Фанфикс.ру айронмайденовский - Фанфик Четверо лучших
«Теми же, что и ты», — ответил я и свернул пергамент.
— Так, Минерву предупредили, — сказал я и воззрился на недорисованный план Министерства. — Теперь это...
Солнце уже коснулось верхушек деревьев в парке поместья, когда план был закончен и лежал на столе вместе с портключами.
— Нужно им объяснить, что для бравады случай неподходящий, — нервно говорил Люциус, кусая губы. — Иначе они попадутся...
— Не попадутся, — успокаивал я. — Смотри: план, портключи, Оборотное, мантия, мётлы, плюс сила Поттера и его фантастическое везение. У них всё получится!
— Хотелось бы... — сказал Люциус, и я прекрасно понимал, какая тяжесть лежит у него на сердце. Внезапно он настороженно прислушался к чему-то, держась за фамильный перстень, и разом смахнул пергамент с планом и кулоны в ящик стола. Через несколько секунд в дверь раздался стук. Мы переглянулись. На пороге стояла усталая Алекто, которая ничуть не удивилась, застав нас вместе.
— Люциус, Северус, — сказала она, прислоняясь к косяку. — Нужна ваша помощь.
— Что случилось? — спросил я, опять предчувствуя плохое.
Кэрроу печально махнула рукой и вздохнула:
— Барти...
84. ЛМ. Похороны
Из парадных дверей Мэнора массивный чёрный гроб выносили, по традиции, на руках. Барти лежал в нём на белом кружевном покрывале, какой-то непривычно тоненький, бледный, в строгом костюме и мантии. Руки ему сложили на груди в застывшем жесте покорности, а Амикус со скорбным лицом наколдовал пригоршни каких-то мелких синих цветов с едва уловимым запахом. Цветы лежали по краям гроба, на самом Барти, путались в его неровно подстриженной чёлке, и потёртый райвенкловский шарф, который Краучу обернули вокруг пояса, терялся на их фоне, только кисточки свешивались через край и покачивались в такт шагам.
Гроб несли Рабастан, Макнейр, Долохов, Амикус, Розье и, как ни странно, Скабиор. Следом за гробом Эйвери с побрякивающим мешочком рун на поясе нёс большую книгу погребальных стихов, за ним Алекто, то и дело прижимая к сухим глазам чёрный кружевной платок, левитировала громоздкую крышку гроба, и последними шли мы с Северусом.
Могила уже была готова. Мы медленно прошли по парковым дорожкам мимо аккуратных газонов с кустами волшебных роз Нарциссы, которые цвели целое лето, мимо фонтана, мимо двухсотлетнего вяза и углубились в парк. Остановившись у прямоугольной ямы, я вспомнил, как вырыл похожую «могилу» для Рона Уизли, и, несмотря на трагичность момента, усмехнулся.
Гроб бережно поставили на кучу земли, и Эйвери, встав в изголовье, открыл книгу на заранее заложенном месте. Однако читать он медлил. Мы стояли вокруг гроба и могилы и молчали, все десять человек. Предзакатный солнечный свет пробивался сквозь густую крону деревьев, тихо колеблющуюся от ветра; какие-то мошки стайкой кружили в тёплом воздухе там, где он казался золотым. Один луч застыл на мелово-бледном лице Барти с горькой складкой у губ. Эйвери откашлялся и неуверенно начал погребальную церемонию:
— Именем Одина и Фрейи. Именем Мерлина и Морганы. Прими, земля, сына своего Бартемиуса на веки вечные в лоно своё. Да пребудет с ним покой вечный, да обретёт его душа отдохновение от скорбей человеческих.
Голос его словно растекался в тягучем медовом воздухе, мошки всё кружили и кружили, листва слегка колебалась, и слова погребального заговора как будто продолжали звучать, уже будучи произнесёнными.
— Всё прощаем тебе, брат наш, ступай с миром, и прости нас за зло, тебе причинённое...
Я знал этот заговор наизусть, поэтому пропустил момент, когда Эйдан специальной формулой передал слово мне:
— Люциуса слово, — сказал он, и все взгляды устремились на меня. Но я не знал, что пожелать уходящему от нас. Наконец, после почти минутного молчания ответил:
— Пусть придёт мир в твою душу, Барти, — ничего более умного я не придумал. Крауч был мне неприятен даже сейчас.
— Уолдена слово, — распорядился Эйвери.
Макнейр медлил не меньше, чем я.
— Ты меня прости, ладно? — произнёс он, не глядя на гроб. — За тогда, в апреле. Ну, ты понял...
— Рабастана слово, — отчего-то охрипнув, обернулся к Лестрейнджу Эйвери.
— Жалко тебя, Барти, — говоря, тот не смотрел на гроб. — Не поверишь, но жалко, больше, чем себя самого...
— Ивэна слово.
— Спасибо, что ты такой, какой есть, — пробормотал тот, тоже отчего-то пряча глаза. — Хоть место тебе в психушке, уж не обессудь...
— Алекто слово, — повернулся Эйдан; ботинки оставили чёткие отпечатки в свежей земле.
— Пусть душа твоя исцелится, — глухо промолвила та, комкая платок. — Тебе это нужно, нужнее, чем всем другим. И у тебя ещё есть шанс...
— Амикуса слово.
— Пусть у тебя хватит сил встретиться с самим собой, — пока Кэрроу говорил, его глаза блестели золотым; впрочем, это мог быть свет солнца. — Ты справишься.
— Антонина слово.
— Говорят, смерть — обновление... — промолвил тот. — И я хочу, чтобы оно свершилось так, как следует.
— Северуса слово.
Тот не удержался от сарказма:
— В этот трагический момент не могу не напомнить всем о скоротечности бытия и надеюсь, что смерть влияет на мозги лишь благоприятным образом.
Я не стал толкать его локтём. Барти всё это заслужил.
— Скабиора слово.
Егерь поднял глаза от нутра могилы, которое внимательно изучал всё это время, и сказал, не ёрничая, с грустной улыбкой:
— Спасибо за венок, Барти. Я оценил.
Убедившись, что все присутствующие хоть что-то сказали, Эйдан снова открыл книгу.
— Во тьме земли пусть хранит тебя тьма извечная, пусть сердце твоё расцветёт и не увянет. Оставь прошлое и долги его. Во имя Одина и Фрейи, Мерлина и Морганы. Бартемиус Крауч, покойся с миром.
Шурша по траве и едва касаясь земли на бегу, в круг влетел Руди, растрёпанный, только в брюках и рубашке, ахнул, со всхлипом бросился к гробу, но стоящий ближе всех Макнейр перехватил его за пояс.
— Барти! — воскликнул младший Лестрейндж, совершенно не замечая гневного взгляда старшего. — Как же так?! Мне Хвост сказал — хоронят... Как же?! За что?!
С грохотом опустилась крышка гроба, безжалостно прищемив концы синего шарфа. Эйвери взял книгу под мышку, и они с Розье и Долоховым одновременно взмахнули палочками. Гроб плавно взмыл в воздух, завис над могилой и медленно опустился в неё, стукаясь о стенки. Я шагнул ближе, посмотрел на чернеющую внизу крышку, но в этот момент куча земли посыпалась на неё, и через минуту на месте могилы возвышался ровный холмик свежей земли.
Мы оглядели друг друга, все, кроме Руди, который, тщетно извиваясь в медвежьей хватке Макнейра, не отводил взгляда от могилы, — церемония подействовала удручающе на всех без исключения. Снейп отмер первым, впрочем, он и с самого начала был скептически настроен. Он скрестил руки на груди и строго спросил:
