В любви и на войне все средства хороши! Книга 2 (СИ) - Ведуница Ирина

— Я узнаю тебя Рональд Альбрехт Дорс, виконт Анрейский. Но видеть тебя не желаю.

А потом женщина, все так же кутаясь в плащ, развернулась и медленно пошла вверх по тропе, поднимаясь на холм. Однако стоило ей пройти всего несколько шагов, как силы внезапно ушли и она покачнулась, теряя опору под ногами. В глазах потемнело, а к горлу подступила тошнота от непереносимой боли, казалось, раскалывающей голову пополам и приносящей с собой быстро сменяющие друг друга образы восстановленной памяти.

Колени ослабли, во рту появился противный привкус горечи, а сердце сжалось от боли, разочарования и обиды. Но милосердная пелена обморока укрыла прежде, чем горе выплеснулось наружу безудержными рыданиями. Лишь две слезинки скатились по щекам, когда вовремя подоспевший мужчина успел подхватить потерявшую сознание жену, распугивая гнездящихся на скалах птиц отчаянным криком:

— Эри!!!

Эрин.

В себя пришла лежа в знакомой келье, ставшей уже родной за последние полгода, на своей собственной кровати. Рядом никого не было. На какой-то момент даже подумалось, что мне все это только приснилось: море, корабль, незнакомец, оказавшийся никем иным, как Роном. Мое отчаяние и боль, пришедшие вместе с лавиной накрывших сознание воспоминаний о прошлой жизни.

Но нет, не приснилось. Я же вспомнила! Разом и все… Но тогда где… он?

Стоило подумать о Роне, как входная дверь отворилась, являя моему взору неожиданное и совершенно сбивающее толку зрелище. В келью зашел мой муж… мой убийца, с величайшей осторожностью неся в руках поднос с завтраком. Дымилась, исходя ароматным паром, пшенная каша, сваренная на козьем молоке. Мягкую даже на вид булочку, казалось, только что вынули из печи и положили на тарелочку с запечным в меду яблоком. Травяной отвар в небольшом глиняном чайничке и крутобокая кружка завершали натюрморт.

Уж что-что, а голодом меня здесь никогда не морили. И даже увеличили рацион, максимально его разнообразив, стоило только сестрам узнать о моем деликатном положении. Сами жрицы в еде были довольно непритязательны, довольствуясь тем, что удавалось вырастить на здешней плодородной почве, а так же подношениями, привозимыми с собой изредка навещающими остров паломниками.

Но вот увидеть в качестве заботливой сиделки человека, от которого я меньше всего ожидала проявлении заботы, было настолько удивительно, что я даже растерялась. Рон же, как ни в чем ни бывало, поставил поднос на прикроватную тумбочку и опустился на стул рядом, не сводя с меня глаз.

Это заставило меня собраться с мыслями и чуть отодвинуться в сторону. Я не доверяла ему. Не после того, что он сделал… как поступил. Тогда он тоже пришел меня спасти, был нежен и заботлив. Вначале. А потом просто хладнокровно прирезал, предварительно использовав мой дар, чтобы пополнить резерв.

— Ешь, — кивнул в сторону принесенной еды, отвечая прямым спокойным взглядом на мой настороженный. — Ты можешь сердиться на меня сколько угодно, но голодать при этом — плохая идея. Тебе нужно набраться сил.

— Что, даже не отравлено? — не смогла удержаться от едкой насмешки я.

— Нет, совершено безвредно, — не поддался на провокацию Рон. — Зато полезно, а судя по запаху еще и очень вкусно.

Аромат, и правда, стоял невероятно соблазнительный, вызывая у меня активное слюноотделение. От чего поддерживать неприязненное выражение лица становилось все сложнее. Окончательно сдал меня желудок, громко заурчавший от голода в самый неподходящий момент.

И это, к моей досаде и смущению вызвало у Рона теплую, удивительно добрую улыбку. Так не вязавшуюся с образом хладнокровного и расчетливого человека, в который я уже успела поверить.

— Не вредничай. Ешь.

И пусть глаза его улыбались, однако в голосе отчетливо промелькнула нотка усталости и смирения. Словно он разговаривал с маленьким ребенком и заранее приготовившись терпеть все его капризы и жалобы. А я, махнув рукой, поддалась соблазну: приняв сидячее положение, переставила поднос к себе на колени.

Завтрак и вправду оказался изумительно вкусным, а может, это я нешуточно проголодалась из-за всех событий сегодняшнего дня. Ранний подъем, длительное пребывание на свежем воздухе, сильное нервное потрясение. У кого-то это, возможно, отбило бы аппетит. Мой же возрос стократно. Так что, уже не обращая внимания на сидящего рядом мужчину, приступила к еде.

Однако, как только первый голод был утолен, меня начало напрягать столь пристальное внимание со стороны Рона. Раздражение вспыхнуло с новой силой, подогреваемое обидой и недоверием. Кинув несколько осторожных взглядов, поежилась. Сидит. Молчит. Смотрит. Будто глазами ест. Но в его взгляде нет похоти или плотского желания. Только тоска, безграничная нежность и… любовь?

Этого я уже выдержать не могла. Бросив ложку на поднос, отставила его обратно на тумбочку и спросила прямо, не размениваясь на экивоки.

— Почему ты это сделал?

Пояснений не потребовалось. Рон и так прекрасно понял, что именно я имею в виду.

— Потому, что я люблю тебя, — просто ответил он, пристально глядя мне в глаза, словно ожидая ответного признания.

Меня затопила волна горького непонимания и жгучей обиды.

— Любишь? Ты убил меня, Рон! Всадил кинжал в сердце и сбросил с обрыва! Про отрезанную косу я вообще молчу, ведь это сущая мелочь по сравнению со всем остальным. И после этого ты смеешь приезжать сюда и заявлять, что любишь меня?

Мне хотелось броситься на него, вцепиться в волосы, выцарапать ногтями глаза, надавать звонких оплеух, чтобы и он, хотя бы отчасти, почувствовал ту боль, которую испытала я, когда смотрела в его холодные, глаза и слышала равнодушный голос: «У меня на жизнь еще большие планы»…

— Так было нужно, Эри…

— Не называй меня так! — сорвалась на крик я, с трудом удерживаясь от желания опуститься до рукоприкладства.

— Чш-ш… тихо, тихо, моя хорошая. Не буду. Только не волнуйся, пожалуйста. В твоем положении это очень опасно и может повредить нашему ребенку (малышу).

Напоминание оказалось не лишним и помогло мне взять себя в руки, хотя его слова о «нашем» ребенке я пропустила мимо ушей. Не время сейчас выяснять принадлежность и качать права. Есть гораздо более важные вещи. Я хотела знать правду. Хотела понять, что произошло на самом деле. Ведь не просто так Рон заявился сюда и настаивает на разговоре. Значит, он был в курсе, где меня искать. А что он знал еще?

Глупое женское сердце, несмотря на всю причиненную ему боль, отчаянно хотело надеяться, что все, что случилось — было неспроста. Наверняка имело под собой веские основания, важную причину поступить так или иначе. Просто я пока ее не поняла. Я была обижена, растеряна, напугана, но все равно до ужаса хотела верить ему. Не могла без этого. Просто не представляла, как буду жить иначе. Теперь, когда память вернулась ко мне полностью, заставив ожить и былые чувства, которые намертво спаяли мою душу с душой сидящего напротив мужчины.

Значит нужно успокоиться и поговорить. Понять. И принять решение.

Сделав несколько глубоких вдохов, я дождалась, пока руки перестанут дрожать от волнения. Подложив подушку под спину, пересела удобнее, опершись спиной на стену, чтобы разговаривать лицом к лицу, а не коситься на собеседника, скрючившись в неудобной позе. После чего спокойно, как мне показалось, попросила.

— Объясни, зачем было необходимо меня убивать? И каким образом мне все же удалось выжить?

— Это была единственная возможность спасения для нас обоих. Тогда после восстановления магии, резерв у меня, и правда, был еще совсем небольшой и телепортировать нас обоих я просто не смог бы. Но на тебе был медальон, издавна принадлежавший нашему роду. Судя по сохранившимся семейным преданиям, это был дар Богини Жизни за оказание ценой услуги одним из моих предков ее Верховной жрице. Хроники не сохранили указаний, что же такого он смог сделать, дабы заслужить подобную благодарность, но факт налицо.

Этот артефакт передается в нашей семье из поколения в поколение, оберегая в случае опасности, принося удачу и напоминая нам о полученном вместе с ним девизе: «Жизнь — превыше всего, но честь — дороже!». Пополнению магической энергией он не подлежал, поэтому медленно расходовал запас божественной благодати, пока не потратил последние крохи, спасая мне жизнь и рассудок после магического выгорания. Когда нас с тобой поженили, я с легким сердцем отдал тебе семейную реликвию, еще тогда отдавая себе отчет, что сделаю все, чтобы наш брак стал настоящим, потому не боялся, что артефакт покинет род. Каково же было мое удивление, когда я заметил, что постепенно он начал подзаряжаться. А когда нашел тебя там, в пещере, глазам своим не поверил, увидев, что он вновь способен выставить защитный купол, охраняя своего владельца от механических и магических атак.