Трудная невеста, или Как довести суженого до ручки - Алисия Эванс

— Я давно знаю, что где-то там, далеко-далеко, живет лесная ведьма, которая предназначена мне, — мечтательно вздохнул Чак, а у меня закралось подозрение, что оборотень сошел с ума. О чем он вообще говорит? Брат императора и я, провинциалка вне закона? Да об этом даже думать смешно! — Для тебя это звучит безумно, знаю, — вздохнул он. — Но это правда. Ты предназначена мне. Я знаю о тебе все. Знаю, что ты училась в академии и была исключена из-за конфликта с ректором. Это я настоял на том, чтобы тебе позволили туда отправиться. Мне нужна жена с образованием, а не безмозглая дикарка. Твой «дядя», — с презрением выплюнул он, — был против, но я быстро его заткнул. Мне он вообще никогда не нравился. Слишком тупой, чтобы воспитывать будущую правительницу империи. Тем не менее, должен признать, что ты выросла сильной и отважной девушкой, Аннабель. Уж не знаю, его ли это заслуга, или ты от природы такая, но твой характер мне по нраву. Именно такой должна быть моя супруга.

Мне хотелось закричать ему: «Что ты несешь?! Откуда ты знаешь моего дядю?! Кто ты вообще такой?!».

— Мы с тобой должны были встретиться, когда тебе исполнится двадцать, — продолжил свой безумный рассказ Чак. — Знаешь, я и подумать не мог, что к тому времени тебе взбредет в голову заключить помолвку с каким-то сопляком! Твой «дядя», гореть ему в драконьем пламени, заверял меня, что ты целыми днями сидишь за книгами и об отношениях с мальчиками даже не думаешь! Старый зловонный баран, — злобно выплюнул оборотень. — На что он надеялся?! — нервно рассмеялся Чак, и глаза его блеснули жуткими огоньками. В этот момент я увидела другую его сторону — хищную, злопамятную, ревнивую. — Но твои игры с этим мальчиком — сущие пустяки, — заявил оборотень, но глаза его горят все также страшно. — Знаешь, — неожиданно он остановился и опустился на большой валун. Сам присел, а меня усадил к себе на колени. — Когда Вольф почувствовал Зов, который привел его именно к тебе, я был в таком состоянии… — Чак сжал кулаки от раздирающей его ярости. — Я хотел кого-нибудь убить. Скажи, как такое возможно, что именно ту, которая предназначена мне, боги избрали для императора? Это издевательство надо мной? Или испытание? Поначалу я был в раздрае. Я не знал, что мне делать. Казалось, что все пропало, все рухнуло… А потом мы с тобой прокатились в карете, и меня осенило. Я вдруг ясно осознал, что все идет именно так, как и должно. Это дар богов, понимаешь? — Чак посмотрел мне в глаза.

Наверное, даже хорошо, что я не могу говорить, потому что непременно закричала бы от страха. Взгляд оборотня выражает такое безумие, что меня пробрала дрожь. Да он же сумасшедший! Как можно было не замечать этого раньше?!

— Император Вольфганг должен умереть, — уверенно и спокойно заявил его брат, которому тот доверял почти также, как самому себе. — Да, Аннабель, это так, — его сильная мозолистая рука коснулась моего лица. — Ты ведь этого хочешь, правда? Я знаю, что ты не желаешь быть с Вольфом. С самого начала ты отвергала его, несмотря на то, что вы якобы предназначены друг другу. Это знак, Аннабель, — прошептал Чак, поглаживая мою щеку. Словами не передать, что я чувствую от его прикосновений, которых не могу избежать.

Я сижу на оборотне, обернутая в банное полотенце, а под ним нет ничего. По сути, на мне даже одежды как таковой нет! Такой беззащитной я не чувствовала себя еще никогда в своей жизни.

— Где-то там, в глубине души, — окончательно отбросив всякие представления о приличиях, Чак коснулся моей груди, прижав к ней ладонь, — ты всегда чувствовала, что Вольф — не для тебя. Ты знаешь, что предназначена мне, — прошептал мой похититель и…коснулся губ осторожным поцелуем.

Я беззвучно застонала. Вот только домогательств мне не хватало! Впрочем, судя по рассуждениям Чака, поцелуй — это самое невинное из того, что он может со мной сделать. Прошла секунда, другая, а оборотень и не думает от меня отрываться. Целует медленно, осторожно, будто боится напугать, а я не могу даже шелохнуться.

— Ты сладкая, — с удовольствием выдохнул он, на мгновение прервавшись. — Как я и представлял себе, — мечтательно закрыв глаза, Чак вновь припал к моим губам, на этот раз теснее сжав меня в своих объятиях.

Могла бы я сейчас двигаться, то непременно врезала бы ему по чувствительным местам, но вынуждена все терпеть. Я заперта в своем обездвиженном теле, и мне никуда не деться. Тем временем, оборотень углубил поцелуй и полез в мой рот своим языком. Он провел им по небу, и мое тело пробрала такая дрожь отвращения, что даже парализующее зелье не смогло ее сдержать.

— Что с тобой? — мгновенно заметил это Чак. — Тебе холодно? — заботливо поинтересовался он.

Холодно? Мне страшно! Так страшно, что, умей я двигаться, бросилась бы наутек. Уж лучше оказаться в Харутском лесу ночью одной, чем наедине с этим сумасшедшим волком.

— Аннабель, знала бы ты, как долго я мечтал о тебе, — голосом потерявшего разум человека бормотал Чак, покрывая липкими поцелуями мои лицо и шею. — Ты уникальна. Дочь лесной ведьмы и черного мага. Когда твоя мать была беременна тобой, она пила отвары, которые укрепляли твою силу и сущность. Как думаешь, для чего? Чтобы подготовить тебя для меня, — доверительно поделился он и снова поцеловал обездвиженные губы. — Ты создана, чтобы стать моей женой. Наши дети будут сильнейшими магами этого мира. Сила оборотней, живой природы и черной магии. Понимаешь, Аннабель? — шептал он, словно помешанный. — Императору осталось жить несколько часов, а затем его трон отойдет мне. Ты предназначена мне! Ты будешь моей, Аннабель, — с этими словами Чак впился в мои губы жестким поцелуем. Он перестал миндальничать и окончательно отпустил себя. Сильный оборотень принялся гладить меня по бедру, недвусмысленно намекая на то, что хочет начать делать наследников прямо сейчас.

Знала бы я наперед о том, каким подонком окажется Чак, то непременно зашла бы куда дальше простого связывания. Надо было прямо там, в карете, кастрировать этого волка, и не было бы сейчас того ужаса, который он творит.

Когда рука Чака скользнула под мое полотенце и начала поглаживать внутреннюю поверхность бедер, мне стало нехорошо. Может, я и не могу шевелиться, но