Ольга Горовая - Жажда ночи
С неистовым, яростным рычанием, он кинулся наперерез Рохусу, призывая силу собственной тьмы. И… уже не смог остановить нанесенный удар, когда Кали, с зелеными глазами его Рины, полными боли, ступила на линию пересечения обоих сил.
"Прости", услышал он ее голос в собственном разуме, " но иного способа — нет".
Две волны неистовой, яростной тьмы, две силы, равные по могуществу, врезались в хрупкую, тонкую фигурку, скорчившуюся от этого столкновения. Хриплый, полный непереносимой боли крик, сорвался с губ Рины, разрывая реальность Михаэля на части.
Но до того как такая же боль поглотила его сознание, уничтожая Вечного, он заревел, проклиная себя. Потому что знал — его сила, ударила любимую первой.
Он, именно он убил Сирину.
"Что ж, значит, они умрут вместе…", мелькнула и потерялась в сокрушительной боли последняя мыль Мастера.
В тот же миг кто-то дернул его, судя по ощущениям, распадающееся тело, вверх. Кто-то неистово встряхнул Михаэля, и дико проорал ему на ухо:
— Пей, дьявол тебя раздери, иначе не выкарабкаетесь!!
Он ощутил, как что-то горячее полилось на его лицо, и против всякого желания самого Михаэля, против его отчаяния, требующего смерти за такое, тьма вампира рванулась к этой влаге, пахнущей жизнью. Клацнула зубами, вонзилась в мышцы, разрывая артерии, круша кости и плоть того, кто так добровольно и глупо пытался спасти обезумевшего, потерявшего разум Вечного.
Он пил жадно, все еще не видя ничего перед собой, кроме тонкой, сломленной фигурки его Сирины, безвольной куклой падающей на камни. Казалось, этот момент будет вечно стоять у него перед закрытыми глазами. И от отчаяния, от гнева, от бессильной ярости, он еще глубже вонзался в того, кто пытался докричаться до него.
Его снова отдернули, но едва тьма Мастера вскинулась, готовая бесноваться, крушить все, что попадется под руку, в клыки Михаэлю сунули новую, свежую плоть.
Он не стал терять времени. Однако сделав первый же глоток, распахнул глаза, наконец-то осознав все, что происходит.
Михаэль знал этот запах. Знал вампира, который сейчас молча терпел его издевательства, покорно подставив свою руку под клыки, разрывающие мышцы.
Грегори. Его брат делился с ним тем, что могло пригодиться и самому.
Взгляд Михаэля метнулся в сторону, где стояли Теодорус и Макс. Он не помнил, чтобы те менялись, но судя по искореженным и измочаленным, лучшего сравнения Мастер не смог бы подобрать, запястьям обоих, они уже успели поделиться с ним своей кровью.
Заметив, очевидно, что разум понемногу берет верх над тьмой и монстром Михаэля, Теодорус кивнул ему, указывая подбородком на… Сирину, все еще лежащую на земле.
— Давай, пока жив ты — жива она. В этом суть вашего идиотского единения, так ведь? — яростно, пытаясь заставить его думать, прошипел Древний, оторвав Михаэля от Грегори. И подтолкнул его к неподвижной Рине. — Давай, черт возьми, нашей крови на вас двоих хватит ненадолго!
Он ощутимо толкнул Мастера.
Михаэль осознал, что именно Теодорус ему говорил, только упав на землю, и поняв, что умирает. Суть единения состояла в том, чтобы следовать за своей половинкой в любом направлении.
Он убил Сирину. Это заставило Кали покинуть тело его возлюбленной, да. Но и убило их обоих. Точнее, убило бы…, если бы не кровь их друзей, которые, благодаря предупреждению Сирины готовились к этому.
Но даже сейчас, смерть вытягивала из него их дар, все ближе подбираясь к Михаэлю и его любимой. Он даже не мог идти, не мог раствориться, чтобы тьмой преодолеть несколько жалких метров.
И Михаэль сделал единственное, на что у него имелись силы.
Он пополз.
Самый гордый и надменный Мастер, пополз по камням и земле к той, которая имела для него несравненно большее значение, чем что-либо на свете.
Она не дышала. Но Михаэль услышал слабое, едва ощутимое сокращение сердце Сирины, когда, дополз к ней и обхватил хрупкое, безвольное тело руками.
"Он точно выпорет ее за каждое мгновение, которое любому человеку стоило бы целой жизни", решил Михаэль, в последнем усилии разрывая свою кожу пальцами, и сделав в груди, над самым сердцем огромную рану, уткнул лицо Сирины в струящуюся кровь.
— Пей, малыш, — прошептал Михаэль губами, которые отнимались, отказывались слушаться, умирая вслед за ней. — Пей, черт возьми! Я приказываю тебе, как самый худший из тиранов и деспотов, — он тряхнул ее, пытаясь добиться хоть какого-то ответа. — Неужели ты спустишь это мне с рук? Неужели не выскажешь, какое я чудовище, попирающее твои права?
Тишина была ему ответом. На миг, он уже готов был смириться, вновь проваливаясь в темную пустоту небытия, не обращая ни на что вынимания, ни на друзей, которые напряженно следили за происходящим, ни на Теодоруса, который в этот момент вырывал сердце Рохуса у того из груди.
"Что ж, хоть кому-то из нас удалось свести свои счеты", с накатывающим безразличием подумал Михаэль.
Но вдруг, толчком выкинув его назад в реальность, ее горло дернулось, а клыки Рины жадно, причиняя боль, вонзились в его плоть.
Михаэль улыбнулся, испытывая непередаваемое ощущение блаженства.
Вероятно, он сам не менее рьяно рвал тела друзей. Вот только, навряд ли те получали такое удовольствия от его укусов.
— Знаешь, — он не был уверен, что ему не мерещится, когда спустя пару минут услышал ее тихий голос. — Стоит внести поправку в ту проклятую рукопись, — Сирина закашлялась, и вновь припала к его груди, слизывая, глотая алые капли. — Тот автор ни словом не упомянул, что это чертовски болезненный ритуал, — с довольным вздохом, Рина прижалась щекой к ране, которая уже начала затягиваться. — Жаль, что он умер, — прохрипела она, имея в виду, очевидно того самого автора. — Я бы хотела сама порвать его в клочья за отсутствие такого уточнения.
Михаэль только крепче сжал свои руки, удерживающие ее тело на нем, и невнятно хмыкнул, радуясь тому, что Сирина выпила столько его крови. Не факт, что один из сильнейших Мастеров не расплакался бы, как глупый мальчишка, слыша ее жалкую попытку пошутить.
Вместо этого, он притянул Сирину к себе и жадно поцеловал в губы, ни капли не беспокоясь о том, что они все еще валяются на земле.
— Ничего, малыш, — прохрипел он, отпустив ее наконец, — с твоими успехами в колдовстве, ты всегда можешь попробовать оживить беднягу, и высказать ему все, что думаешь о его текстах, — попытался поддеть он Рину.
Она что-то невнятно угукнула в ответ.
Михаэль поднял голову, заставив Сирину посмотреть на него, и увидел, как по щекам любимой катятся алые слезы.
"Что ж, ей можно плакать. Тем более, за них двоих. Иначе, какой вообще смысл в этом чертовом единении?!", с некоторой долей юмора решил Михаэль, губами собирая слезы счастья и облегчения со щек Сирины.
