Ольга Митюгина - Посланница преисподней
— Ну вот… А я уже было начал облизываться…
— Да ну тебя, — буркнула Рири. — Шуток не понимаешь.
Эет посерьёзнел. Сел, подтянув колено к подбородку и обхватив руками.
— Понимаю. Ещё как понимаю. Просто не считаю любовь и верность поводами для них.
— Любовь… Верность… — демонесса скептически поджала губы. — Сколько пафоса…
Эет пожал плечами.
— Да никакого пафоса, Рири, — чуть устало вздохнул он. — Просто так и есть. Ты же не станешь шутить верностью Владыке, правда? И любовью к своей независимости?
Ариэлла чуть усмехнулась и села рядом.
— Какой ты…
— Какой?
— Умный. — Она помолчала и вдруг, повернувшись всем телом, выдала: — Но признайся, признайся честно: ты что, никогда не хотел повторить? Никогда? В тот раз… В тот раз мы все злились. Что-то друг другу доказывали… Иногда я думаю: как оно было бы — по-хорошему?
Эет вздохнул. Разговор подошёл к той черте, когда — по-хорошему — мужчине надо или уходить, или пускаться во все тяжкие.
Он молчал, глядя на Ариэллу. Она смотрела в упор, шальными дерзкими глазами, и зрачки пульсировали… он видел их пульсацию — чёрных в чёрной радужке… или нет? Он чувствовал эту пульсацию: как ток крови по сосудам, как удары сердца… или видел, как оно бьётся? Ариэлла вся была перед ним: искорка на ладони, крохотная, немыслимо жгучая — но такая слабая… Дунь — и потухнет. Исчезнет.
Он был и дыханием, и ладонью, и ветром над морем, и морем он был, и целым миром… Он мог впитать девушку в себя — её личность, её память, её тело и душу — принять в собственную бесконечность, растворить в себе…
Эет распахнул Силу, как крылья, окутывая Ариэллу — и нагнулся к губам…
Суккуб оттолкнула холодными ладонями. В глазах плескался ужас.
— Что случилось? — прикинулся удивлённым Эет. — Мне показалось, ты хотела моих поцелуев.
— Я… — Рири была бледнее пены морской. — Мне что-то нехорошо. Мне почудилось… Не знаю.
Эету стало совестно, словно он ударил ребёнка — только за то, что тот настырно выпрашивал конфету… Ведь для Рири близость имеет примерно ту же ценность и то же значение.
— Ты совсем больна, — мягко ответил он, бережно помогая девушке подняться. — Давай-ка я доведу тебя до каюты — и спать.
— Да, отведи… — слабо прошептала Ариэлла. — Но, прости, я действительно лягу спать. Накатило что-то… — девушка виновато улыбнулась. — Глупо получилось. Я тебя раззадорила — честно, сама не ожидала! — а тут какая-то непонятная болезнь…
— Да ерунда это всё. Выкини из головы. Я не сержусь.
Они добрели до коридора с каютами — золотое ореховое дерево с тёмными прожилками, хрустальные бра на стенах, дарившие приглушённый свет, малиновая дорожка…
— Ну вот, — Эет распахнул двери, пропуская Ариэллу в тёмную каюту. — Сладких снов, Крылатая. Завтра будешь как новенькая.
— Извини… — ещё раз покаялась демонесса. И вымученно улыбнулась: — Кажется, я должна буду тебе ночь.
— Да что за счёты, ерунда, — отмахнулся юноша. — Смешно, право слово. Рири, завтра утром мы, наверное, уже не увидимся: я отправлюсь готовиться к приёму твоего отца. А ты тут Виру не давай заскучать, занимай его разговорами… Когда Сегерик отбудет домой, я дам тебе знать.
Рири кивнула. Эет, ещё чувствуя вину, нагнулся и поцеловал Ариэллу в щёку.
Ариэлла
Ариэлла лежала в постели, глядя, как дрожат на потолке солнечные блики. Девушка нежилась, не торопясь вылезать из-под одеяла, позволяя тёплой истоме разливаться по телу. В мыслях царил блаженный покой — такой же светлый и лучезарный, как пятна света на потолке. И Рири улыбалась…
Они задумали великолепное предприятие — которое принесёт освобождение Владыке, Невенару — избавление от проклятия, а лично ей…
Ариэлла коротко рассмеялась и на мгновение уткнулась в подушку, представив, что может лично ей принести осуществление этого плана.
Нет, всё-таки Эет умница. Остаётся только один вопрос: зачем ему так болеть за Владыку? Да и проблемы Невенара личу, по большому счёту, до известного места. Откуда же такое великодушие?
Нет-нет, очень хорошо, что государь Атариды обратился к ней. Именно к ней. Умница-то он умница, но не интриган. Ведь наверняка что-то задумал, и её долг демона — выяснить, что именно. И тут ничего лучше совместного путешествия и придумать нельзя.
Нет, конечно, можно спросить прямо, но это глупо. Если Эет не сказал сразу сам, то и не скажет. Соблазнять его тоже не умнее: Эет не из сластолюбивых идиотов, что ведутся на подобный примитив.
К тому же, она действительно не отказалась бы от ещё одной ночи с ним — но только ради него самого. Он ей нравился.
Как и Вирлисс.
Они оба относились к ней по-дружески: не отталкивая, но удерживая на некой границе… и это заводило. Будило охотничий азарт. И хотелось получить их снова. Обоих. Вместе или по отдельности — неважно. Только бы получить.
Но уже иначе. Добровольно.
И — ах! — как заводило понимание, что такое практически невозможно! Как оно заводило!..
Так что… не стоит смешивать одно с другим. Она станет смотреть, слушать и наблюдать, пытаясь понять мотивы, толкающие государя Атариды и его советника в столь отчаянное приключение.
И, если повезёт, возможно, они снова…
Словом, нет ничего лучше, чем сочетать приятное — с полезным. Старая, как мир, истина.
Девушка сладко потянулась, выгнувшись всем телом и распахнув крылья во всю ширь: баронесса спала, запахнувшись в них, словно в накидку. Покрытые металлом с внешней стороны, способные служить и щитом, и оружием, с изнанки крылья демонов походили на шёлк — и нисколько не мешали сну.
Правда, созданиям Вельзерена приходилось накладывать на постели особые заклятия, придававшие белью небывалую прочность. В самом деле, мало приятного проснуться на разодранных простынях и выпутываться из тряпья, отцепляя от когтей на крыльях лоскуты и нитки — потому такие заклятья являлись частью быта демонов.
И Рири не могла не оценить удобства каюты: вечером, совершенно больная, плюнув на всё, девушка упала на постель — а проснулась на целёхоньких атласных простынях, нежных, ласкающих кожу…
Да ещё и заботливо укрытая одеялом.
На подзеркальном столике стояла огромная ваза — с огромным букетом алых тюльпанов. На гладких лепестках дрожало солнце, дробилось в хрустале, отражалось в зеркале…
Рири зажмурилась от смутного предвкушения чего-то сладостного, неизъяснимого, и прикусила острыми зубками нижнюю губу. Интересно, кто из парней проявил такое внимание? Или это магия самого судна?
