Комплекс хорошей девочки (ЛП) - Кеннеди Эль

Комплекс хорошей девочки

Эль Кеннеди

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Купер

Сейчас я весь принадлежу Егермейстеру[1]. Вчера я был женат на блендере, выкачивая пина-коладу и клубничный дайкири, как на потогонном производстве. Сегодня вечером это водка "Ред Булл" и "Файерболы". И еще розовое. Эти придурки и их розовое вино. Они все прижались к бару, от стены до стены в пастельных льняных рубашках и стрижках за триста долларов, выкрикивая мне заказы на выпивку. Слишком жарко для этого дерьма.

В бухте Авалон времена года отмечены бесконечным циклом оттока и притока. Так меняются приливы и отливы во время шторма: лето заканчивается, и начинается отток. Загорелые туристы пакуют свои минивэны и намазанных сахаром детей и отправляются вглубь страны, обратно в пригороды и офисы. На смену им — наплыв загорелых студенческих сопляков — армии клонов возвращаются в Гарнет-колледж. Это дети с трастовыми фондами, чьи прибрежные дворцы закрывают вид на океан для остальных из нас, зарабатывающих мелочь, которая выпадает из их карманов.

— Эй, братан, шесть порций текилы! — рявкает какой-то клон, шлепая кредитной карточкой по липкому мокрому дереву барной стойки, как будто я должен быть впечатлен. На самом деле, он просто еще один типичный придурок из Гарнет, который вышел прямо с каталога Сперри.

— Напомни мне, зачем мы это делаем, — говорю я Стеф, когда выстраиваю в очередь виски с колой для нее у стойки для официантов.

Она залезает в лифчик и приподнимает каждую грудь, чтобы они сидели выше и сочнее в ее майке Black Joe's Beachfront Bar.

— Чаевые, Куп.

Верно. Ничто не тратится быстрее, чем чужие деньги. Богатые дети плюются купюрами в игре за превосходство, и все это благодаря папиной кредитной карточке.

Выходные на набережной похожи на Марди Гра. Сегодня последняя пятница перед началом осеннего семестра в Гарнет, а это значит, что эти три дня до утра понедельника, бары переполнены. Мы практически печатаем деньги. Не то чтобы я планировал делать это вечно. Я подрабатываю здесь по выходным, чтобы подзаработать немного денег, перестать работать на других людей и начать быть себе начальником. Как только я накоплю достаточно, моя задница уберется из-за этого бара навсегда.

— Береги себя, — предупреждаю я Стеф, когда она ставит напитки на свой поднос. — Крикни, если нужно, чтобы я схватил биту.

Это был бы не первый раз, когда я грубо обращался с кем-то, кто не мог принять "нет" в качестве ответа.

В такие ночи, как эта, царит иная энергия. Влажность такая густая, что можно намазать соленый воздух, как солнцезащитный крем. Тела на телах, никаких запретов и настоянный тестостерон, приправленный текилой и полный дурных намерений.

К счастью, Стеф — крутая девушка.

— Я справлюсь. — Подмигнув, она берет напитки, цепляет на лицо улыбку и разворачивается, покачивая длинным черным хвостом.

Я не знаю, как она это терпит, когда эти чуваки лапают ее со всех сторон. Не поймите меня неправильно, и я получаю свою долю женского внимания. Некоторые становятся довольно смелыми, слишком дружелюбными. Но с цыпочками ты улыбаешься им, они хихикают с друзьями и оставляют тебя в покое. Но только не эти парни. Команда придурков и чертовых гребцов. Стеф постоянно хватают и лапают, ей в ухо шепчут всевозможные пошлости под визг ревущей музыки. К ее чести, она почти никогда никого из них не бьет.

Это постоянная мука. Угождая сезонным паразитам, этим инвазивным видам, которые используют нас, местных жителей, высасывают досуха и оставляют после себя мусор.

И все же этот город вряд ли существовал бы без них.

— Йоу! Дай мне уже мои шоты! — снова рявкает клон.

Я киваю, как бы говоря, что иду прямо сейчас, хотя на самом деле я имею в виду, что я намеренно игнорирую его. Вместо этого мое внимание привлекает свист на другом конце бара.

Местных жителей обслуживают в первую очередь. Без исключения. За ними следуют завсегдатаи, которые дают хорошие чаевые, вежливые люди, горячие женщины, маленькие старушки, а затем остальные эти перекормленные ослы. В конце бара я ставлю рюмку бурбона для Хайди и наливаю еще одну себе. Мы выпиваем, и я наливаю ей еще.

— Что ты здесь делаешь? — Я спрашиваю, потому что ни один уважающий себя местный житель сегодня не выйдет на набережную. Слишком много клонов убивают атмосферу.

— Оставляю ключи Стеф. Пришлось забежать к ней домой. — Хайди была самой красивой девочкой в первом классе, и с тех пор мало что изменилось. Даже в потрепанных обрезанных шортах и простом синем укороченном топе она, несомненно, самая горячая женщина в этом баре. — Ты закрываешь сегодня?

— Да, выйду отсюда не раньше трех, наверное.

— Хочешь зайти после? — Хайди приподнимается на цыпочки, чтобы перегнуться через стойку.

— Нет, завтра я работаю две смены. Нужно немного поспать.

Она надувает губы. Сначала игриво, потом более легкомысленно, когда она понимает, что я не заинтересован в том, чтобы встречаться сегодня. Возможно, этим летом у нас была пара встреч, но превращение этого в обычную вещь с одним из моих лучших друзей начинает напоминать отношения, а это не то, к чему я стремлюсь. Я продолжаю надеяться, что она поймет это и перестанет спрашивать.

— Эй. Эй! — нетерпеливый блондинистый чувак на другом конце бара пытается остановить меня. — Клянусь Богом, чувак, я брошу тебе стодолларовую купюру за гребаный шот.

— Тебе лучше вернуться к работе, — говорит Хайди с саркастической улыбкой, посылая мне воздушный поцелуй.

Я не торопясь подхожу к нему. Он прямо с конвейера клонирования: стандартная кукла опрятного Кена с боковым пробором и лучшей улыбкой, которую можно купить по страховке. Рядом с ним — пара заводских помощников, чье представление о труде, вероятно, сводится к тому, что им приходится подтирать собственные задницы.

— Давай посмотрим, — бросаю я ему вызов.

Клон бросает Бенджамин[2]. Так гордится собой. Я наливаю одну порцию виски, потому что не помню, что он просил, и пододвигаю ему стакан. Он отпускает банкноту, чтобы взять стакан. Я хватаю ее и кладу в карман.

— Я заказал шесть порций, — самодовольно говорит он.

— Положи еще пятьсот, и я их налью.

Я ожидаю, что он будет ныть, закатит истерику. Вместо этого он смеется, грозя мне пальцем. Для него это часть того очаровательного местного колорита, ради которого они приезжают сюда в трущобы. Богатые дети любят, когда их обкатывают.

К моему величайшему изумлению, этот болван вытаскивает еще пять купюр из пачки наличных и кладет их на стойку.

— Лучшее, что у тебя есть, — говорит он.

Лучшее, что есть в этом баре, — это "Джонни Уокер Блю" и текила, название которой я не могу выговорить. Ни то, ни другое не стоит больше пятисот долларов в розницу за бутылку. Поэтому я притворяюсь впечатленным и встаю на табурет, чтобы достать пыльную бутылку текилы с верхней полки, потому что, ладно, я действительно помнил, что он просил, и наливаю ему его дорогие порции.

На этом Ричи Рич[3] остается доволен и направляется к столику.

Мой коллега-бармен Ленни косится на меня. Я знаю, что не должен поощрять такое поведение. Это только укрепляет мысль о том, что мы продаемся, что они владеют этим городом. Но к черту все это, я не собираюсь разливать выпивку до самой смерти. У меня большие планы.

— Во сколько ты освобождаешься? — мурлычет женский голос слева от меня.

Я медленно поворачиваюсь, ожидая кульминации. Традиционно за этим вопросом следует один из двух вариантов:

“Потому что я хочу, чтобы ты заставил меня кончить.”

Или, “Потому что я не могу дождаться, когда ты кончишь.”