Тёмная дикая ночь (СИ) - Калитина София
– Да не хочу я, чтобы ты держала его на замке! Моя дружба с Лерой, наверное, самая приятная в моей жизни, – она смотрит на меня, сверкая глазами, и я смеюсь. – Кроме вас с Катей. Просто я… – я откладываю вилку. – Ты помнишь, как сильно меня ненавидела Ульяна даже спустя год после того, как мы расстались?
Смеясь, она кивает.
– А ведь вы были вместе – сколько? Пару месяцев? Господи, случается же головная боль.
Я качаю головой.
– Не знаю… Она была хорошей девушкой, и мы так долго дружили. Я по-прежнему не очень понимаю, что тогда произошло, просто… все сдулось.
Я физически ощущаю на себе внимание Полины, после чего она переводит взгляд на свой ланч.
– И Саша, – добавляю я. – Ей я тоже была вынуждена сделать ручкой.
Полина хмыкает.
– Поль, я серьезно.
– Ну ладно, колись, – говорит она, – ты сделала ей ручкой, да?
– Да не только ей, – застонав, когда она начинает хихикать, отвечаю я. – Сделала ручкой им всем. – Полина давится кусочком салата. – Господи боже. Я пытаюсь сказать, что облажалась. Как и всегда. Еще я вечно говорю что-нибудь не то или молчу про нужное. Слишком занята либо слишком доступна – не важно, но что-нибудь обязательно происходит, – от ее смеха трясутся плечи, когда она роняет голову на сложенные на столе руки. Вздохнув, я цепляю на вилку кусок курицы и бормочу: – Блин, хорош меня троллить.
Выпрямившись, она вытирает слезы длинными ухоженными пальцами.
– Просто хочу заметить, что ты не та, какой была в свои восемнадцать, девятнадцать и даже в двадцать лет. Вы с Лерой хорошие друзья, а так же обе довольно привлекательные. Все. Теперь затыкаюсь.
– Сегодня утром я её рисовала, – говорю я. – Слушай, Полин, она была без рубашки, – она метнула в меня взгляд, а я шепотом продолжаю: – И без джинсов.
– Она была без одежды, – недоверчиво уточняет она. – Лера. В твоей квартире.
– Да! Я видела её практически голой, – говорю я. Нет никакого смысла рассказывать ей, что она сделала это, явно чтобы меня отвлечь, потому что ей тут же захочется узнать, от чего, а Полина не особенно разбирается в моих комиксных делах, кроме того, что ей нравятся мышцы и шрамы Рэйзора. – Хотела бы я сказать, что было немного странно, но нет, ни капли. Она… хм. Она просто офигенная, это все, что я могу сказать.
Полина драматически зажимает свой рот ладонью.
Наклонившись к ней, я шепчу:
– Могу я поделиться секретом?
Взгляд моей лучшей подруги смягчается. Полина всегда делает вид, будто сделана из стали, но внутри она не такая. Она как зефирка.
– Ты можешь рассказать мне, о чем угодно, Персик.
Глубоко вдохнув, я настраиваюсь признаться.
– Думаю, мне действительно нравится Лера.
Снова уронив голову на сплетенные пальцы, Полина хохочет.
– Таисия. Иногда ты настолько недогадливая, что больно смотреть.
========== Лера ==========
Я выхожу от Таси после завтрака и нашей приватной арт-сессии. Закрыв за собой дверь, мне кажется, будто даже на свежем воздухе вагина не собирается успокаиваться. От воспоминаний ее в пижаме, пушистых носках и с пятнышками от угля на лбу и щеках, появившихся, когда она машинально убирала волосы от лица… мое сердце сжимается, и я безумно устала от стараний сдерживать течку весь последний час.
Не совсем понимаю, что меня заставило так отреагировать на этот раз. Я уже видела, как она работает, и оставалась спокойной. Амбиции Таси громадны, и единственное, что мешает ей стать известной на весь чертов мир, – это то, как сильно она терпеть не может выползать на публику из своего творческого пространства. И самое главное – ее мысли больше заняты сюжетом «Рыбы Рэйзор», нежели чем-то еще, поэтому даже сама идея изменения решающей детали в книге… Ее срыв уже лежит на поверхности.
И вот она я, лежала на полу в одних трусиках, чувствуя, как ее взгляд путешествовал по моему телу, будто языки пламени. И все, что я могла делать, – это вспоминать о велопоездках и подсчитывать в уме финансы, лишь бы не думать о том, как это может быть, если Тася поднимется с дивана и, раздвинув свои длинные стройные ноги, устроится на моих бедрах.
Близость ее квартиры к моему магазину была одновременно благословением и проклятием. В первые дни я приходила на работу до рассвета и уходила, когда уже давно были включены фонари, а все остальные магазины закрыты. И в какой-то момент после грандиозного открытия Тася вручила мне ключ от квартиры и настояла, чтобы я им пользовалась. Уже не раз складывалось так, что проще было остаться у нее, нежели тащиться домой на Пасифик-бич. Но с Тасей с самого первого дня это был скользкий путь. Одна ее мимолетная улыбка, с которой она заходит в магазин, приводит к неконтролируемой моей, от уха до уха, когда я понимаю, что увижу ее и позже, у Фреда. А ее нежный взгляд – к моему пристальному на ее молочно-белую кожу, блестящие черные волосы и безупречные изгибы. Если я не буду осторожной и не перестану у нее чересчур часто оставаться, то это войдет в привычку, и тогда я уже не успокоюсь, пока не найду способ каждую ночь засыпать рядом с ней – между ее простыней и бедер.
Я сбегаю вниз по металлической лестнице, ведущей на E-стрит, залитой ярким январским солнцем, и поднимаю голову вверх. Кислород. Мне нужен кислород. Я разминаю спину и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов.
Большую часть дня я провожу, стараясь как следует себя занять, чтобы не воспроизводить снова в голове, как я проснулась, и она была первой, кого я увидела с утра: расслабленное лицо без капли макияжа, посверкивающий бриллиант над пухлыми и спелыми, как вишни, губами. У Таси идеальная кожа; я не раз представляла себе, как буду искать веснушки или шрамы. Обычно расчесанные до блеска, ее волосы этим утром были спутаны с правой стороны, выдавая мне, как она спала. Она выглядела такой сонной, и мне хотелось перевести часы назад, чтобы, забравшись к ней в постель, целовать ее сочные раскрасневшиеся губы, пока она наконец не проснется, и, запустив пальцы в ее мягкие густые волосы, оказаться на ней.
Я фантазировала миллион раз и в сотнях вариаций, как мы спим голыми. Иногда я засыпаю сверху, и очень часто – когда мои пальцы все еще в ней. Иногда мы снова начинаем двигаться, толком не проснувшись, и меня будят ее тихие стоны мне в ухо и теплые вздохи. А иногда мы занимаемся любовью до восхода солнца, потому что я люблю, чтобы утро началось с хорошего неторопливого секса.
Витая в облаках, я вытаскиваю из коробки стопку книг и ножом разрезаю картон, чтобы потом отправить на переработку. Сейчас в магазине тишина – Оля еще не пришла, и до обеденной суеты еще далеко – и в моем воображении без остановки крутятся картинки: бедра Таси движутся в такт с моей рукой, и она охрененно сексуальная. Она не сводит с меня глаз – благодарная за то, что я заставляю ее чувствовать себя такой – и выглядит настолько дерзкой, что мне приходится изо всех сил постараться не кончить раньше нее. Когда в моих фантазиях Тася меня любит, она никогда не бывает скованной. И я чувствую, что сокрушительное напряжение внутри меня под стать выражению ее лица.
И это так всегда, каждая из фантазий. Однажды я подумала, это все фигня, что я трахаю ее у себя в голове чаще, чем разговариваю с ней, но когда по пьяни призналась в этом Свете, она, так же еле ворочая языком, настаивала на совершенно ином смысле:
– Ну, во-первых, я была бы счастлива провести всю свою семейную жизнь с Катей голой в постели. Признаюсь тебе совершенно безо всяких сомнений.
– Понятное дело, – ответила я.
– Но помимо этого, – продолжила она, – вы с Тасей все время общаетесь. Вы так близки, что у вас уже появился свой тайный язык. Секс между вами двумя, девчата, будет чем-то вроде духовного опыта. Все, что ты хочешь от нее услышать, она скажет без слов, когда вы наконец переспите.
Когда.
Её убежденность, что это лишь вопрос времени, попеременно то обнадеживает, то бесит. Более чем когда-либо мне хочется ей верить, но даже с этим рывком вперед в моей дружбе с ней – этим утром, в частности – я все равно сомневаюсь.
