Северное море (СИ) - Хокка Юлия

Я ехала в электричке, сидя у окна в полупустом вагоне. Чем ближе мы подъезжали к моей станции – тем меньше становилось людей. Это радовало. В наушниках в случайном порядке играли Asking Alexandria, Sum 41, NIRVANA, Thirty seconds to Mars, Нервы и еще парочка любимых рок-групп, этого плей-листа спокойно хватало на все два с половиной часа тряски в поезде. Хорошо, соглашусь, новые составы тряслись не так сильно, как те, в которых я ездила, когда была еще ребенком.

В поездках к бабушке мне больше всего нравилась дорога: сидишь, смотришь в окно на быстро меняющийся пейзаж, слушаешь любимых исполнителей, думаешь о жизни, рефлексируешь и несешься вперед. Красота. Еще можно книжку почитать, в этом тоже присутствует своя романтика.

Вот и тогда на моих коленях лежала книга, которую из-за нескончаемого потока мыслей никак не удавалось начать читать.

С трудом закрыв сессию и официально перейдя на второй курс в университете, я наконец-то могла расслабиться и отдохнуть. Возможно, ехать на дачу было не лучшей идеей, но и желание оставаться дома абсолютно отсутствовало: отношения с отцом окончательно испортились, а нахождение в одном обществе с его женой напрягало нас обеих. Хоть женщина и делала вид, что относится ко мне хорошо, мы обе знали, что она от меня совсем не в восторге. Я не могла её за это винить, просто старалась лишний раз не попадаться на глаза. По правде говоря, Маша была вполне нормальной: молодая, умная и симпатичная. Почему она решила связать жизнь именно с моим отцом? Я вот с трудом выдерживала его характер, но выбора не было. А у нее был.

Мимо проносился лес. Точнее, наша электричка мчалась вдоль него. Подумалось о маме… Я скучала по ней.

Мама переехала в Америку к мужчине, с которым познакомилась на работе пять лет назад. А через год после знакомства он предложил ей расписаться и уехать вместе в штаты. Я настояла, чтобы мама приняла его предложение, ведь больше всего на свете мне хотелось счастья для неё.

Денег у них было совсем немного, чтобы не добавлять маме лишних забот и дать ей возможность наконец направить все свое внимание на себя и свою личную жизнь, я решила остаться с отцом. Он, конечно, сделал вид, что рад и совсем не против, чтобы дочь жила с ним, но я слишком хорошо его знала, поэтому не возникло и сомнений, что это – притворство. Мы совершенно не ладили, поначалу очень часто ссорились: я не могла выносить его характер, а он — мой. Вскоре привыкли друг к другу, ссор стало меньше, но это потому что мы почти перестали общаться — дежурная фраза о пройденном дне, иногда мои попытки выпросить деньги, время от времени пара коротеньких нотаций, привычно пропускаемых мимо ушей, и всё. Но вот недавно между нами снова произошел конфликт, причем довольно серьезный, и я приняла решение этим летом снова уехать в деревню, чему отец, разумеется, очень обрадовался.

Изначально, конечно, в душе теплилась надежда поехать на каникулы к маме и Хэнку, но у него оказались запланированы командировки в разных штатах на всё лето, и я решила не привязывать маму к дому, дать ей возможность быть рядом с любимым мужчиной, что необходимо для крепких отношений. Ездить с ними – тоже не вариант, на это ушло бы слишком много денег, которые отец давать мне не собирался, а у мамы свободных просто не было.

К девятнадцати годам самостоятельность и одиночество стали привычным описанием моей жизни, иногда становилось еще и очень тоскливо. Друзья частично заменяли настоящую семью, но не давали в полной мере той необходимой любви, тепла и заботы. На протяжении всей жизни у отца я мечтала завести собаку, чтобы заботиться о ней, любить и получать любовь в ответ. Но он был против, несмотря на все попытки убедить, оставался непреклонен: денег на её содержание якобы не было, а мусора с грязью дома и так хватало.

Однажды, лет в семнадцать, я решила попытать удачу и принесла с улицы щеночка. Ему на вид было месяца три, вырос бы он, думаю, где-то по колено. Коричневый, гладкошерстный и с висячими ушками – милый малыш покорил мое сердце. Я запаслась пеленками, перед приходом отца вымыла собачку с шампунем от блох и уже вечером собиралась отвести её к ветеринару, благо, небольшую сумму денег к тому моменту удалось скопить.

Но отец и слушать не захотел: начал орать прямо с порога, сказал отнести пса туда, где взяла. Я попыталась уговорить его оставить щенка хотя бы на пару дней, чтобы за это время найти ему другой дом, но мне и договорить не дали: отец забрал собаку и ушел на улицу. Вернулся один. Весь вечер прошел в слезах. Сидя в ванной под струями душа и обнимая колени, я рыдала.

Раньше у меня жил домашний питомец: замечательный черный пушистый кот по кличке Симба, но мы решили, что будет лучше, если мама возьмет его с собой в новый дом. Отец не любил кошек, как и его жена, а мама с Симбой были сильно привязаны друг к другу. С перевозом животного, конечно, возникло много сложностей, но всё же им удалось его забрать.

С личной жизнью у меня не складывалось, как говорил Есенин: «кто меня любит – мне даром не нужен, а кого я люблю – не любит меня». И вот уже полгода я мучилась от безответной любви к одному парню-музыканту из моего города. Рома был на пять лет старше меня, он пел в непопулярной рок-группе и играл на акустической гитаре. Его голос звучал так прекрасно, что сердце замирало, в глазах бледно-зеленого цвета, казалось, можно утонуть, а симпатичная мордашка вместе с высоким стройным телом и красивыми татуированными руками лишили меня спокойствия после первой же встречи. Но, увы, ни о какой взаимности и речи быть не могло: хоть он и знал о моем существовании, не обращал никакого внимания, к тому же, у него была любимая девушка. Когда мы обнимались по-дружески при встрече и прощании, моё сердце пропускало пару ударов. Жаль, что я оказалась недостаточно красивой, талантливой и особенной, чтобы привлечь внимание этого потрясающего парня. Не глупая и не страшная, но слишком ординарная. Я была не нужна ему, а мне не нужен был никто другой. Во всяком случае, тогда я думала так.

Иногда представители сильного пола обращали на меня внимание, но всё не то. Не те. Я впервые поцеловалась в восемнадцать лет, при этом не испытывала особых чувств к тому человеку. Такая себе история.

От размышлений о парнях к реальности меня вернул телефонный звонок: бабушка спросила, скоро ли приеду. На самом деле, с ней я тоже особо не ладила, как и мой отец. Они почти не общались. Несмотря на это, я приезжала к ней на дачу летом уже третий год. Отец настойчиво отправлял туда, прикрываясь хорошими намерениями, вроде необходимости дышать чистым воздухом и общаться с бабушкой, но по факту – просто хотел хотя бы ненадолго от меня избавиться. И сам он, к слову, в деревне за весь сезон мог так ни разу и не появиться.

Мою бабушку звали Татьяна Анатольевна, её дачный участок с небольшим двухэтажным домом располагался в деревне в ста пятидесяти километрах от Москвы. Бабушка находилась здесь только в теплое время года, зимой она, как и мы, жила в Подмосковье. Сама деревня, окруженная лесами и полями, была маленькой: всего тридцать три дома. Ближайший магазин находился в соседнем поселке, до которого идти пешком в одну сторону где-то часа полтора. Правда, раз в неделю приезжала машина с продуктами, у которой собирались почти все бабушки и закупали там разную еду, выбор которой был сильно ограничен.

Обычно бабушка большую часть дня проводила на улице: занималась грядками, ухаживала за цветами или просто общалась с соседкой. Иногда она смотрела телевизор и разгадывала кроссворды. Готовила, в основном, тоже бабушка, но в магазин за продуктами ходила или ездила я.

Днем комнату на втором этаже я покидала не часто, интернет в деревне почти не ловил, поэтому много читала и занималась разным творчеством, вроде вязания, вышивания крестиком или рисования. Иногда звонила подругам, но нормально поговорить редко удавалось, так как связь тоже была не очень хорошей. Гулять мне нравилось по вечерам: ходила по дороге, машины там ездили очень редко, и прогуливалась на плотину – не плавала, но любила сидеть на берегу и смотреть на воду.