Бастарды - Баса
Почувствовала и желание избавиться от тяжести сзади, и посильнее спиной вжаться в его живот и грудь.
Мужчина рукой обнял мою грудь, не сжал, а опустил на нее ладонь. Носом уткнулся в шею, и дышал в ухо равномерно. Между нами нет слов, абсолютная тишина, ни доброй ночи, ни пожелания хороших снов.
Мы незнакомцы, никто друг для друга. Любовники, какое холодное слово, бесчувственное. Люди, которые занимаются сексом и любви между нами не было и быть не может. Никогда.
* * *
— Подъем, полдень. Вставай, — за плечи потрепали слегка не сильно, чтобы прогнать сонное состояние.
Глаза с трудом открылись, было темновато в помещении.
Обнаружила рядом с кроватью мучителя, поправила простынь, стремясь скрыть за тканью тело. Слишком много смотрела ему в глаза за выходные. Не успела проснуться, а недовольство прочитала.
— Путешествие проспишь. Я хотел показать тебя особенно важным людям, чтобы не было вопросов. Приводи себя в порядок.
— Я не могу, — ответила.
Волосы хотела поправить, после сна они, как калтуки обычно. С трудом соображала, но голова с самого пробуждения ломила. Мигрень. Слишком много переживаний на мою долю. И ноги, бедра, живот клубок оголенных нервов, запутанных и искрящихся, при движении, без движения ныл низ живота.
Завалилась спиной обратно на подушки.
— Я разве спрашивал твоего могу или не могу? — пренебрежительно вздернутая бровь. — Подъем!
Хаски сдернул покрывало, которые скрывало наготу.
Что за отношение? Он никогда не станет обращаться ко мне, как к человеку. Извечная слуга, рабыня. Я не знаю, как это обозвать ощущение, которое он дарил постоянно. Тысячи ударов в грудную клетку не сделали бы мне больнее, чем делал он.
— Я сказала не могу! — повысила голоса. Чуть ли не впервые за девятнадцать дней позволила себе закричать на него после Ивана. Терпение превысило любые лимиты, выдернула одеяло и обратно себя прикрыла.
— У меня все болит. Сдохнуть хочется из-за твоего насилия. Это ты виноват. Если бы оставил хоть на один день в покое, я бы смогла подняться. А сейчас не могу! — поставила точку, перевернулась на другой бок, где не видно мужчины и накрылась по плечи.
Спать не хотела, но и встать не могла. Сил не было, их до дна иссушили. Сжалась, предчувствуя, как Хаски дернет болезненно за руку, не боясь что может вывихнуть из сустава. Не рассчитывал силы при общении.
Но в ответ расслышала тихие шаги. Приподнялась на локте в сторону двери. Странно. Замерла от беспокойства, но услышала хлопок двери.
Хаски впервые оставил одну, послушал отповедь. Неужели у него нет настроения для пререканий?
* * *
Один день позади, остался еще один день и ночь. Выдержать бы. Хаски ушел и больше не возвращался. Ему стыдно? Нет. Не похоже. Таким мужчинам не бывает стыдно за содеянное.
Уборщица с сомнением посмотрела на заляпанное белье, вынося из помещения. Я не девственница. Щеки заалели маковым цветом, пришлось сбежать в ванную, пока женщина заправляла новые простыни.
Начало вечереть, солнце садилось быстро за горизонт. Яхту мерно покачивало. Сонное настроение завладело телом, но валяться в кровати больше не хотелось. Пошла на выход подышать свежим морским воздухом, изнывать от страха быть разоблаченной бессмысленно.
Вряд ли я сильно важная личность, которую каждый знал в лицо.
Палуба оставалась пустой. Вышла на корму, здесь никого не было. Ветер завывал в ушах, жестко игрался с волосами, но это приятно, когда пряди касались плеч и щек. Непрошеная ласка от природы.
Не сразу расслышала неподалеку тихий разговор, скорее шепот. Слева и справа стеклянные возвышения, в которых находились капитан и иной важный персонал, осуществляющий командование небольшим кораблем.
Сами кабины находились подо мной на первом этаже, здесь на втором — небольшие отверстия-окна, которые я заметила. Казалось, корабль заканчивался ими.
Немного наклонилась влево и вперед через перила над шумящей водой. Любопытство дело тонкое. Ветер закрыл лицо волосами, настырно убрала и вновь посмотрела в ту сторону, откуда слышались голоса.
За одной из стеклянных кабин разглядела профиль человека в красной рубашке и джинсах с волнистыми шоколадного цвета волосами. Сердце подскочило тревожно в груди. Без сомнения Ангельский, вчерашний парень сын Алмазника.
Быстро оторвалась от перил назад, чтобы не застукали за подглядыванием. Сквозь стекло кабины-преграды уловила опять странное, смутное очертание еще одного человека собеседника Миши. Знакомое что-то было в этом втором облике.
Прищурилась, а парень мимолетно скользнул взглядом по мне, быть не может. Узнавание промелькнуло в голове. Наверное, померещился этот облик — тоже брюнет смутно напомнил Ивана. Ивана — Бастарда.
Не правда он же… он… ну нет. Не он. Жесты, мимика, оскал, как у разъяренного зверя. Они ругались с Ангельским. Нет. Не Иван. Мне не хотелось испытывать чувство вины, поэтому выдумала схожесть мужчин. Пора уходить, пока Ангельский не словил.
— Ананина-Ананина! — обернулась и насторожилась, как птичка при виде кота, мог сожрать и пера не оставить.
Трески всегда настораживал. Интуиция подсказывала, кричала сигнальным красным маячком в голове. Это не читаемый человек, в нем что-то странное, озлобленное на мир.
Макс ни к кому не питал теплых чувств: друзья были скорее названием, ни девушки, никогда не слышала, чтобы приятно отзывался о родных. Одиночка по жизни — озлобленный кот, если его обидеть, уйдет без сожаления.
Сложила руки под грудью в акте защиты. Макс присоединился спиной к перилам, сверкал, как полуденное солнце, которое сегодня проспала в каюте. Опять Трески оглядел меня с ног до головы, лазером про сканировал.
— Почему тихая? — ткнул пальцем в локоть. — Ты не устала Хаски развлекать? Может мы с тобой…
Сделал многозначительную паузу. Я вместо ответа бросила снисходительный взгляд в его сторону и тыкающий палец.
— Ты и я… — провел линию от своей груди к моему локтю и просвистел звонко, намекая на секс. — Обещаю, Хаски ничего не узнает.
Смешинки разбегались корявыми линиями в уголках глаз. Вот, урод же. Таких еще поискать надо, я лично не встречала. Повела бровью вверх и посмотрела в другую сторону, бесполезные клопы не интересовали и разговаривать с ним не желала.
— Ну будет тебе, детка, — насмешливо повторил.
Детку засунула бы ему в гланды. Вынырнул по центру напротив меня и прижал бедрами к стоячим ограничениям. Ладони опустил по бокам на перила, а я в ловушке рук.
Не сбежать. Не дать понять, что боялась, потому что ползучие твари чувствовали страх и могли задушить при удобном случае.
— Макс, не интересно, — разговаривали мы тихо, чтобы не было свидетелей позора. А этот человек наклонился с очевидным желанием облобызать.
Вот еще, чтобы твой