Дракон, который боялся летать (СИ) - Сакрытина Мария
Газаль взмахнул бокалом, чуть не расплескав виски.
— А что мне было делать? — Он покраснел, глаза лихорадочно заблестели. — Я же, знаете ли, экбатанец. Я школу-то чудом закончил, особенно после того, как моих старших братьев и отца отправили за решётку. Нужно было поступать в университет или хотя бы в колледж, но как? А тут… Некрасивая, конечно, но что-то в ней было. А как она мной восхищалась!
— Вам это льстило, понимаю, — кивнул Сильвен.
— Льстило… Я думал тогда: что может пойти не так? Она маг, профессия это денежная. Её отец опять же… Как он рассвирепел, когда узнал о нашей свадьбе! Запретил Эмме брать мою фамилию… Мерзавец! Он правда скоп-пытился? — У Алана стал заплетаться язык.
— Да. Сердечный приступ.
— Надо же! У господина Мариса было сердце! Вот это новость!
— Между прочим, вам отойдёт некоторая доля наследства.
Алан поперхнулся. Впрочем, быстро откашлялся, вытер рот ладонью и уставился на дракона.
— Наследство? Мне?
— Да. После Эммы — конечно. И её отца — правда, лишь часть.
— Но я же ему не кровный родственник!
— А Марис — изменник короны. В таких случаях вопросом наследства занимается король. И его величество повелел создать для вас трастовый фонд…
— Ого! То есть… Пусть правление… э-э-э… его величества будет долгим!
— За это стоит выпить, — улыбнулся Сильвен.
Что они и сделали. Теперь Алана развезло окончательно — он глупо улыбался, поглядывая на танцпол. Наверное, собирался как следует там отжечь.
— Могу я спросить: что вы собираетесь делать с этими деньгами? — спросил Сильвен, привлекая внимание.
— Деньг… А! Наконец женюсь на правильной цыпочке. — Алан подмигнул проходящей мимо официантке. Та улыбнулась.
— А ведь она вас любила, — задумчиво произнёс дракон.
— Что?
Сильвен покачал головой.
— Я не привык, что женщины мне отказывают. Думаю, вам это знакомо. — Алан истово закивал, а Сильвен с улыбкой продолжил: — Тем не менее Эмма мне отказала. И это когда вы ей изменяли. И она была в курсе.
— А что мне оставалось? — Алан снова приложился к бокалу. — Что? Она же никакая, а я всё-таки мужчина!
— Вы в этом уверены?
Алан пьяно икнул.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду… — медленно начал Сильвен, с которого вся доброжелательность мигом слетела. — Что мужчина не поднимет руку на женщину, какой бы эта женщина ни была. Это не достойно: женщина слабее. Особенно Эмма. Особенно в сравнении с вами. Чтобы получился такой, как вы, нужно по меньшей мере пять таких, как Эмма. Вам не совестно?
Алан растерянно смотрел на него.
— Кажется… Кто-то из нас слишком много выпил.
Сильвен усмехнулся.
— Я размышлял над всем, что произошло. У меня были две недели, а на вулканах здесь, на юге, совершенно нечем заняться… Так вот, Газаль, хотите узнать, зачем Эмме нужна была власть?
Алан потрясённо смотрел на него.
— Д-да…
Улыбка Сильвена сделалась сочувственной.
— Вы удивительно плохо знали собственную жену. Что, готовить шоколад, который она не любит, было хорошим оправданием собственной никчёмности?
Алан залпом допил виски.
— Я не…
— Естественно, вы «не». Посмотрите на себя, Газаль, вы же ничтожество. А заставили считать таковой Эмму. Так легче жить, да? Когда кто-то другой во всём виноват. Впрочем, не вы первый — похоже, отец нашей злодейки хорошенько с ней поработал. Просто представьте, до какой степени нужно довести ведьму, которая ненавидит свой дар — чтобы она не просто им воспользовалась, а ещё и попыталась если не усесться на трон, то встать в его тени кукловодом. Скажите, Алан, тогда она была бы для вас достаточно хороша?
Газаль налил себе полный бокал.
— Или у меня бред, или драконы в-всё-таки могут нап-питься. Д-даже вы, Сильвен.
— И у вас нет к ней ни капли сочувствия? — Дракон подался вперёд. — Она всё-таки была вашей женой.
— Она меня подставила!
— Да бросьте, Газаль. Она умерла. А между прочим, могла бы сбежать — у неё бы получилось. И никто бы её, эмпата, не нашёл. Вот тогда она бы вас подставила. А так… — Сильвен покачал головой. — Просто представьте: она понимает, что проиграла. И что второго шанса не будет. Она выпивает яд и проводит последние минуты в окружении сладостей — единственная радость в её жизни. В церковь же она пойти не могла, там самоубийц не любят… Вам не кажется это грустным?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Алан изумлённо поднял брови.
— Зн-наете, что? Она была дрянью! И я рад, что избавился от неё. Ничего г-грустного тут нет — разве что по её вине я оказался в-в-во дв-ворце. Зато познакомился с вами. — Алан расплылся в улыбке. — Хоть что-то хорошее от этой стервы.
Сильвен усмехнулся.
— Так вы полагаете, что теперь вернётесь в Эртен с деньгами и женитесь?
— Ну да! — Алан пьяно улыбнулся. — Кто ж за меня не пойдёт? Особенно теперь.
Улыбка дракона стала шире: сейчас легко можно было рассмотреть клыки.
— Я думаю, Газаль, вам не помешает на себе испытать, что значит — чувствовать себя недостаточно хорошим для кого-то. Вы, конечно, экбатанец, но во всех ваших бедах вините отношение каэльцев к мигрантам. Думаю, нужно что-то более прямое, в чём вы никого другого обвинить не сможете. Что-то, понятное даже вам.
Алан моргнул.
— О чём вы…
Закончить он не успел: Сильвен дунул ему в лицо.
Магический шумоподавитель сработал на славу: криков Алана никто не услышал. Как никто и не обратил внимания на скорчившегося на полу, тем более в VIP-зоне, человека — на его лице страшными волдырями вздувались ожоги.
— Что ж. — Сильвен взял свой бокал с виски. — Вряд ли это чему-то вас научит. Но я удовольствие точно получил. В чём-то Эсвен прав: справедливость — чувство извращённое. Но как окрыляет!
Не глядя на Газаля, он создал портал — и Алан исчез.
А Сильвен усмехнулся, поставил бокал и, перемахнув через ограждение ложи, прыгнул на танцпол. Маг-целитель посоветовал ему набираться положительных впечатлений. А что может быть положительнее извивающейся под музыку блондинки? И, кстати, брюнетки. А то и обеих сразу.
Лучше провести ночь с ними, чем с виски и воспоминаниями о «Шоколадном облаке». А ещё мыслями о том, что заваренную в Эртене кашу кому-то придётся расхлёбывать.
А кто, кроме Сильвена, справится с этим лучше?
Глава 20
Эртен на закате был дивно хорош. В розовом свете городок мог сойти за жемчужину — крыши, мостовые и даже горы вокруг сверкали перламутром. По крайней мере, из резиденции мэра виделось именно так.
Крис Кейн, подперев щёку, замер на балконе. Как в сказке, мрамор оплетали розы: острые, длинные шипы казались на закате чёрными. Тень от господина мэра в неверных лучах то неправдоподобно удлинялась, то распухала — росла. Наверное, все дело в хламиде — в позднюю Драконью эпоху её называли тогой. В Штальсборге так одевались люди-аристократы. А ещё, говорят, феи — впрочем, те предпочитали туники. Господин мэр, и так обладатель весьма плотной фигуры, облачившись в тогу, походил на горного медведя. Сильно переевшего, угрюмого медведя.
— Господин. — В дверях возник дворецкий. — К вам посетитель.
Кейн поморщился и, не оборачиваясь, ответил:
— Скажите, что я не принимаю.
Дворецкий не двинулся с места.
— Господин, прошу прощения, но он очень настойчив.
Кейн вздохнул. В воздухе разливался сладкий аромат цветов, особенно сильный в вечерние часы — словно разлили флакон дорогих духов.
Кроваво-красное солнце медленно тонуло за горизонтом.
— Тогда напомните нашему настойчивому гостю, что мои приёмные часы в мэрии с десяти до пяти.
Дворецкий и глазом не моргнул.
— Господин, это дракон короля — лорд Сильвен. Прикажете передать ему про… приёмные часы?
Солнце исчезло — в застывшем воздухе сгустились сумерки. Крис Кейн в последний раз взглянул на горы и отвернулся.