В лабиринте нереальностей. Книга первая - Елена Кароль
Так… теперь главное, чтобы всё вышло четко по-моему!
Не оглядываясь, хотя так и тянуло проверить нет ли погони, только дойдя до сквера, поняла, как напряжена. Да что ж такое-то?! Это уже не работа, а нервотрепка сплошная! Нет, так нельзя. Успокойся Ирочка, успокойся… Это просто нервы и твои домыслы. Мы всего лишь коллеги и я ему вообще не интересна. Да? Да. Да и зачем я ему? Дурной силы во мне больше нет, ведьмовской дар, как сказал чертик, так себе, на мордашку таких, как я — сотня на десяток. Так что… всё прекрасно!
Прикрыв глаза и подставив лицо вечернему солнышку, улыбнулась и вдохнула полной грудью. Да, Ира, всё хорошо. А совсем скоро будет ещё лучше!
— Вашество! — Федя догнал меня уже на выходе из сквера и тут же пристроился рядом. Выглядел он кстати крайне задумчивым.
— Да?
— А что вы по драгоценностям решили? Вы ведь уже что-то решили, верно? Я ж тоже одним глазком в условия аренды глянул, не цены, а грабеж! Вот только и дома их хранить не резон.
— Верно. Мы сделаем проще — мы их продадим. — удивив нечистика своим решением, тут же его пояснила: — Ну, вот сам посуди, зачем мне два куба непонятно чего? Что с ними делать? Трястись и чахнуть? Да я за последний месяц от силы пару вещей надела. Я так подумала: отберу себе пару-тройку комплектов посимпатичнее, а от остального избавлюсь, всё равно я к драгоценностям относительно равнодушна. А ты что думаешь?
— О… ну да, вы правы. Без души они подаренные, как откупные, не более. Да, всё верно вы придумали.
В рассуждениях, какие камни подойдут к моим глазам и волосам, мы вернулись домой, где нас уже с нетерпением ждала Марфа Васильна. И не одна.
— Здравствуйте. — с настороженностью рассматривая симпатичную серую кошку, почему-то виновато отводящую взгляд, а до нашего прихода о чем-то разговаривающую с нашей домовушкой на кухне, я присела на лавку.
— Добрый вечер. — поздоровавшись в ответ, но при этом всё так же не торопясь встречаться со мной взглядом, серая домовушка вздохнула… и начала каяться: — Авдотьюшка я. Домовушка соседки вашей, Пелагеи. Уж на что я всегда на её ворожбу серую глаза закрывала, но не могу больше. Простите меня, бога ради. Кто ж представить-то мог, что не от добра она это творит, а лишь корысти ради? Совсем от жадности голову потеряла.
— Погодите… — удивленно переглянувшись с Федей, уточнила: — Так ради чего это всё затевалось-то?
— Дык ради всё того же. Ради папоротника цветущего.
— Чего-чего?
И тут я услышала странный по своему содержанию рассказ, по которому выходило, что именно на моем участке в ночь на Ивана Купалу цветет папоротник. Причем знают об этом все (не только соседи), но молчат.
— Бред…
— Да не скажите. Каждый год это дело повторяется вот уж с пару тысяч лет. Наш переулок Ромашковый вообще чудесами славится, старые люди говорят, что раньше тут пустырь был с местом силы. Пустырь-то со временем застроили, а место силы никуды ж не делось. Вот и случаются у нас порой чудеса.
— И что? Кто-нибудь уже рвал этот цветок?
— Неа. По законам местным лишь хозяйка энто сделать может. Предыдущая-то в согласии с умом жила, да не было ей нужды за цветком гоняться, а вот Пелагеюшка… — вздохнув в два голоса, домовушки осуждающе покачали головами. — Глупая, она, завистливая. Ну, сами посудите, ну сорвет она цветок. А что дальше?
— И что же?
— По уму, он клад должен показать.
— А на самом деле?
— На самом деле так и есть. Вот только не из золота этот клад, как думать принято, а свой у каждого. Кто и прямь золото любит пуще жизни, тому он кошель найдет, кто себя в искусстве ищет — шанс даст проявить себя, кому дороже высокой должности ничего нет — тому её и даст.
— А если это всё не нужно?
— Так зачем тогда силы древние тревожить?
— Верно. — улыбнувшись на то, как всё просто оказалось на самом деле, покачала головой. Мне-то уж точно этот папоротников цвет не нужен. Что денег, что должность — всё уже есть. А чего нет — сама добьюсь, потому что не дело это, магическим путем забесплатно всё получать. — Авдотьюшка, а вы не знаете, что с Пелагеей будет? Какое её наказание ждет?
— Ох, чего не знаю, того не знаю. Но чуется мне, что накажут её по всей строгости. Утром уж известно было, что самолично её царь-батюшка допрашивал, да столько старых дел вскрылось, что как минимум отправка в Лабиринт её ждет, на перевоспитание и переосмысление. А уж зная свою Пелагеюшку, я на лучший исход не надеюсь. Либо на годы там пропадет, либо вовсе глупой сорокой выйдет оттудова. — и столько грусти и тоски было в голосе серой кошечки, что я моментально поняла — я не могу просто так это оставить.
— Скажите, а у неё родственники здесь есть? Вы с кем в доме ещё живете?
— Одни мы жили, нет у нас никого.
— Авдотьюшка… не знаю, уместно ли, но может, с нами пока поживете? Одной-то совсем наверное грустно. Нет, не поймите меня превратно, если я что-то не то сказала, но у бабушки моей всегда в доме много кошек жило. За домом вам наверное всё равно присматривать придется, но чтобы совсем там в одиночестве не скучать, приходите к нам. А уж в гости или насовсем жить — вам самой решать.
— А правда, можно?
— Можно. Ну, если конечно Марфа Васильна не против.
Удивленно переглянувшись между собой, кошки некоторое время тихо пошептались, а затем снова повернулись ко мне.
— Благодарствую за позволение, хозяюшка. И вот вам клятва моя — ни словом, ни делом, ни помыслом даже и не подумаю вред вам причинить.
