Виновник завтрашнего дня (СИ) - Александер Арина
Не смотря на ранее утро, в кафе уже хватало посетителей. В основном это были пожилые парочки, решившие позавтракать в относительной тишине. На появление Гончарова попервой среагировали нейтрально, безучастно мазнув взглядом по бордовому сечению и красно-синему фингалу под заплывшим глазом. Но стоило посмотреть на решительное лицо и окаменевший подбородок, как глаза сами собой опускались в тарелки, от греха подальше. С таким лучше не связываться. Сразу видно, бедовый.
Зато Варланов, заприметив его разрисованный фейс едва не поперхнулся кофе.
— Не понял! — отставил чашку, нахмурившись. — Это что за ху*тень у тебя на роже? — повысил голос, но вовремя спохватился, вспомнив, где находится. — Ты чем вообще думал?
Скотник, приехавший вместо Шамрова, опустил глаза, искренне сопереживая другу. Хорошо, что встреча в кафе, может, получится избежать конфликта.
— Я тебя за чем сюда отправил, м? Чтобы ты снюхался с младшей Некрасовой? Ты только вчера вылупился и ни хера не понимаешь? Ты не в курсе, что случается, когда трахаешь кого-то из семьи? — всё же вышел из себя, комкая бордовую салфетку. Присесть не предлагал, хотя прекрасно видел, что Лёшка едва держится на ногах.
То ли выглядела эта тройка специфически, то ли витавшее между ними напряжение каким-то образом сыграло свою роль, но помещение кафе опустело в мгновения ока.
Взгляд Гончарова потяжелел, стал неподвижным. Сделал вдох. Медленно. До тех пор, пока не потемнело в глазах от переизбытка кислорода. Готов был взорваться, но титаническим усилием воли сдержался, только глаза полыхнули холодом, заставив Варланова нахмурить седые брови.
— Я люблю её, и ни за что не откажусь, — сказал спокойно, начиная закипать от злости. Уже дважды признался в своих чувствах и дважды на его признание отреагировали недоверчивым блеском в глазах. Это уже начинало выбешивать. Знал, что в их мире любовь — пустой звук. Дружба, преданность, самоотдача, безотказность — вот те качества что ценились, и будут цениться всегда. А любовь… большинство из его окружения даже не верили в её существование. Куда уж ему, закоренелому цинику.
— Любишь? — насмешливо переспросил Варланов. — Брось, Лёш, какая любовь при твоей профессии?
Лёшка иронично улыбнулся.
— Такая же, как и у всех. Скибинский смирился, и уж вы постарайтесь.
— Да куда уж мне! — теперь, когда кафе опустело, можно было и воскликнуть. — Я не знаю, что произошло между вами, но Паша и правда смирился. Умеешь ты, Гончаров, расположить к себе. Но знай: будь я на его месте — последовал бы ты за Седым, и не факт, что выжил бы.
Не смотря на побитое лицо, не чувствовалась в Гончарове сломленность или смиренность, признание вины, покаянность. Наоборот. В каждом его движении, в каждой кривой улыбке и брошенном исподлобья взгляде читалась собранность и пускай обузданная, взятая под контроль, но все же бешеная сила. Такого не запугаешь. Понимал Варланов старого друга, с Гончаровым лучше не враждовать. Он знал их тайны, умел оказываться под рукой в необходимый момент, ловко и бесследно устранял помехи. И веяло от него отнюдь не любовью, а самой настоящей смертью. Потому и удивился, услышав с его уст подобное признание. Разве хладнокровные убийцы умеют любить?
— Ладно, — произнес более сдержано, начав успокаиваться. Раз Пашка дал добро, ему ли не похер? Сейчас у них есть проблемы и посерьёзней. — Ты знаешь, что Скибинский в больнице?
Лёшка изменился в лице. Как в больнице?
— Нет. Что случилось?
— Инфаркт. Состояние нерадужное. Это уже второй по счёту. Третий может и не пережить.
Лёшка молчал, переваривая услышанную информацию. Получается, не только им с Ванькой досталось. Этого стоило ожидать, старик ещё при нем хватался за сердце. Черт! Как же всё не вовремя.
— Поэтому, — продолжил Варланов, возобновив завтрак, — мы должны объединиться и вместе противостоять врагам, пока те не нанесли удар первыми. И знаешь, что самое удивительное, Павел поручил тебе управление отгрузкой металла и контроль над заводом. После всего-то. Понимаешь, да? Степень оказанного доверия? Не подведи. В твоих же интересах подсобить. Чем скорее задавим зачинщика, тем быстрее вернемся в Москву.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Я помогу отстоять бизнес, но в Москву не вернусь, — сказал Лёшка, присев за стол. У Варланова глаза на лоб полезли, не говоря уже о Мишке. Тот и так стоял, боясь лишний раз вздохнуть, а тут такая наглость. Играл Гончаров с огнем, совсем страх потерял. Но, взглянув на мужчину, понял: лучше не вмешиваться.
— Ты подчиняешься мне! — рассердился Варланов. — И сделаешь так, как я скажу.
Лёшка навалился на стол, положив тяжелые кисти на мраморную столешню и тихо выдохнул:
— Я ведь с вами не из-за денег, Роман Викторович. И не потому, что некуда податься или наглухо отбитый. Я не отказываюсь работать на вас, и прекрасно понимаю, что связан с вами не только общими тайнами. Вы будете нуждаться во мне ещё не один раз, я же не смогу и шагу ступить без вашего разрешения, но помнится, вы обещали мне всяческие льготы за поимку заказчика. Так вот, после разрешения конфликта я хочу остаться здесь.
Говорил как можно спокойней, но свирепая игра скул и нервное постукивание сцепленных между собой пальцев выдали его состояние с головой. Не вспыхнувшего накала с Варлановым боялся. Нет. А отсутствие звонка от следившего за Олегом Антона. Время шло, а у него ни единой зацепки.
— Если не ошибаюсь, он так и не пойман.
— Не пойман. Пока, — улыбнулся хищно, решив перейти к главному, — но я знаю, кто он.
— И кто же?
— Олег Турский.
Варланов удивленно приподнял брови, а в следующий момент подался вперёд всем корпусом, чуть не перекинув чашку с недопитым кофе.
— Лёш, а не слишком ли ты много на себя берешь? Думаешь, я не понял, куда ты клонишь или не в курсе ваших тёрок?
Гончаров посмотрел на часы, и неожиданно резко поднялся. Хватит трепаться. Он свое слово сказал.
— Доказательства есть? — поднялся следом Варланов, сверля мужчину серьёзным взглядом. Сунул руки в карманы брюк, чтобы хоть как-то совладать с нахлынувшим адреналином. Насколько мог судить, Гончаров не тот, кто станет беспочвенно катить бочку. Он бы скорее пристрелил неугодного соперника ещё на первых порах и сделал бы это так искусно, что никто не прикопался бы.
— Есть свидетель. Но, — вскинул ладонь, пресекая дальнейший вопрос, осторожно перевел сбившееся дыхание, — я не могу назвать его имени. Вчера уже убили девушку, вызвавшуюся свидетельствовать против Олега. Не хочу, чтобы и с этой случилось то же самое. Роман Викторович, вы или верите мне, или… я даже не знаю. Сегодня ночью исчезла Влада… — не заметил, как от нахлынувших эмоций сел голос. Сейчас он нуждался в помощи и если ему в ней откажут — это реально станет его концом. Жить постоянно в бегах не выход. Ему нужен тыл. — У меня есть все основания считать, что она у Турского. Знаю, это звучит как бред, но у меня есть доказательства. Именно он возглавляет оппозиционный блок и подначивает южан. Это он давил на Максима, вынуждая выйти из конгломерата. Он стал причиной конфликта с Гордеевым. Вы можете не верить мне, но Турский всё равно не жилец. Я убью его… по-другому никак. Разница лишь в том: будет это исходить лично от меня или будет вашим поручением.
Ненадолго повисла тишина. Варланов рухнул обратно на стул, уставившись в одну точку. Волнения, которые возникли вокруг Скибинского после смерти сына, возникли ведь непросто так. Ими руководил кто-то из своих. Это было ясно хотя бы потому, как просачивалась засекреченная информация и умело плелись интриги. Гаврилов и сам приказал взять под контроль Турского, заметив за ним ненужную активность. Если Гончаров прав и за смертью Максима стоит именно Олег — это бомба, которая взорвавшись, уничтожит не только владельца, но и его окружение. Вопрос: можно ли верить Гончарову?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Ещё раз внимательно посмотрел на стоявшего перед ним мужчину и кивнул своим мыслям. Можно. За Гончаровым числилось множество прегрешений, но никак не лжесвидетельство. С его помощью можно вскрыть загноившийся нарыв и одним махом удалить встрявшую занозу.