Ками Гарсиа - Прекрасная тьма
— Премного благодарен, мистер Уэйт. Премного благодарен, — Мэйкон покрутил головой из стороны в сторону и размял руки, как будто очнулся после долгого сна.
Я нагнулся и поднял Светоч, валявшийся на грязном песке:
— Я был прав. Все это время вы были заключены в Светоче.
Я вспоминал, сколько раз я держал его в руках и полагался на него в поисках пути. И каким знакомым было исходящее от камня тепло.
У Линка тоже явно были проблемы с осознанием того факта, что Мэйкон жив. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он протянул руку, чтобы дотронуться до него. Мэйкон мгновенным движением перехватил руку Линка. Тот дернулся.
— Прошу прощения, мистер Линкольн. Боюсь, мои рефлексы немного… рефлексивны. В последнее время я был лишен общения.
Линк потер руку:
— Зря вы так, мистер Равенвуд. Я просто хотел, ну знаете… Мне показалось, что вы…
— Кто? Морок? Или хмарь, может быть?
Линк поежился:
— Вы мне скажите, сэр.
Мэйкон развел руки:
- Хорошо же, продолжайте. Будьте любезны.
Линк вытягивал ладонь так робко, будто собирался на спор накрыть ею свечу на праздничном торте. Его палец сократил до миллиметра расстояние до изорванного пиджака Мэйкона и замер.
Мэйкон вздохнул, закатив глаза, и приложил ладонь Линка к своей груди:
— Видите? Плоть и кровь. Теперь между нами есть хоть что-то общее, мистер Линкольн.
— Дядя Мэйкон? — Ридли подобралась к нему, наконец-то осмелившись заглянуть ему в лицо. — Это, правда, ты?
Он всмотрелся в ее голубые глаза:
— Ты утратила свои силы.
Она кивнула, и глаза ее наполнились слезами:
— Как и ты.
— Некоторые из них — да, но подозреваю, что приобрел другие, — он потянулся к ее руке, но она отстранилась. — Пока не знаю точно. Я все еще где-то посередине, — он улыбнулся. — Это как стать подростком. Во второй раз.
— Но у тебя зеленые глаза.
Мэйкон покачал головой и скрестил руки:
— Верно. Моя жизнь как инкуба закончилась, но Переход еще не свершился. И хотя глаза у меня цвета глаз Светлых магов, я по-прежнему чувствую внутри себя Тьму. Она еще не окончательно сгинула.
— А я не совершаю Перехода. Я — ничто, Смертная, — последнее слово она произнесла так, будто оно было проклятием, и печаль в ее голосе была неподдельной. — В Порядке вещей для меня больше нет места.
— Ты жива.
— Я этого не ощущаю. Я бессильна.
Мэйкон взвесил сказанное ею в уме, словно пытался определить по ее нынешнему состоянию, где она находилась:
— Ты тоже должна быть в центре Перехода, или же это один из наиболее впечатляющих трюков моей сестры.
Глаза Ридли засияли:
— Это значит, что мои способности могут вернуться?
Мэйкон внимательно посмотрел ей в глаза:
— Думается мне, для этого Сарафина слишком жестока. Я лишь имел в виду, что ты еще не можешь быть полноценной Смертной. Тьма не оставляет нас так легко, как нам бы того хотелось, — Мэйкон неловко притянул ее к груди, и она уткнулась лицом в его пиджак, как будто ей было лет двенадцать. — Нелегко быть Светлой, когда успела побыть Темной. Это уже слишком много, чтобы просить о чем-то бульшем.
Я попытался упорядочить поток вопросов, проносившихся у меня в голове, и остановился на первом:
— Как?
Мэйкон отвернулся от Ридли, его зеленые глаза испепеляли меня вновь обретенным светом:
— Не могли бы вы изъясняться конкретнее, мистер Уэйт? Как так вышло, что я не возлежу в фамильном склепе Равенвудов, рассеянный по полу двадцатью семью тысячами песчинок золы? Как так вышло, что я не гнию под одиноким лимонным деревом в бесславном Саду Его Вечного Покоя? Как так вышло, что я обнаружил себя заключенным в небольшой кристальный шар в вашем испачканном кармане?
— Два.
— Прошу прощения?
— Над вашей могилой растет два лимонных дерева.
— Весьма щедро. Одного было бы достаточно, — устало улыбнулся Мэйкон, что было довольно примечательно, учитывая, что последние четыре месяца он провел в необычной тюрьме размером с яйцо. — Или, быть может, вам интересно, как так вышло, что я умер, а вы живы? Потому что, должен заметить, судя по количеству "как", эту историю ваши соседи по Хлопковому повороту будут обсуждать всю жизнь.
— Только с вами этого не случилось. Я имею в виду, что вы не умерли.
— Вы правы, мистер Уэйт. Во мне и сейчас, и всегда было много жизни. Если можно так сказать.
Лив нерешительно вышла вперед. И хоть она, скорее всего, никогда уже не станет Хранителем, в эту секунду Хранитель в ней требовал ответов.
— Мистер Равенвуд, могу ли я задать вам вопрос, сэр?
Мэйкон чуть склонил голову:
— Кто вы, дорогая? Думается мне, что это ваш голос вызвал меня из Светоча.
Лив покраснела:
— Так и было, сэр. Меня зовут Оливия Дюранд, и я проходила практику у профессора Эшкрофт. До того как… — она замолчала.
— До того, как вы прочли Libertas Ob Lucem?
Лив пристыжено кивнула.
Мэйкон огорчился, но потом улыбнулся ей:
— Значит, вы пожертвовали очень многим, чтобы спасти меня, мисс Оливия Дюранд. Я у вас в долгу, а так как я всегда отдаю долги, для меня будет честью ответить на ваш вопрос. Для начала.
Несмотря на все долгие месяцы, проведенные им в заточении, Мэйкон остался джентльменом.
— Очевидно, что я понимаю, как вы выбрались из Светоча, но как вы оказались в нем? Инкуб не способен заточить себя, к тому же, судя по всему, вы тогда были мертвы.
Лив была права. Он не смог бы сделать это в одиночку. Кто-то помог ему, и я понял, кто это был в тот момент, когда шар выпустил его на свободу.
Это был единственный человек, которого мы оба любили так же сильно, как и Лену, даже после ее смерти.
— Моя мама, — та, которая любила книги и старинные вещи, всякие несоответствия, разные истории, и сложности. Та, которая любила Мэйкона так сильно, что ушла, когда он попросил ее об этом, хотя ей было невыносимо сложно оставить его. Даже если часть ее так никогда и не оставила его. — Ведь это была она?
Мэйкон кивнул:
— Твоя мать была единственной, кто знал о Светоче. Я дал ей его. Любой инкуб убил бы ее, чтобы уничтожить его. Это было нашей с ней тайной, одной из последних.
— Вы видели ее? — я, часто заморгав, посмотрел на море.
Выражение лица Мэйкона изменилось. Я увидел в его глазах боль:
— Да.
— Она выглядит…
Какой? Счастливой? Мертвой? Прежней?
— Красивой, какой и была всегда ваша мама. Прекрасной, как и в тот день, когда она покинула нас.
— Я тоже видел ее, — вспомнив о кладбище Бонавентура, я почувствовал знакомый комок в горле.
— Но как такое возможно? — Лив не бросала ему вызов, она просто не понимала.
