Вышедший из ночи (СИ) - Елена Элари
А в небе не сияли звёзды, и не дробился лунный свет в солёной воде, тучи затягивали небосвод и ветра завывали и поднимали небольшие волны.
Царевна боялась и ждала, когда лодка её прибудет к берегу.
Онар думала, что сошла с ума.
***
Роук оставила Ра в трактире, заплатила за комнату и спешно ушла. Уже день, как Ра не выходила на улицу и в тревоге проводила время. Ра не знала, началась ли битва, но чувствовала обжигающее дыхание войны. Всё случилось так быстро, что девушка ещё не успела до конца осознать происходящее.
Вся её прошлая жизнь казалась Ра сном. А сейчас она действительно прибывала во сне. Но даже здесь её не оставляло чувство беспокойства, а мысли о Скери и вовсе, казалось, сведут её с ума.
И сон ей снился тревожный. Она видела, как с Илиндора отплывает корабль, как с северной стороны из лесов выходят воины тьмы и чудища, среди которых даже были огромные, с человеческий рост, пауки. Взору Ра открылось, что Рыцари ночи, если понадобиться, готовы вступить в бой. Они не хотели принимать какую-либо сторону, но всё-таки надеялись, что победят люди.
Ра слышала, как гремит Нижний мир, взбудораженный войной, как свистят стрелы, и бушует пламя. Слышала, как кровь впитывается в землю, а земля, бедная, вынуждена молча её глотать.
О, если бы Вэриат опоздал ещё на немного, у людей бы возрос шанс на победу! Но король Нижнего мира спешил со своим войском к границе своих земель, на которых начались сражения.
Если люди не ворвутся в Нижний мир, то войско тьмы вырвется оттуда и заполонит собой города, и в первую очередь Илиндор.
И как же хотелось Ра, чтобы Вэриат прекратил этот кошмар. Чтобы он отрёкся от цели освободить Карнэ! Но даже Смерть не остановила его. А Ра была уверенна, что в послании Смерть говорила о том, что Вэриат может избежать беды.
Но что случится теперь, ведь Вэриат начал войну?
И тьма закружилась в вальсе перед Ра. Девушка больше ничего не видела. Рука её потянулась к шее, где должен был висеть амулет от кошмаров, но пальцы нащупали одну лишь верёвку.
Амулет рассыпался в пыль. Что для Карнэ жалкий камень, когда Нижний мир упивается кровью и болью во имя её?
«Я показала тебе то, что есть и то, что скоро произойдёт. Уже за меня погибло несколько человек! И как же много смертей грядёт!»
Ра не видела богиню кошмаров, лишь слышала её ликующий голос.
«Меня ждёт свобода! Я дождалась! Мой сын не оставил меня. Если потребуется, Вэриат уничтожит не только людские войска, но и свои, чтобы их болью магию напитать сполна и врата в бездну открыть! Что молчишь? Тебе страшно, или вновь скажешь, что это сон и можно тебе не бояться?»
— Это уже реальность…
Во всепоглощающей темноте Ра не могла рассмотреть Карнэ, но знала, что богиня улыбается.
«И где же твой свет, который не может поглотить тьма? — смех Карнэ оглушил её. — Может в Вэриате ты видела его? Так вот, девочка, он не человек, а магии естество!»
— Вэриат всего этого не хотел! — сказала она и замолчала, понимая, как нелепо это сейчас звучит. — Он сам не был рад предстоящей битве, — тихо добавила Ра. — Я видела, что Вэриат очень часто был задумчив, выглядел грустным… Так же я знаю, как он смеётся и улыбается. Замечала, что он думает о других! — и вновь она осеклась и словно ответом на её мысли, прозвучал смешок Карнэ:
«Думает о других, убивая их?»
— Я о том, что он очень похож на человека и вовсе не представляется мне монстром…
«Так почему же сейчас в голосе твоём звучит сомнение?»
— Да нет, не то чтобы сомнения, — Ра боролась с желанием расплакаться, — я понимаю, на чьей Вэриат стороне.
«Тогда о чём ты?»
— О том, что мне кажется, он раскается и пожалеет об этом.
Карнэ рассмеялась, искренне, от души, если, конечно, у неё была душа.
«Глупая девочка! Пожалеть мог бы он, не вознагради я его и оставь ни с чем! А раскаяться он может только в том случае, если и вправду есть в нём свет! А его нет. Не видела свет я в душе моего сына. Там тьма, за завесу которой даже мне не проникнуть! А ты боишься, что будет он страдать от того, что сделал? Так нет, он не раскается!»
— Я не боюсь, а хочу, чтобы он пожалел, пока ещё не поздно! — крикнула Ра, чувствуя, как её охватывает злость. — Не такое уж и зло твой сын. Он просто несчастен, ему очень плохо! Если бы Вэриат знал что-то кроме боли, пожил среди людей, если бы с ним обращались не так, как с монстром, разве бы он стал служить тебе? Как ты можешь называть себя богиней, когда так низко поступаешь с собственным сыном?! Это ты заставила его убивать, чтобы напитавшись болью им убитых, он открыл для тебя врата! А что потом, ты разрушишь мир? И как, по-твоему, он может быть счастлив, оставшись с тобой на груде костей среди руин? Как по-твоему он не раскается?! Ты низкая… И тоже несчастная. Вот только сама виновата. И это я даже не осудила, а сказала, как есть.
«За людей и за Вэриата, значит, скорбишь и боишься? Веришь, что и в нём есть свет? Надеешься, что и Вэриат его в своей душе отыщет? Пока не поздно, говоришь? Увы. Поздно, да и ошиблась ты.
Попробуй соврать мне, та, кто врать не умеет… Ты скажи, что не видишь в его глазах бездну и пустоту! Ты соври, что удалось тебе разглядеть в них свет, надежду, жизнь! Почему же молчишь? Думаешь, скажешь, что так, и тем согласишься поверить, что лжёшь? Ведь я попросила — соври!
