На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

— …Понял? Ты бездушное ТЕЛО, Адам, которое не умеет любить и не заслуживает, чтобы его любили! Не за что тебя любить! НЕ ЗА ЧТО! И я не люблю! Не люблю! И не хочу! Я люблю другого! И я хочу быть с ним! С ним! А не здесь с тобой! — непрекращающиеся крики Лины наконец прорываются сквозь низкий голос Роберта в моей голове, и непосильная ярость вмиг вскипает во мне, выстреливая жгучим потоком, что неудержимо переваливает через край моих невозмутимых ширм. Словно сквозь туман вижу, как я со всей дури запускаю стакан в окно с огнём и под эффект мощного взрыва в иллюстрации, озаряющего всю спальню багрово-алыми вспышками, хватаю Лину за сетчатую вставку платья на её груди и прибиваю спиной к двери.

Испуганный девичий вскрик переплетается с характерным треском ткани и громким звуком удара моего кулака, впечатавшегося в деревянную поверхность буквально в нескольких сантиметрах от её лица.

— Боже… — Линин тихий скулёж утопает в шуме наших прерывистых дыханий, пока глаза её, бездонные, прежде налитые бешеной злостью, мгновенно наполняются всепоглощающим страхом и похотью. Под моим убийственным взглядом она в одночасье превращается в беспомощного, до чёртиков напуганного зверька, сжимаясь всем телом, точно в размерах уменьшаясь, и будто бы ожидая, что я в любой момент её ударю. А я, бля*ь, не стану скрывать, что едва балансирую на грани, чтобы не сломать ей шею или же не отбросить в противоположную стену комнаты. Но ничего из этого я, конечно же, делать не стану. Не важно, какие глубокие шрамы она разбередила только что своими криками. Всё это давно в прошлом. Меня это больше не берёт, не заботит, не огорчает, а только напоминает один важный момент, о котором я никогда не должен забывать.

Женщин нужно только использовать.

И я буду пользоваться Линой по своему усмотрению так же, как и пользоваться всеми остальными. Как захочу и как долго захочу, не думая о её желаниях. Однако она может не переживать: физической боли я никогда ей не причиню, только если ту, что она уже испытывает из-за сумасшедшего возбуждения. Не более. А даже наоборот: сегодня мою взбалмошную подстилку ждёт исключительно удовольствие, что выбьет из её головы всю дурь в разы эффективней любых кулаков. И похоже, пришло время прямо сейчас нанести ей второй удар.

— Ты можешь сколько угодно кричать о том, что думаешь обо мне, — злобно шепчу я. Резко прижимаю Лину к себе, умещая ладони на упругую задницу. Её грудная клетка высоко вздымается, упираясь в мою грудь. Поплывший взор встречается с моими глазами.

— Можешь до бесконечности кричать о том, что не хочешь меня.

Задираю подол платья, соприкасаясь с горячей кожей ягодиц, начиная с упоением сминать их ладонями. Лина протяжно стонет, предсказуемо просит остановиться, пока её мысли громко визжат об обратном, руки сами обхватывают меня за шею, а губы тянутся за поцелуем.

— Можешь ещё тысячу раз повторить, как сильно любишь своего Остина.

Увернувшись от губ дикарки, провожу своими по её щеке, добираясь до мочки, прикусываю её, оттягиваю, скольжу языком по раковине уха, рукой плавно перемещаясь с охрененной попки к внутренней поверхности бедра, по которой вовсю стекает её «нежелание».

— Твоя любовь к нему совершенно ничего не значит, если ты всё равно течёшь в моих руках, как голодная сука.

Мне хватает нескольких секунд, чтобы одной ладонью, пробежав по изящной спине, накрыть сзади её шею, а второй нащупать клитор через насквозь мокрые трусы и всего парой круговых движений пальцев довести Лину до финиша.

И всё как всегда: она кончает — и воздух мгновенно превращается в огненные, вибрирующие иглы, атакующие всю поверхность кожи, сбивающие моё дыхание и стягивающие весь низ живота напряжёнными нитями. Но только похоже, я точно мазохизмом от неё заразился, потому что весь дискомфорт от перевозбуждения сейчас приносит мне так же значительную долю наслаждения.

— Любовь вообще ничего не значит. И то, что ты единственная из всех моих женщин, кто не ведётся на деньги — абсолютно не меняет факта, что любовь в самом деле легко покупается и продаётся. Знаешь, сколько моих счастливиц, будучи по уши влюблёнными в своих парней, женихов и мужей, без раздумий бросали их ради работы на меня? Не из-за желания почувствовать мистический кайф, а именно из-за денег? Знаешь? — чувственно спрашиваю я, когда она возвращается из рая обратно на землю. Но Лина решает промолчать, пока сквозь выражение сладкой неги в красивых чертах её лица проявляется отчаяние.

— Все. Все, чьи сердца якобы были заняты своими вторыми половинками, тут же забывали о своих чувствах и с удовольствием бежали за богатой жизнью. А бывало, даже сами мужики своим любимым и неповторимым давали добро на несколькомесячные заработки, чтобы потом всю жизнь бедности не знать, представляешь? Вот тебе и любовь, которую весь мир восхваляет и возносит, как нечто волшебное. Ведь на каждом углу все только и делают, что кричат о том, как любовь окрыляет, исцеляет, меняет, заставляет быть лучше, воскрешает из мёртвых и творит ещё до хера всяких чудес, да только я во всю эту чушь не верю и считаю её чрезмерно переоценённой. Что я знаю точно — любовь превращает людей в идиотов и значительно усложняет жизнь. И ты, Джеймс, — один из прекраснейших тому примеров. Столько лет любила и страдала по мужчине, который не воспринимал тебя как женщину, вместо того чтобы давным-давно найти своё счастья с другим. Та же проблема односторонних чувств у тебя была и с матерью, из-за любви к которой ты и морально и физически уничтожала себя. И вот скажи, не идиотизм ли это? Не любовь ли превратила тебя в глупую, мучащуюся и жертвующую своими желаниями девочку, что ради других так долго тратила свою жизнь впустую? А? Разве я не прав? — безрадостно усмехнувшись, задаю вопрос я, сверля её выжидающим взглядом, но Николина вновь ничего не отвечает, а лишь пытается отстраниться от меня, да только усиленное давление моих пальцев чуть ниже её затылка и по-прежнему ласкающая клитор рука не позволяют ей это сделать.

— Конечно, прав, — не без удовлетворения заключаю я. — И таких людей много, кому всеми возвышенная любовь скручивает напрочь мозги. Слишком много. Я уже молчу про тех, кого она реально сводит с ума и побуждает вытворять недопустимые вещи. Даже некоторые мои счастливицы умудрялись создавать мне неприятности из-за своих пробудившихся чувств, и скажу тебе, мне уже этого было вполне достаточно, чтобы в сотый раз убедиться — мне на хрен не нужны ни романтические сопли, ни отношения, ни проблемы, исходящие из них. Всё это мне неинтересно. Пустая трата времени, которое я лучше проведу с пользой на работе или с удовольствием для себя, трахаясь со своими покорными и жаждущими порадовать меня женщинами. И да, Лин, ты абсолютно права: я бессердечный, чёрствый, эгоистичный и нисколько об этом не жалею. Я всё о себе знаю и полностью доволен своей жизнью и тем, кем являюсь. Я не люблю никого, кроме себя, и абсолютно не нуждаюсь в любви другого человека. Ни твоей, ни чьей-либо ещё.

— Тогда отпусти меня к тому, кому я нужна, — наконец подаёт хриплый голос Лина, вбиваясь ладонями в мою грудь. — Ты сам отменил контракт, и я не понимаю, что я здесь ещё делаю? Ты хочешь наказать меня за оскорблённое самолюбие? Для этого ты сейчас мучаешь меня? Разве я и так недостаточно настрадалась из-за тебя? Мне кажется, мы более чем квиты, поэтому прекрати уже истязать меня своей магией и позволь уйти к человеку, которому я нужна со всеми моими чувствами, проблемами и желаниями. К тому, кто по-настоящему любит меня. Просто давай уже закончим всё это… Я больше не могу… Отпусти меня, Адам… Просто отпусти, — жалостливо блеет она свою любимую песенку и смотрит мне прямо в глаза с запредельной болью, отчаяньем, грустью и надеждой на то, что я всё-таки сжалюсь и отпущу её к «мужчине, которого она любит больше жизни».

И я бы мог… отпустить её, отступить со своими желаниями в сторону, позволить уйти к другому, что непременно сделает её счастливой, дав ей всё, что она поистине заслуживает: любовь, нормальные отношения, семью, детей, собаку, что будет охранять их огромный дом, и беззаботную, размеренную жизнь, в которой она бы чувствовала себя защищённой, любимой, нужной… свободной.