Анаис Нин - Шпион в доме любви
— Ивонна, не смеши меня, а то он выскочит.
Мой член выскальзывал, когда я смеялся, и мне приходилось снова его вставлять.
— Ивонна, ты устала? — спросил я ее.
— Да нет же, — сказала она. — Сейчас я впервые сама от этого что-то получаю. Когда клиенты все время торопятся, это не может не уязвлять меня, так что я просто даю им возможность расправиться со мной, сама в этом не участвуя. Кроме того, это пагубно для профессии, потому что эмоции старят и утомляют. Меня не покидает ощущение того, что они не уделяют мне достаточно внимания, и потому я отступаю и прячусь в себя. Тебе это понятно?
Тут Марсель спросил меня, был ли он хорошим любовником в самый первый раз, когда мы пришли к нему домой.
— Ты был хорошим любовником, Марсель. Мне понравилось, как ты держал меня обеими руками за ягодицы. Ты держал их крепко, как будто хотел съесть. Понравилось мне и то, как ты держал в ладонях мое лоно. Так уверенно, так по-мужски. В тебе есть что-то от пещерного жителя.
— Почему женщины никогда не рассказывают мужчинам ничего подобного? Почему женщины всегда делают из этого такую большую тайну? Им кажется, что они тем самым выдают тайну своей привлекательности, но ведь это не так. А ты говоришь именно то, что чувствуешь. Это замечательно.
— Я верю в то, что это нужно высказывать. Таинственного и так предостаточно, оно не помогает нам в минуты близости. Объявлена война, и многие погибнут в неведении, потому что не отваживаются говорить об эротике. Это смехотворно.
— Я вспоминаю Сент-Тропес, — сказал он. — Наше лучшее лето.
Стоило ему это сказать, как я представила себе то место. Колония художников, куда приезжали представители высшего общества, актеры и люди, лодки которых стояли там на якорях. Маленькие кафе у кромки воды, радость жизни, веселье и атмосфера лени. Все были в купальниках и все болтали друг с другом — владельцы лодок с художниками, художники с молоденьким почтальоном, с молодым полицейским и молодыми рыбаками — все молодые и темноволосые мужчины Южной Франции.
Танцы устраивались во дворе на открытом воздухе. Джаз-оркестр был с Мартиники и жарил сильнее летней ночи. Как-то вечером мы с Марселем сидели в уголке, когда объявили, что свет будет погашен в течение пяти минут, потом в течение десяти минут и, наконец, на четверть часа посреди каждого танца.
Какой-то мужчина прокричал:
— Тщательно выбирайте партнера на la quart d’heure de passion[37]. Тщательно выбирайте партнера.
Все дружно засуетились. Потом грянул танец, и вскоре свет погас. Несколько женщин истерически закричали, а мужской голос сказал:
— Это скандал, я не намерен в нем участвовать.
Другой крикнул:
— Зажгите свет!
Танец продолжался в темноте, и чувствовалось, как возбуждение ширится.
Марсель пришел в экстаз. Он держал меня так, как будто хотел переломить пополам. Он наклонился ко мне, раздвигая мои колени своими, и член его напрягся. За пять минут мы только и успели что потереться друг о друга. Когда зажегся свет, все выглядели какими-то растерянными. У некоторых лица стали как у страдающих апоплексией, некоторые были бледны. Шевелюра Марселя пришла в беспорядок. Холстяные шорты одной дамы были помяты. Атмосфера сделалась тяжелой, животной и вибрирующей. Вместе с тем сохранялась видимость изящества и нетронутости. Те, кто оказался шокирован, удалились. Другие же выглядели так, словно ждали грозу, в то время как у третьих в глазах уже снова горел огонь предчувствия.
— Как ты думаешь, кто-нибудь из них начнет кричать, озвереет и потеряет самообладание? — спросила я.
— Я, может быть, — ответил Марсель.
Начался второй танец, и освещение погасло. Голос руководителя оркестра произнес:
— Итак la quart d’heure de passion. Месье, мадам, сейчас у вас будет десять минут и потом еще пятнадцать.
Послышались крики протестующих женщин. Мы с Марселем тесно прижались друг к другу, как двое танцующих танго, и пока продолжался танец, я каждое мгновение боялась, что испытаю оргазм. Вспыхнувший свет озарил еще более непотребное состояние присутствующих и смятение чувств.
— Скоро здесь начнется оргия, — заметил Марсель.
Все сели и стали щуриться, как будто от слепящего света. Но во взглядах давали о себе знать бурлящая кровь и дрожащие нервы.
Исчезла разница между шлюхой, дамой из высшего общества, представительницей богемы и девушкой из города. Местные девушки обладали типичной для юга Франции смуглой красотой. Все женщины были загорелы и напоминали таитянок, украшенных ракушками и цветами. Во время яростного танца некоторые цветы сломались и теперь лежали на полу.
Марсель сказал:
— Думаю, в следующем танце я не выдержу и изнасилую тебя.
Его рука скользнула мне в шорты и шевелилась там, а глаза пылали.
Тела и ноги. Сколько их, и все сверкают загаром, некоторые волосатые, как лисицы. У одного мужчины было на груди такое обилие волос, что он надел сетчатую майку, чтобы их демонстрировать. Он походил на человекоподобную обезьяну. Своими длинными руками он обвивал партнершу так, словно хотел ее поглотить.
Последний танец. Свет был погашен. Одна женщина разразилась птичьим криком, вторая начала отбиваться.
Голова Марселя склонилась мне на плечо. Он больно меня кусал. Мы прижимались и терлись друг о друга. Я закрыла глаза и закачалась от возбуждения. Я неслась на волне желания, исходившего от всех танцующих, от ночи, от музыки. Я думала, что кончу сразу же. Марсель продолжал меня кусать, и я испугалась, что мы упадем на пол. Однако опьянение выручало нас, оно держало нас в плену действа и позволяло наслаждаться тем, что происходило подспудно.
Когда зажегся свет, все были пьяны и качались от нервного возбуждения. Марсель сказал:
— Им это нравится больше, чем регулярное совокупление. Большинству, во всяком случае. Это растягивает удовольствие. Но я уже больше не могу сдерживаться. Пусть себе сидят и радуются, им нравится, когда их распаляют, нравится сидеть с напряженными членами и женщинами, мокрыми и открытыми, а мне хочется со всем этим покончить, я не могу ждать. Пойдем на пляж.
Прохлада пляжа несколько успокоила нас. Мы лежали на песке и по-прежнему слышали в отдалении ритм джаза, как будто то было бьющееся сердце или пульсирующий в женщине член, и пока одни волны омывали нам ноги, другие волны катились внутри нас, катились до тех пор, пока мы не кончили одновременно, катаясь в песке в такт музыкальному ритму.
Марсель тоже этого не забыл. Он сказал:
— Какое же то было замечательное лето! Думаю, тогда все понимали, что это последний раз, когда мы можем наслаждаться жизнью.
