Лики миров (СИ) - Елена Владимировна Добрынина
Я резко подняла взгляд на стоящего рядом мужчину.
«Единого….»
На его лице расплылась довольная улыбка, глаза радостно сверкнули.
— То-то же, — произнес он, почти мурлыкая, — Тогда сможешь найти меня и там, — и резко, без перехода велел: — Пошла!
— Credo in unum deum! — неожиданно звонкий, почти пронзительный выкрик мячиком отскочил от металла и пластика стен, заполнил собой пространство, ввинтился в уши. В следующее мгновение я увидела себя сверху. Себя и Мира. Тот смотрел четко на меня. Не на ту, которая стояла рядом с ним, а на меня настоящую, которая сейчас была сплошным невидимым потоком мыслей, воспоминаний и энергий.
— Не прощаюсь, — пространство наполнилось беззвучным смехом, будто все звезды и туманности разом заискрились и замерцали, хитро подмигивая. Я, оглушенная, растворилась в этом бесконечном течении и позволила времени и пространству нести меня дальше туда, где у меня будет еще один шанс все исправить. Должен быть. Не может не быть.
Глава 25
Боль. Она снова настигла меня. Прострелила насквозь и стихла на время. Притаилась подобно дикому зверю, загнавшему свою жертву и ждала, забавляясь, когда та окончательно потеряет бдительность. Я знала это. Но, пока могла, пыталась сделать вид, что ничего не чувствую. Это легко: нужно только замереть, не шевелиться, замедлить дыхание и почти…
«…умереть» — эта мысль вызвала огромное облегчение, почти счастье: так просто… и это хороший выход. Очень хороший: не будет больше страха, мучений, не нужно будет все время куда-то бежать… Но нет, не могу, иначе давно бы уже так и сделала, давно бы сдалась. Разочарование было столь велико, что я чуть не застонала.
«Не могу, потому что должна что-то сделать. Вспомнить бы только что..»
Боль снова вернулась, когда мне почти удалось снова нырнуть в обволакивающее зыбким спокойствием небытие. Пронзила каленым вертелом с головы до кончиков пальцев ног, вышибая слезы из глаз, не давая возможность сделать вдох. Перед глазами летели искры, все нутро жгло огнем, будто там ворочали раскаленной кочергой. Я не могла соображать, не могла орать, только судорожно цеплялась за что-то твердое, что попадалось мне под руки, срывая ногти. Сипела, билась головой о твердую неровную поверхость, выворачивалась наизнанку. Тело предало меня, быстро показав, насколько я слаба и ничтожна, но мне уже было все равно: сознание милосердно угасало, прекращая эту жестокую, лишающей разума пытку.
Я открыла глаза. Было темно, но я могла различать силуэты камней и валунов, даже трещины в каменной стене напротив видела вполне отчетливо. Мне было холодно. Я почти закоченела, лежа в луже нечистот собственного тела. От сознания этого стало противно. Вернулось обоняние, и от витающего в воздухе зловония снова замутило. Боли не было. Пока. Она снова отступила, но не ушла далеко. Я ощущала ее присутствие, она кружила подобно темной твари, чуявшей добычу.
«Кап-кап-кап», — ко мне вернулся слух, и через некоторое время я поняла, что где-то в той крошечной пещере или расщелине, в которой я валяюсь, скрючившись, как личинка в земле, есть вода. Я сглотнула — горло ссохлось и по ощущениям напоминало шершавый камень под моими руками.
Я приподнялась на локте — и боль сразу стегнула вдоль хребта, вырвав из груди стон. Но это еще было терпимо. Пить хотелось куда больше. А вот встать не получилось — ноги не слушались, разбитые в кровь колени и стопы отказывались повиноваться. Но вода манила, звала… и я боком-боком, опираясь на руки медленно поползла в ту сторону, откуда слышался звук. То и дело приходилось делать остановки — руки тряслись, боли снова усилились, но вода была уже близко — я чувствовала на щеках ее прохладное дыхание. Я собирала в кулак оставшиеся силы и ползла дальше. Под конец пришлось протискиваться в столь узкий лаз, что я почти застряла. И запаниковала, отчаянно пытаясь выбраться, в кровь раздирая локти и стесывая о камни кожу на плечах и бедрах.
«Кап-кап-кап». Последний рывок — и я снова свободна, я уже рядом, я уже почти у самой воды.
Драгоценная жидкость стекала откуда-то сверху, просачиваясь сквозь мох в щелях, и падая вниз. На каменном ложе образовалась большая лужа. Я взвизгнула и быстро-быстро поползла к ней.
Трясущимися от усталости и нетерпения руками я собирала в гости падающие вниз капли, чтобы сделать первый, самый сладкий глоток. А потом не выдержала, и, уподобившись животному, легла на живот и загребая воду ладонями пила прямо из лужи. Пила и не могла напиться. Плескала воду в лицо, умывалась, отфыркивалась. Расшалившись, опускала лицо прямо вниз и булькала, пуская пузыри как неразумное дитя. А потом, сняв с себя те клочья, которые остались от одежды, плюхнулась в лужу всем телом, усиленно скребя тело, отмываясь от грязи и нечистот. Вода была холодная, почти ледяная, но я не боялась простыть или заболеть. Я вообще не думала в тот момент ни о чем подобном. Просто с наслаждением барахталась в воде, постепенно ощущая, как боль и усталость исчезают, уступая место бодрости и легкости.
Лежа в луже на спине и разглядывая каменные стены, меня окружающие, я заметила толстых слизней, ползущих вверх по скользкой от воды поверхности. Заметила и тут же ощутила, как заурчало у животе. Сколько же я не ела — день, два, больше? Стоило подумать о еде, тут же голод накинулся на меня с остервенением — скрутил чрево, заполнил вязкой слюной рот. Я мысленно взвыла: «Нет-нет-нет». Найти подходящую еду слабой человеческой ипостаси в таких условиях невозможно, значит, нужно перекидываться и снова испытать боль, а я так не хочу, чтобы мне опять было больно. Я тихо заплакала. И сколько могла, сопротивлялась нарастающему чувству голода. И только когда резь в животе стала совсем невыносимой, со вздохом встала на колени прямо посреди своей лужи, оперлась ладонями о дно и перекинулась.
И заорала-завыла в голос. Когти заскребли по скользкому камню, перья намокли… Крылья… вывернутые, разодранные… с них еще капала кровь, будто только сейчас черная тварь драла их своими страшными зубами. Я закрутилась от боли на месте, а потом распласталась в луже, погружая несчастные крылья под холодную воду. Боль взметнулась, ослепив, оглушив, — и схлынула, оставив меня, мокрую, обессиленную, но почти счастливую.
Лежала я долго, пока рваные раны почти совсем не затянулись, а потом долго, мучительно, вправляла вывернутое крыло, пытаясь опереться им о стену. И только когда я справилась и с этим, и пережила дикую, к
