Кристина Денисенко - Созвездие он-лайн неверности
Ваш страстный поклонник Люсьен Дюжесиль.
Ну, кто бы это еще мог быть? Только он – Люсьен Дюжесиль! И прекрасный букет стал самым дорогим моим подарком! Нежные чувства океаном ворвались в мой разум, я ощутила умиротворение, и радость переполняла меня, выражаясь ласковой улыбкой, нисходящей с моих губ до самого вечера. Хотелось петь, вкладывая всю поэтичность своей души всего в два слова: Люсьен Дюжесиль!
Поскольку у меня была одна ваза, я, недолго думая, выбросила в урну красные розы, подаренные мужем в пятницу, и на их место поставила романтичный букет, полученный от виртуального поклонника с творческой душой.
Рабочий день подходил к концу. С коридора донеслись тяжелые шаги уборщицы Мани, и без стука она лихо открыла настежь дверь, входя (как часто у неё бывает) раком, пятившись через порог, даже не соизволив повернуться ко мне лицом.
— Мария Григорьевна, а где ваше «здравствуйте»? И почему опять без стука? Сколько раз вам повторять, вы же не к себе домой врываетесь?
Тетя Маня, женщина в возрасте 52 лет уже более полугода работала у нас в редакции. За это время она показала себя хорошей уборщицей, но бестактной и невоспитанной особой. Она была вспыльчивой и нервной, иногда даже казалось, что она готова всех поубивать своей шваброй только за то, что ей «указывают, как правильно вытирать пыль на столах», чтобы потом не приходилось по полчаса искать одну бумажку, переложенную уборщицей в не ту стопку.
Сегодня на ней и вовсе лица не было. Лицо то было, конечно, но вот какое оно было – злое, как оскал у голодной волчицы. Глаза на выкате, тонкие губы поджаты, руки дрожат, как при нервном тике. Она буквально шипела, как змея, задыхаясь от переизбытка эмоций.
— Добрый вечер, – наконец-то уборщица соизволила поздороваться.
Она резко приступила к выполнению своих обязанностей, неаккуратно размахивая шваброй и что-то бормоча себе под нос. Наблюдать молча эту картину, было невозможно, и при всем моем уважении к возрасту этой женщины, я встала из-за стола и выхватила из ее рук швабру, которую она нехотя, но все-таки отпустила, грозно сверкая жгучими глазами.
— Мария Григорьевна, у вас личные проблемы? – поинтересовалась я, не сводя глаз с взбешенной уборщицы. – Может, мне сбегать в аптеку за успокоительными травками? Или вы сами успокоитесь?
Уборщицу трясло, скорее всего, от злости. А когда она увидела в урне красные розы, имеющие еще шикарный цветущий вид, её всю перекосило, и лицо, не помнившее ухода и косметики, стало белым, как мел, а губы сине-фиолетовыми. Я оглянулась, не сразу сообразив, что же послужило причиной ухудшения состояния и без того нервной женщины.
— Да я спокойна, – зарычала она, отчего в открытую дверь на нас уставились удивленные не меньше чем я коллеги. – Я высокообразованный человек, – чуть ли не била себя в грудь уборщица, жадно хватая воздух ртом, как рыба. – Да я … я работала бухгалтером на металлозаводе. Я умная, интеллигентная и красивая женщина, – и слезы ручьем полились из её глаз.
— Так что с вами случилось, «умная, интеллигентная и красивая женщина»? Я могу вам чем-то помочь?
— Меня-а-а бро-о-о-сил муж, – еле выговорила Мария Григорьевна, закрывая лицо мокрыми руками.
И мне стало её жаль, но вскоре разговор принял другой оборот. Уборщица в диком припадке набросилась на меня и завалила на стол, разбросав по полу все рукописи, тексты статей, и даже ноутбук едва не упал со стола, чудом удержавшись на самом краю.
— Я ненавижу таких вертихвосток как ты, – кричала она не своим голосом. – Вы только умеете, что уводить чужих мужей, а я с высшим образованием осталась одна с двумя детьми.
— Вы ненормальная истеричка. По вам психушка плачет, – кричала я, вырываясь из её рук.
На помощь прибежали коллеги, оттаскивать от меня невменяемую уборщицу. А она злобно кидалась на всех, кричала, оскорбляла и бросалась всем, что попадалось ей под руки, пока Ирина Сергеевна, член общественного совета журнала не окатила её с ног до головы ведром холодной воды.
— А, – только и сказала уборщица, интенсивно хлопая мокрыми ресницами.
— Мария Григорьевна, сегодня был ваш последний рабочий день в нашей редакции, – строго заявила я, поправляю на себе юбку и блузку. – Вы уволены.
— С радостью, – прошипела уборщица, глядя на меня из-подо лба. – Таким высокообразованным людям, как я, не место в вашей захудалой редакции, чьи журналы совершенно не пользуются спросом в кругах интеллигенции. А вы, Валенсия… я с трудом понимаю, за что вам дарят цветы. Так вы этого и не цените. Такие красивые розы… и выбросили в урну. А мне никто и никогда не дарил цветов, – слышалось уже из коридора, куда мои сотрудники насильно поволокли эту озленную женщину в депрессионном состоянии.
У меня самой от переизбытка эмоций дрожали руки. Приподнятое и романтическое настроение как рукой сняло. Часы уже показывали 15.48, а еще нужно было навести порядок в кабинете. Чем мы и занялись вдвоем с Ириной Сергеевной, обсуждая психоз уборщицы.
По дороге домой я прокручивала в мыслях слова брошенной мужем Марии Григорьевны. Я была точно уверенна, что не хотела бы оказаться на её месте: одной растить двоих детей, пусть даже они уже и взрослые. А то, что бухгалтер скатился до уборщицы, при этом считая себя интеллигенцией, и вовсе не укладывалось в моей голове. По крайней мере, я бы не назвала уборщицу Маню высокообразованным человеком. Озлобленная дикарка! – и только. Высокообразованные люди не занимаются «навешиванием ярлыков» и не опускаются до подобных сцен. Уж лучше опуститься бухгалтеру до уровня уборщицы, нежели человеку до уровня волка.
Мы все люди, и если каждый, выходя из дома, будет улыбаться своему отражению в зеркале, было бы меньше негатива. А есть ли зеркало в доме Марии Григорьевны? Может, у неё и дома то своего нет. Что если муж оставил её одну ни с чем, и поэтому она такая злая на весь мир? А тут еще я уволила её с работы… Она чувствует себя обиженной, брошенной, никому не нужной, но это не оправдывает хамства и истерик на рабочем месте.
… А дома меня с нетерпением ждали сын, муж и даже свекровь выглядела приветливой. Как ни странно, за ужином Изольда Бенедиктовна уже не тарахтела как заведенный будильник. И более того, она не возмущалась кошачьим запахом в коридоре. (А надо сказать, что в коридоре реально воняло, потому что кроме меня помыть горшок некому). Так в добавок ко всему «графиня» еще и угостила нашу Мурчелу сметаной (что было, на мой взгляд, удивительно). Но наша киска не захотела есть сметану, и, только лишь понюхав, ушла из кухни.
Закончив с уборкой в квартире, искупавшись, я проверила, чем занимается Паулин со своей мамой, а они опять сражались в шахматы. Елисей шумно играл одновременно и паровозиком, и машинками, и мягкими игрушками, ему (как мне показалось) было нескучно и без меня. И я включила ноутбук, чтобы проверить почту, а главное написать Люсьену слова благодарности за очень красивый букет цветов.
