Марина Эльденберт - Заклятые любовники
— Ах, да, — меня не удостоили даже взглядом. — Как поживаете? Говорят, зимы в Вайд Хилле достаточно суровые?
— Замечательно, — дед погладил меня по руке, — леди Луиза — моя законная наследница. Надеюсь, вы подружитесь.
Спутница графини ахнула. Я с удовольствием наблюдала, как вытянулось лицо Камиллы. Леди Уитмор пробормотала: «Было очень приятно с вами поговорить, граф», — и исчезла вместе с безмолвной подругой. Остальные встречали нас более сдержанно или лучше владели собой. По крайней мере, приветствуя деда, они не забывали и обо мне. На лицах то и дело мелькало изумление, раздражение и недоумение, но теперь ничто не могло испортить этот вечер.
Мы разыскали его комнаты, а после дед решил прогуляться до моих.
— Иначе все будут говорить, что меня провожала дама.
— Я ваша внучка, — столько, сколько сегодня, я не улыбалась уже давно.
И все‑таки его предложение приняла с удовольствием. Прощаясь в дверях, поцеловал меня в щеку и пожелал приятного вечера. Мой родной!
Опасное признание жгло язык, но я не хотела, чтобы кто‑то узнал о ребенке раньше Винсента.
— Совсем забыл, — дед достал из внутреннего кармана сюртука большой футляр и протянул мне. — Завтра вам это пригодится.
Я собиралась открыть, но он легко сжал мою руку.
— Посмотрите у себя. Доброй ночи!
Сгорая от нетерпения, я поцеловала деда в щеку, он же снова усмехнулся в усы и бодрым шагом направился по коридору, приветствуя кого‑то из гостей. Кого, я не стала смотреть, гораздо больше меня интересовало содержимое футляра. Изящное рубиновое колье с девятью подвесками — капельками, серьги и браслет. Под ними лежала записка, которая мигом напомнила мне о том, с чего все начиналось — о дурацкой розовой шкатулке и стишке, написанном корявыми буквами.
Я развернула листочек, на которым твердым каллиграфическим почерком Винсента было выведено:
«Моя дорогая Луиза,
ваш дед любезно согласился побыть почтальоном. Примите этот скромный подарок, чтобы оттенить вашу красоту.
Отнюдь не в качестве извинений за то, что я в последние дни уделяю вам непростительно мало времени.
Разве что самую малость.
Ваш Винсент».
Я посмотрела на платье и улыбнулась. По ощущениям — шире не бывает, хоть завязочки к ушам цепляй.
Что ни говори, а некоторые записки приносят счастье.
13
Украшения и платье дополняли друг друга, на незнакомку в зеркале я смотрела с гордостью. Волосы, которые еще пару часов назад торчали в разные стороны, мы с камеристкой совместными усилиями все‑таки расчесали. Теперь они были уложены в плетение из кос, локонов и жгутов, и украшены большой заколкой — цветочной веточкой. От высокой, по моде Вэлии, прически я отказалась. Сзади волосы закрывали шею, а спереди струились двумя свободными прядями, которые обрамляли лицо. Спина и декольте — открытые на грани приличий. Легкая накидка — шарф прикрывала плечи полупрозрачным газовым облаком. Корсет я попросила не затягивать слишком сильно, но на талию мне никогда не приходилось жаловаться.
— Долго вы еще будете прихорашиваться, милая леди? — донесся звучный голос деда из соседней комнаты.
— Минуточку!
Не могу же я выйти, не убедившись, что все идеально. Камеристка отступила, сложив руки на переднике, я же пристально рассматривала себя.
Лицо чересчур бледное, несмотря на зелье для легкого румянца. Маленькая хитрость, которой меня научила первая гримерша — тонкая незаметная линия вокруг глаз, оттенила их и сделала выразительнее. Я немного покусала губы, чтобы стали ярче и слегка припухли, и вышла в гостиную, где застала умилительную картину: Арк положил голову на подлокотник кресла, а дед чесал его за ухом. Увидев меня, дедушка поднялся и отвесил галантный поклон.
— Леди Луиза, вы неотразимы!
— Стоило так стараться, чтобы услышать это от вас.
Дед у меня слов на ветер не бросал: восхищение в его глазах вознаградило за все усилия.
Чем заняться в ночь перед балом? Правильно, красоту наводить. И не только свою. Мне пришлось побегать за Терезой, чтобы заставить ее воспользоваться приготовленной мной маской. Побегать буквально, потому что она пятилась от меня, словно я собиралась намазать ее отваром гориньи, от которой все лицо становится красного цвета и покрывается прыщами. Потом, в три часа ночи, мне пришло в голову, что я должна обо всем рассказать Винсенту. Именно сегодня и чуть ли не сейчас. Проворочавшись до рассвета, я решила подождать, поручила Арка лакею и немного поспала. До обеда.
— Сейчас я сожалею о том, что вы моя внучка.
— Мой первый танец — ваш.
Я поправила деду галстук, легко поцеловала в щеку, а он предложил мне руку. Мы направились к двери, и Арк пошел следом, тихонько поскуливая. Так и норовил ткнуться носом мне в руку, а потом шагнул вперед и зарычал.
— Это еще что такое, бестолочь? — дедушка попытался его отогнать, но дог ощерился и показал зубы. Тут уже удивилась я: с того дня, как в доме появился маленький черный щенок, он рычал только играючи или когда кто‑то на меня злился.
— Арк, место! — я чуть повысила голос, но он не двинулся с места. Заскулил уже громче, преданно заглядывая в глаза. Пришлось повторить уже строже: — Место!
Тогда он опустил голову и поплелся в спальню. Я обернулась: он укладывался на полу, виноватый и грустный. Захотелось подбежать к нему и притянуть к себе, но бал должен был начаться с минуты на минуту. Успеется. Вернусь и будем обниматься всю ночь.
У лестницы нас дожидались отец, Глория и Себастьян. Мачеха в светло — голубом платье выглядела моложе, а братец в черном парадном костюме и при фраке — на несколько лет старше. Вечно заискивающее выражение лица и бегающий взгляд сменила отрешенность и гордо вздернутый подбородок. Ни он, ни матушка не соизволили высказать ничего о моем наряде, Глория только поджала губы, заметив колье.
А вот отец улыбнулся — немного неуверенно.
— Прекрасно выглядишь, дочка.
Я улыбнулась в ответ и протянула ему руку.
— Не возражаешь? — спросила у деда, отпуская его.
— Буду только рад.
— Как вам Мортенхэйм? — я повернулась к отцу, направляясь за ним. Надо бы запомнить, что я здесь не хозяйка, и перестать задавать этот дурацкий вопрос.
— Много воспоминаний. Чувствую себя необычно.
Не самая легкая тема. Я украдкой взглянула на отца, но он продолжал улыбаться:
— Потому что хозяева больше не смотрят на нас, как на насекомых.
Я с трудом сдержала смешок. Оказывается, у него тоже есть чувство юмора.
