Коллектив авторов - Сборник коротких эротических рассказов

Катастрофа миновала, и лишь воспоминание о ней проходит перед мысленным взором одинокого старца, примостившегося на коленях Клеопатры. Человечество не погибло; оплодотворение совершается ныне санитарно-стерильным и гигиеничным способом, почти как прививка. Эпоха тяжких испытаний сменилась относительной стабилизацией.

Но культура не терпит пустоты: место, опустевшее в результате сексотрясения, заняла гастрономия. Она делится на обычную и неприличную; существуют обжорные извращения и альбомы ресторанной порнографии, а принимать пищу в некоторых позах считается до крайности непристойным. Нельзя, например, вкушать фрукты, стоя на коленях (но именно за это борется секта извращенцев-коленопреклоненцев); шпинат и яичницу запрещается есть с задранными кверху ногами. Но процветают — а как же иначе! — подпольные ресторанчики, в которых ценители и гурманы наслаждаются пикантными зрелищами; среди бела дня специально нанятые рекордсмены объедаются так, что у зрителей слюнка течет. Из Дании контрабандой привозят порнокулинарные книги, а в них такие поистине чудовищные вещи, как поедание яичницы через трубку, между тем как едок, вонзив пальцы в приправленный чесноком шпинат и одновременно обоняя гуляш с красным перцем, лежит на столе, завернувшись в скатерть, а ноги его подвешены к кофеварке, заменяющей в этой оргии люстру. Премию «Фемины» получил в нынешнем году роман о бесстыднике, который сперва натирал пол трюфельной пастой, а потом ее слизывал, предварительно вывалявшись досыта в спагетти. Идеал красоты изменился: лучше всего быть стотридцатикилограммовым толстяком, что свидетельствует о завидной потенции пищеварительного тракта. Изменилась и мода: по одежде женщину невозможно отличить от мужчины. А в парламентах наиболее передовых государств дебатируется вопрос о посвящении школьников в тайны акта пищеварения. Пока что, ввиду крайнего неприличия этой темы, на нее наложено строжайшее табу.

И наконец, биологические науки вплотную подошли к ликвидации пола — бесполезного пережитка доисторической эпохи. Плоды будут зачинаться синтетически и выращиваться методами генной инженерии. Из них разовьются бесполые индивиды, и лишь тогда настанет конец кошмарным воспоминаниям, которые еще живы в памяти всех переживших сексотрясение. В ярко освещенных лабораториях, этих храмах прогресса, родится великолепный двуполый, или вернее, беспольник, и тогда человечество, покончив с позорным прошлым, сможет наконец вкушать разнообразнейшие плоды — гастрономически запретные, разумеется.

Перевод с польского.

Егор Радов

Не вынимая изо рта

Зовите меня Суюнов. Когда я смотрю на себя в зеркало, меня охватывает восторг, изумление и счастье. Я дотрагиваюсь до мочек своих ушей большими пальцами рук — и истома нежности пронзает меня, словно первые пять секунд от введения в канал пениса наркотика «кобзон». Я трогаю мочки ладонью и погружаюсь в сладкое, бесконечное умиротворение, напоминающее пик действия ХПЖСКУУКТ. Я подпрыгиваю, хватаю мочки указательным и большим пальцем, начинаю онанировать, то разжимая, то снова сжимая их, — и предчувствие великого, сильного, огромного оргазма обволакивает мою голову, повергая меня в трепет, блаженство и страсть; мочки как будто заполняют меня целиком; я весь преображаюсь, теряю свет в глазах, понимание и стыд; и бешеный конец затопляет меня всего, отзываясь пульсацией крови во всем теле, судорожным сердцебиением и изливанием семени внутрь. Мне кажется, я не забеременел; я думаю, что могу ощутить сам момент зачатия, самоосеменения; и я боюсь умереть от любви и счастья в этот миг, и мне страшно это; и все происходит как волшебство. О, Иван Теберда!

Сегодня было хорошо. Я припудрил уши, расчесал лобковую область и застегнул чемодан. Я решил полететь в Америку — страну педерастов. Я монолиз. Монолизы составляют примерно половину русских и четверть украинцев. Мы трахаемся и беременеем через мастурбацию мочек ушей. Американцы — педерасты. Немцы — подмышкочесы, французы — говно. Австрийцы делятся на мужчин и женщин, папуасы различают двадцать девять полов. Теберда! Мне страшно думать о возможностях открытых перед ними. Но извращения запрещены. Родился монолизом — дрочи уши. Если педераст поступай соответственно. Я боюсь законов, боюсь отрезания своих ушей. Они так прекрасны, что как только я смотрюсь в зеркало, я тут же возбуждаюсь, и тут же начинаю немножечко потрагивать мочки. И ели это случается в общественном месте, это ужасно. Мне уже не раз приходилось платить штраф. О, Теберда!

В детстве, когда я начинал это делать за столом, я тут же получал оглушительную пощечину от своего родителя.

— Люби в одиночестве! — выкрикивал он мне надоевшую общеизвестную фразу, написанную в каждом букваре. — Ты что, русский язык не понимаешь?!

— Я понимаю, — отвечал я в испуге.

— Так вот, иди в туалет, и там давай!

— Там воняет.

— Мне наплевать! — кричал человек произведший меня на свет.

— Ты должен вести себя прилично! Вот когда умру, ты останешься один в квартире, и хоть обдрочись!

— К тебе вчера две муженоски приходили сосать… — говорил я плача.

— Ах ты, гнида! — ярился мой гнусный отцемать. — Я тебе дам!

И он стегал меня ремнем по плечам. Когда он умирал от несварения мочи, я додушил его. Мне хотелось отрезать его мерзкие уши, зачавшие меня, которые были много меньше моих, но потом я решил, что это может вызвать подозрение у милиции. Наши милиционеры были дотошным народом. Они все были белорусы и имели по два влагалища на брата. Когда им нужно было делать «тю-тю», они обнимались, целовались, называли друг друга «машками» и засовывали каждый другому по два пальца обеих рук в эти влагалища. Так они могли стоять часами. И постоянно — поцелуи, «машки». Неудивительно, что их прозвали «машками». Я ненавидел их, а они называли нас «уховертками» и постоянно пытались поймать на нарушении закона о приличии. Один «машка» меня особенно невзлюбил.

— Эй, ты, уховертка! — кричал он мне. — Ты не за мочку ли схватился?

Он шел на меня, смердя своими гордо выставленными влагалищами, которые налились кровью, как глаза навыкате.

— Никак нет, мой дорогой приятель и друг! — нехотя отвечал я.

— Смотри, упэрэ!.. — говорил «машка» и степенно уходил.

О, Теберда! Сколько они могут издеваться надо мной!

Сегодня я решил лететь в Америку. Там педерасты, а я — турист. Да, я хочу извратиться. Да это стоит больших денег (американцам на все наплевать, кроме своих загорелых мужественных попок). Да, я заработал деньги у мерзких японцев, которые испражнялись мне в рот. Да, меня чуть на застукали с этим, и мне пришлось отвечать, что я ел у самого себя (как хорошо, что говно у всех одинакового вкуса!). Но я хочу испытать все то, что видел когда-то в детстве, подсматривая за своим родителем, который истратил все свои приличные довольно деньги, заработанные дедушкой, на разные забавы. Я хочу! И хотя и у нас можно найти любые удовольствия и радости, мне наплевать. Я просто хочу увидеть другую страну; посмотреть на небоскреб и прикоснуться к заднице Американской Мечты — главному их монументу, стоящему где-то там. И я полетел.