре стоит элегантный, богато украшенный шезлонг, покрытый бархатом темно-красного цвета, и небольшой круглый столик, вырезанный из теплого, почти черного, дерева.

Незаметность — мое второе имя, я крадусь дальше, стараясь, чтобы мои каблуки не цокали по твердому полу. Почти пустая комната наполняется звуками, поэтому я сомневаюсь, что мои шаги будут услышаны, но не хочу рисковать. Музыка разносится по помещению без видимых динамиков, моя тень в мерцающем свете факелов становится длинной, когда я подхожу к маленькому столику.

На его полированной столешнице стоит элегантная чайная чашка из белого фарфора и такое же блюдце, по их поверхности разбросаны нежные темные фиалки. Чашка наполнена теми пудровыми конфетами, что я помню со Дня святого Валентина, когда еще была ребенком. Теми, на которых нарисованы сердечки и милые надписи типа «Ты сладкая» и «Будь моей». Ухмыляясь, я протягиваю руку и беру две конфеты, наклоняя их под прямым углом в оранжевом свете, чтобы прочитать надписи на них. На первой написано «Отсоси мне», а на второй «Съешь меня». Мои глаза расширяются от удивления.

Этого не может быть.

Сжав их в кулак, я протягиваю вторую руку и беру еще одну. «Трахни меня». Я опускаю все три обратно в чайную чашку и вытираю ладони о бедра, обтянутые джинсами, чувствуя себя еще грязнее от того, что вообще до них дотронулась.

Они определенно не магазинные.

Тот темный запах, который я почувствовала раньше, теперь стал более тяжелым, почти мускусным под древесным дымом от факелов. Сквозь тяжелый ритм музыки до моих ушей доносится что-то еще. Неопознанное, но достаточно манящее, чтобы я последовала за ним. Тихо ставлю одну ногу перед другой и прохожу через арочный дверной проем.

Хотя здесь тоже есть факелы, они расположены гораздо дальше друг от друга, оставляя между ними участки непроглядной черноты. Мой взгляд выхватывает то, что выглядит как несколько небольших комнат, расположенных через случайные интервалы по обе стороны от главного коридора.

Прохожу мимо первой из них, дверь широко открыта, а пространство внутри темно, как смоль, и пусто. Когда подхожу ко второй, понимаю, что странные звуки, которые я слышала, доносятся изнутри. Я практически встаю на цыпочки, чтобы тихо подойти достаточно близко, и увидеть, что происходит. Придерживаясь за арку дверного проема, я заглядываю в него, совершенно не готовая к тому, что меня ждет.

Тела медленно обретают форму в тени, появляясь словно сквозь туман и дымку, освещенные несколькими свечами, бессистемно расставленными по комнате. То, что я приняла за случайные, неизвестные формы, оказалось близнецами. Со своего места в коридоре я вижу их только частично через полуоткрытую дверь. Когда мои глаза привыкают к этой сцене, я замечаю нечто очень неожиданное.

Они обнажены по пояс. Их широкие, почти одинаковые спины блестят от пота в полумраке. Мой взгляд голодный и прикован к мускулам, пульсирующим и бугрящимся под их гладкой, загорелой кожей. Они оба опустили головы, почти благочестиво, и единственное различие между ними с этого ракурса — их татуировки. У одного — замысловатая абстрактная паутина из форм, линий и вихрей, охватывающая его плечи. У другого все немного буквальнее, и его черные крылья ворона колышутся при каждом движении.

Сначала кажется, что они стоят бок о бок в пустой комнате. Но, словно почувствовав мое присутствие, они слегка сдвигаются в сторону, в полном унисоне, достаточно, чтобы увидеть девушку, стоящую на коленях перед ними. Погруженная в свое занятие, она не подозревает, что за ней кто-то наблюдает, и, честно говоря, сейчас я не уверена, что ей не было бы все равно, даже если бы она знала.

У близнецов расстегнуты штаны, и, очевидно, ни один из них не считает нужным носить нижнее белье. Каждый из них запутался рукой в длинных бледных волосах девушки, лениво накручивая и наматывая пряди на пальцы. Она обхватывает своими маленькими кулачками основание каждого из их толстых, подергивающихся членов, крепко держа их, попеременно просовывая их между своими губами. Остатки ярко-вишневого блеска для губ медленно стекают по ее подбородку вместе со слюной, которая вытекает из горла при каждом глотании и захлебывании.

Как изголодавшееся животное, она наслаждается их твердостью, не в силах запихнуть в рот оба одновременно, хотя не раз предпринимала для этого доблестные попытки. Ее голые сиськи, увенчанные розовыми сосками с затвердевшими пиками, тяжелые и полные, раскачиваются взад-вперед при каждом движении ее рук и губ.

— Наслаждаешься? — Его голос вьется вокруг меня, как дым, и почти мгновенно мои собственные соски твердеют. Решаю не отвечать. Ну, я говорю себе, что это мой собственный выбор, но на самом деле у моего языка есть свой отдельный разум, и понятия не имею, что бы он выдал, если бы я открыла рот прямо сейчас.

Воздух вокруг нас заряжен невысказанной энергией, и у меня странное ощущение, что он рядом со мной, позади меня и везде одновременно. Запах его мыла или одеколона, или что это, черт возьми, такое, пьянящий и теплый.

И греховный.

Если у греха есть запах, то это точно он.

И он творит безумные вещи с моим разумом и телом в равной степени. Едва уловимый намек на его дыхание будоражит крошечные волоски на моей шее, и мой дрожащий ответ одновременно восхитителен и пугающ. Понятия не имею, почему он так влияет на меня, но мне нужно взять это дерьмо под контроль, пока я не наделала глупостей. Хотя глупость — это именно то, что мне хочется сделать.

— Что ты здесь делаешь? — Я выдыхаю, отрывисто и холодно.

— Может лучше спросить, что ты здесь делаешь? — мурлычет он, на этот раз рядом с моим ухом, заставляя меня слегка вздрогнуть, прежде чем ко мне возвращается самообладание. Я застываю в неподвижности, когда тот кончиком его пальца касается обнаженной кожи моего плеча. Клянусь, его прикосновение генерирует достаточно электричества, чтобы осветить небольшой город, но пространство вокруг нас остается затемненным. Когда парень начинает выводить пальцем круги по моей ключице, мне требуется все, что у меня есть, чтобы не растечься в лужицу у его ног. — У тебя, похоже, неплохое место на шоу, но я уверен, что они не будут возражать, если ты захочешь присоединиться.

Я потрясенно задыхаюсь.

— Присоединиться к ним? С чего ты взял, что я захочу к ним присоединиться? — шепчу я, недоверие пронизывает мой голос. Ни за что на свете не признаюсь ему в том жаре, который на мгновение вспыхивает в моем животе при этой мысли.