Дж. Уорд - Разоблаченный любовник
— И они просто позволили тебе уйти? — спросил Мистер Икс.
— Блондинчик был обеспокоен своим напарником.
Верность. Господи. Всегда верны своим Братьям.
— Заметил что-нибудь еще в О’Ниле? Что-нибудь, кроме того, что он, похоже, прошел через превращение?
Может Вэн просто ошибся….
— Хмм… у него рука была не в порядке. Что-то с ней не так.
Мистер Икс почувствовал, как через него прошел звон, будто он был колоколом, в который ударили. Умышленно спокойным голосом он спросил:
— Что конкретно не так?
Вэн поднял руку и прижал мизинец к ладони.
— Как-то так изогнуто. Мизинец весь скрученный и не гнется, будто он не может двигать им.
— На какой руке?
— Э… правой. Да, на правой.
В состоянии шока мистер Икс прислонился к зданию химчистки «Вэлюрайт». И пророчество пришло ему на ум:
Придет один, что принесет конец,
хозяина поставив вслед.
Бойца текущих дней найдут седьмого в двадцать первом.
Его узнать, по некоторым меткам,
носимым им, легко:
одной, как компасом, он управляет,
хотя на правой лишь четыре силы.
Три жизни прожил он и обзавелся
двумя порезами в анфас.
С единым черным глазом.
Родился в Велле он, в котором околеет.
Кожа мистера Икс загрубела по всему телу. Черт. Черт.
О`Нил мог чувствовать лессеров, может быть, это и есть тот «компас», которым он управляет. Часть насчет «правой» тоже подходит, если в мизинце его правой руки нет силы. Но что насчет этого лишнего «пореза»… подождите-ка… отверстие, через которое Омега поместил свою частичку в О’Нила… включая его пупок: два пореза. И может, «черный глаз» — этот тот, что упоминается в Скрижалях? А касательно рождения и смерти… как вампир О`Нил родился в Колдвелле и возможно, здесь же найдет свою смерть.
Равенство сошлось, но настоящей неожиданностью стала не сумма. Никто, никто и никогда не слышал, чтобы лессеров убивали таким образом.
Мистер Икс посмотрел на Вэна, и вдруг понял, что все стало на свои места.
— Ты — не тот, кто нужен.
— Тебе следовало оставить меня, — сказал Бутч, когда они с Рейджем остановились около небоскреба, где жил Ви. — Оставить и броситься за тем лессером.
— Ага, точно. Ты выглядел так, будто тебя автобус сбил, а вокруг бродила еще больше убийц, это я тебе точно говорю. — Рейдж покачал головой, и они вышли из машины. — Хочешь, чтобы я ушел прочь? От тебя все еще несет дохлой белкой.
— Да неважно. Возвращайся и прибей тех ублюдков.
— Обожаю, когда ты так жестко себя ведешь. — Рейдж слегка улыбнулся, затем стал серьезным. — Слушай, насчет случивше…
— Вот это я собираюсь обсудить с Ви.
— Хорошо. Ви все знает. — Рейдж вложил ключи от Эскалейда в руку Бутча и сжал его плечо. — Звони, если понадоблюсь.
Когда Брат растворился в воздухе, Бутч зашел в вестибюль, махнул охраннику и вызвал лифт. Путь наверх занял целую вечность, и всю дорогу он чувствовал зло, растекавшееся по венам. Его кровь снова была черной. Он знал это. И он, мать твою за ногу, вонял детской присыпкой.
Чувствуя себя прокаженным, он вышел из лифта и услышал грохот музыки. «Chicken N Beer» Лудакриса раздавалась отовсюду.
Он постучал в дверь.
— Ви?
Без ответа. Черт. Он однажды уже помешал Брату…
По какой-то причине дверь щелкнула и приоткрылась на дюйм. Бутч открыл ее шире, инстинкты копа завопили внутри. Рэп становился все громче.
— Вишес? — Он вошел внутрь, и холодный ветер пронесся по пентхаусу, пролетев на полной скорости через открытую стеклянную дверь. — Эй… Ви?
Бутч посмотрел на бар. Там стояло две пустых бутылки Гуза. Три крышки лежали на мраморной стойке. Время пьянки.
Направляясь к балкону, он ожидал найти Ви совершенно бухим.
Но вместо этого наткнулся на сцену под названием «Да поможет мне Бог»: Вишес стоял на стене, пробегавшей вокруг всего здания, голый, качающийся на ветру и… светящийся всем телом.
— Господи Иисусе… Ви.
Брат повернулся, затем широко раскинул руки. С безумной улыбкой медленно повернулся по кругу.
— Клево, да? Оно на мне повсюду. — Он поднял бутылку Гуза ко рту и сделал большой глоток. — Эй, как думаешь, сейчас они захотят связать меня и покрыть татуировками все тело?
Бутч медленно пересек балкон.
— Ви, дружище… как насчет того, чтобы спуститься оттуда?
— Зачем? Спорю, я достаточно умен, чтобы летать. — Ви наклонился и посмотрел вниз с высоты в тридцать этажей. Его светящееся тело, покачивавшееся взад-вперед на ветру, было поразительно красивым. — Ага, я такой, мать твою, умный, и спорю, что смогу уделать гравитацию. Хочешь глянуть?
— Ви… — Дерьмо. — Ви, дружище, спускайся оттуда.
Ви оглянулся, и казалось, резко протрезвел, его брови сошлись на середине лба.
— Ты пахнешь как лессер.
— Знаю.
— И почему?
— Я расскажу, когда ты спустишься.
— Взятки, взятки… — Ви сделал еще глоток Гуза. — Я не хочу спускаться, Бутч. Я хочу летать… улететь далеко. — Он запрокинул голову в небо и пошатнулся… Затем поймал равновесие, взмахнув бутылкой. — Упс. Чуть не упал.
— Вишес… Да Господи, ты, Боже…
— Так, коп… в тебе снова Омега. И кровь твоя в венах снова черна. — Ви убрал с глаз волосы, и на виске показались татуировки, сияющие из-за свечения кожи под ними. — И все же, по существу, ты не зло. Как она говорит? А… точно… Средоточие зла — в душе. А у тебя… у тебя, Бутч О`Нил, добрая душа. Лучше, чем моя.
— Вишес, спускайся. Сейчас же…
— Ты мне нравился, коп. С того момента, как я встретил тебя. Нет… не в первый раз. Я хотел убить тебя, когда впервые встретил. Но потом ты мне понравился. Очень. — Господи, такого выражения на лице Ви, Бутч никогда не видел. Печальное… любящее… но больше всего… жаждущее. — Я наблюдал за вами, Бутч. Я наблюдал, как ты… занимаешься с ней любовью.
— Что?
— С Мариссой. Я видел тебя — сверху, на ней, в клинике. — Ви замахал накаленной добела рукой взад и вперед в воздухе. — Это было неправильно, и мне очень жаль… но я не мог отвести взгляда. Вы двое были так прекрасны вместе, и я хотел… черт, да неважно. Я хотел почувствовать это. Ага, хотя бы однажды… Я хотел знать, каково это — иметь нормальный секс, заботиться о человеке, с которым встречаешься. — Он жутко рассмеялся. — Хм, то, чего я хочу, — это же не особо нормально, да? Ты простишь мне мою извращенность? Простишь мой смущающий и постыдный недостаток? Дерьмо… я принижаю нас обоих…
Бутч был готов сказать все что угодно, лишь бы спустить своего друга с обрыва, но у него на самом деле возникло чувство, что Ви был в ужасе от самого себя. И это было некстати. Свои чувства изменить невозможно, а Бутч не был напуган откровением. Странно, но он не был и удивлен.