Эва Хансен - Цвет боли: белый

Дин не очень любил путешествовать поездами, предпочитая сидеть за рулем. Летом он ни за что не отправился бы экспрессом, но хотелось поскорее вернуться, да и время не самое подходящее для поездок на машине. Из плюсов — остановка экспресса в Брекке. Удивительно, потому что это фактически деревенька, хотя и весьма симпатичная.

Кроме автомобиля у Дина была еще одна страсть — фотография. Нет, он не создавал портретных шедевров, перед каждым кадром по полчаса устанавливая свет, не участвовал в выставках и даже не демонстрировал снимки коллегам, он просто фотографировал, запечатлевая интересные виды. Среди его снимков можно встретить и водопады, и деревенские улочки, и бурное море, и кошку, мирно сидящую на окне.

Хорошая камера всегда при нем, Марклунд презирал все эти «мыльницы» и снимки мобильником, у него была зеркалка с емким зарядным устройством и несколько карт памяти про запас.

Вот и теперь первым делом Дин достал фотоаппарат, не запечатлеть приземистое здание вокзала под красной крышей было бы грешно. Благословенная провинция… как же здесь легко дышится и мирно живется, совсем не то, что в суматошной столице…

Марклунд тихонько засмеялся, и это он о Стокгольме, который по сравнению с другими столицами Европы (об американских городах и говорить нечего) просто идеален.

Дин даже не стал устраиваться в отеле, оставил сумку на хранение и отправился разыскивать родных Эммы Грюттен. Ее родителей не было в живых, нашелся только брат, которому, похоже, было все равно. Нильс Сьеберг выслушал сообщение об убийстве своей сестры так, словно ему говорили о ненастной погоде в Новой Зеландии или падении цен на авокадо в Бразилии. Кивнул и только. О сестре ничего толком сказать не мог, пожал плечами:

— Эмма давно сама жила.

На просьбу дать адрес бывшего мужа сестры Ханса Грюттена снова кивнул и полез в залежи мятых бумажек под телевизором. Основательно там порывшись, Нильс вытащил замусоленную квитанцию, на обороте которой был написан какой‑то телефон, покрутил в руках, сосредоточенно морщась, потом крикнул жене, возившейся в кухне:

— Сельма…

Несколько мгновений длилось молчание, Сьеберг позвал еще раз:

— Сельма!

Женщина, наконец, отозвалась:

— М‑м‑м…

— Тот телефон Ханса? У него теперь другой номер?

— Да.

— Давно?

— Да.

— Когда сменил?

— Два года назад.

— Какой сейчас?

— Мне откуда знать?

После каждого вопроса следовала задержка в несколько секунд, после ответа также. У Дина руки чесались встряхнуть супругов, чтобы очнулись, причем обоих. Что за сонные мухи?!

— А адрес вы его знаете?

— Адрес? — Снова мыслительный процесс длился несколько секунд, потом последовал ответ: — Не‑а…

Призывая ярость всех богов сразу на этих двух сонь, Дин старался дышать глубже, чтобы не взорваться.

— Как вы можете не знать адрес сестры?!

Через пару секунд Нильс Сьеберг выдал следующую информацию:

— Ханс теперь не там живет.

— Называйте адрес, где жил, только быстро, иначе я не успею вернуться в Стокгольм вовремя.

Получив вожделенный адрес, Марклунд отправился искать аптеку, потому что от тягучести общения с семьей Сьеберг у него раскалывалась голова. Аптеку нашел в занятном здании на Риксваген, не сфотографировать которое не смог, уж очень хороша башенка на красной крыше. Полегчало даже без лекарства.

Правда, ненадолго, но теперь уже из‑за звонка Мартина.

Бывшего мужа Эммы Грюттен Ханса Грюттена Дин нашел даже быстрее, чем ее брата, Ханс никуда не переезжал, разве что из одной половины дома в другую, уступив бо́льшую своей сестре с семьей. В воскресный день он был дома, визит Дина мужчину сильно расстроил, было видно, что тот переживает случившееся с Эммой по‑настоящему.

— Где вы были позавчера и вчера?

Ханс пожал плечами:

— Много где, на работе, дома, в кафе… В какое время?

Марклунд махнул рукой:

— Все равно, если вы не уезжали из Брекке, то все равно.

— Вы меня подозреваете, что ли? Я из Брекке не выезжал уже два года, последний раз ездили в Эстерсунд с Эммой, когда поженились.

— Что за беда случилась с вашим сыном?

— Умер на операционном столе. Но он все равно бы долго не прожил, слишком тяжелый порок сердца.

— Его оперировали здесь?

— Нет, конечно, в Эстерсунде. Эмма возила туда Петера одна, я работал. Врач виноват только в том, что взялся за операцию, не стоило ему этого делать.

— А что за врач, фамилию назовете?

Ханс фамилию назвал, но добавил, что врач вынужден был уехать из Эстерсунда, потому что Эмма словно с ума сошла, каждый день ходила к госпиталю и часами стояла в ожидании, когда врач выйдет. Охрана даже полицию вызывала, но сам доктор не жаловался, Эмму и отпускали.

— А потом она узнала, что врач уехал в Стокгольм, и решила отправиться за ним. Я был против, Петера не вернешь, да и не жилец он был, надо жить дальше. Не послушала, оформила развод и уехала.

Марклунд на секунду задумался, спрашивать ли у бывшего супруга о беременности Эммы, но потом решил, что это наверняка не от него, потому ничего говорить не стал.

— Скажите, она ничего не сообщала о том, что нашла врача? Или о своей мести ему?

— Кому? Мне нет, а своей подруге Соне Хантер могла. Вы у нее спросите.

— Уже все спросили… — вздохнул Дин, вспомнив плаксивую подругу убитой.

— Что она сказала?

— Она и обнаружила вашу бывшую супругу убитой…

— А‑а… — почему‑то протянул Ханс и предложил, — кофе хотите?

На столе стояли кружки, банка растворимого кофе, сахар в тарелке… Чисто, но чувствовалось отсутствие женской руки. Вполне холостяцкий быт.

— Вы давно развелись, давно один живете?

— Почти сразу, как поженились. Эмма была беременна, ее положили в больницу, там родила, там и жила до самой смерти Петера… А потом вот уехала в Стокгольм…

— С кем она дружила здесь, кого еще можно расспросить?

— Никого, Эмма не отсюда. Они и с Соней подружились в больнице.

— А откуда Эмма?

— Из Соллефтео. Сюда приехала к брату, но они не дружили с женой Нильса Сельмой, та суровая женщина.

— А‑а…

Это ни о чем не говорило Дину, но он уже чувствовал, что придется ехать и в Соллефтео… Вот тебе и выходные.

Тут позвонил Мартин.

— Дин, ты еще не уехал?

— Нет, конечно. Что еще случилось? Я сейчас у бывшего мужа Грюттен. У него алиби, из Брекке не уезжал.

— Спроси о Софии Иванич, не слышал ли такого имени.

Ханс только плечами пожал, правда, слегка задумавшись: