Времена грёз (СИ) - Альсури Мелисса

— Братец, обещай мне одну вещь, даже если по каким-то причинам, я исчезну из твоей жизни, в любой ситуации прежде всего думай головой.

— Софи…

— Обещай мне, Ганим, пожалуйста.

Смутившись, юноша покивал и обнял меня в ответ.

— Обещаю. Только взамен расскажи о себе, о своем мире.

— И что же ты хочешь знать?

— Как ты жила там? Ты почти ничего не говорила о прежней жизни.

— Потому что она в последние годы была непростой, точнее… Я полюбила плохого и очень жестокого человека, сильно пострадала от него, долго оправлялась, потеряла подругу и, несмотря на поддержку близких, очень тяжело переживала всё это.

— Ты не говорила про подругу.

— Славка, та еще выдумщица, мы были с самого детства вместе. Она обожала втягивать меня в различные кружки и авантюры. Прыгать с крыши гаражей в сугроб, драться с соседскими мальчишками на палках, представляя, что это мечи, собирать журналы с историями про ведьм и часами обсуждать любимых актеров. Один раз она меня даже потащила в какое-то заброшенное здание ловить призраков, но так как ночью нас никто туда не пустил бы, мы пошли днем и, конечно, ничего сверхъестественного не увидели. Зато смогли обследовать каждый злачный уголок, проломить кое-где пол, получить пару синяков и глубокие царапины от длинного ржавого гвоздя у меня на предплечье, а у нее на ладони. Шрамы со временем стали почти не видны, но для нас это было словно боевое крещение, и особенно потому, что если бы родители узнали, то мы минимум месяц сидели бы под домашним арестом.

— Вы не боялись сгинуть в тех развалинах? К тому же ржавый гвоздь…

— В детстве казалось, что все беды обойдут тебя стороной. К травмам мы привыкли, все-таки постоянно играли на улице, а там без царапин и ободранных коленок никак. Мои синяки на ногах расцветали с конца весны и заживали только к середине осени, и то зимой их заменяли огромные кровоподтеки от катания на коньках, уж сколько бы я не пыталась, так и не научилась с ними нормально управляться.

— А я хотел тебя позвать покататься, если зимой все еще будем в Кадате.

— Я не против, но буду ползать где-то у бортиков.

— Софи, я отлично катаюсь, так что смогу тебя поддержать.

— Ой, все мне так говорят и каждый раз падают на лед со мной, нет уж, пускай хотя бы ты останешься цел.

Гани тихо засмеялся и, нащупав пуговицу моей пижамы, начал машинально крутить ее сквозь ткань кофты.

— А у тебя есть любимое воспоминание из детства? Когда прям все было хорошо.

— Хм-м, дай вспомнить… Думаю да, но там не все было гладко, скорее проблемы были пустяковыми. В первый месяц лета я, будучи маленькой, часто приезжала к бабушке в деревню, отдыхать в ее старом домике. Часами сидела на летней кухне, перебирая с ней ягоды для варенья, слушала истории и высматривала соседей в окно. К сожалению, ее не стало едва мне исполнилось двенадцать, и я мало что помню о ней, но один вечер особенно отпечатался в моей голове.

Помню, как я сидела на крыльце веранды с стаканом прохладного молока и огромной тарелкой клубники, жмурясь и разглядывая, как последние лучи заката путаются в листве деревьев. Лицо и плечи жгло после целого дня у реки, я сгорела в пух и прах, ноги гудели, а руки оказались искусаны слепнями, эти засранцы даже в воде не тонули, когда я их ловила. Но я все равно была счастлива до одури, потому что мои любимые ягоды наконец-то созрели, и вся-вся тарелка принадлежала мне, я могла ни с кем не делиться, честным трудом заслужив такой подарок недельной прополкой этой злосчастной клубники.

Просто потрясающее чувство и беззаботное время сложно найти. Единственными проблемами тогда были зудящие укусы и злобный соседский гусь, что гонялся за всей детворой в округе.

Я улыбнулась и потрепала брата по голове, наблюдая, как он сам еле сдерживается, чтобы снова не засмеяться.

— А у тебя есть такое воспоминание?

— Пожалуй… да. Только оно тоже странное. Мама тогда тоже уехала куда-то, к ведьме или по делам, оставив нам гувернантку. Уж и не помню, что это была за женщина, но с первой встречи она отчего-то невзлюбила Геру, и чем больше времени мы проводили с ней, тем сильнее она цеплялась к сестре, постоянно докапываясь по любому пустяку. Такое чувство, будто у няни мания была, она считала своим долгом довести девочку до слез хотя бы раз за день. Мы понятия не имели, что делать, жаловались отцу, но он считал, что женщина делает все правильно. В конце концов, когда Гера не выдержала и дала отпор, гувернантка попыталась отхлестать ее ивовыми прутьями по ногам. Мом так разозлился, что чуть ли не с кулаками полез на няню и, отобрав прутья, сам отхлестал ими гувернантку. Отец наказал его, сделал выговор, но нам уже было плевать, на следующий же день я облазил весь садовый пруд и принес в дом столько лягушек, сколько мог унести в карманах, и высыпал их всех в комнату вредной тетке. Ее испуганный вопль был музыкой для моих ушей. Брат тоже не остался в долгу, стянув из гостиной шкуру медведя, он подкараулил вечером няню и выпрыгнул из темноты, накинув на нее шкуру. Гувернантка чуть рассудка не лишилась, решив, что на нее действительно напал медведь.

— Боги, как вы только додумались?

— Не знаю, Гера смастерила из подручных средств длинную трубку и, прячась этажом выше спальни тетки, пугала ее завываниями призраков, не давая спать. Это, я полагаю, стало последней каплей, и няня уехала. Отец не стал нанимать новую помощницу и предоставил нас самим себе до приезда мамы. Так что еще неделю мы гуляли втроем, лазали по деревьям, копошились в рухляди на чердаке и читали книжки, представляя, как будем путешествовать по миру, когда подрастем. Мечтали построить свой корабль, чтобы посетить все-все страны, научиться махать мечом, чтобы сражаться с разбойниками, и, конечно, обязательно нашли бы какое-нибудь старое сокровище, разгадав загадки древнейшего манускрипта, — брат поджал губы и отпустил пуговицу, уткнувшись лицом мне в плечо. — Кажется, я впервые жалею, что мы выросли, мы должны были стать сильнейшей командой приключенцев.

— Га-ани…

— Что? Если бы я только знал, во что мы превратимся, может нашел бы способ удержать нас вместе. Может и Ньярл бы выжил, и Сомне так тяжело не пришлось бы.

Юноша поднял голову, грустно улыбнувшись, и впервые повернулся к подносу на столе. Ощутив, как тихо заурчал мой живот, я выпуталась из объятий Гани и, стянув кофту, принесла поднос на кровать.

— Он уже остыл, но все еще съедобный.

— Спасибо, за завтрак и… за то, что выслушала меня. Я не рассчитывал, что хоть кому-то могу рассказать это.

— Мне кажется, ни Гера, ни Аван не стали бы тебя осуждать. Тем более Аван, учитывая, что она росла под присмотром Элея и могла видеть, как сильно он любит Ньярла.

Взяв тарелку с омлетом в руки, я потянулась за вилкой и заметила, что брат замер. Посмотрев на него, я увидела искреннее изумление в его глазах.

— Что? Ты не знал?

— Н-нет… я меньше всех был связан с Храмом и церковью. Мне это было совсем не интересно.

— Ну, имей в виду.

Гани смутился, опустив голову, и задумчиво поковырял вилкой еду.

— Наверно, стоит зайти к нему, только повода нет и… как-то страшно, ты сходишь со мной? Прошу тебя, я не могу просто ввалиться в церковь и сказать, что я тоже… такой.

Поморщившись, едва вспомнив насколько странным получился наш с Элеем разговор, я нехотя кивнула.

— Хорошо, но ты мне очень сильно будешь должен и только потому, что я не могу тебе отказать.

Просияв, словно начищенная золотая монета, юноша вновь поцеловал меня в щеку, едва не уронив свою тарелку, и начал уплетать омлет.

В дверь комнаты неожиданно постучались, и внутрь тут же заглянула Гера. Выглядя несколько встревоженной в своем мятом черном платье, она машинально теребила пальцами деревянную руку. Увидев нас, девушка быстро закрыла дверь и, будто остерегаясь чего-то, прошла ближе.

— Сера, подскажи пожалуйста, я могу воспользоваться твоей алхимической комнатой?