Почти цивилизованный Восток (СИ) - Лесина Екатерина
Представление?
Какая ерунда в сущности это представление… она на Аукционе сама вышла, так что и тут справится.
Я глядела, как матушка о чем-то оживленно беседует со свекровищем, не в силах отделаться от мысли, что ничего-то хорошего от этой задушевной беседы ждать не след.
И вообще…
Откуда она здесь?
И почему… я ведь письма писала. И получала ответы, в которых меня уверяли, будто бы все хорошо, но матушка так занята, что просто минуточки у нее нет визит нанести. Или вот чтобы я к ней прибыла.
В доме ремонт.
И модистка.
И еще тысяча и одно сверхважное обстоятельство. И… и всякий раз я угрызения совести испытывала, и даже подошла к Чарли денег попросить, хотя давно уж ни у кого ничего не просила. Но… я же решила, что она просто стесняется.
И что денег нет.
И… а на ней вот драгоценности ничуть не хуже, чем на леди Диксон, а уж та ныне вовсе переливается бриллиантовым блеском. Тоже обычай. Старшая родственница просто-таки обязана быть при фамильных драгоценностях. А выходит, что и у матушки…
Откуда? Откуда у матушки фамильные драгоценности?
Додумать я не успела, потому как леди исчезли вдруг. А потом затрубили трубы, и я вспомнила, для чего вообще в этот дворец приперлась.
И испугалась запоздало.
Снова.
Встретилась взглядом с девчонкой Орвудов, которой Эдди что-то там такое нашептывал минуту назад… надо бы сказать, что леди – это все-таки леди. Чуть чего не так, жениться надо будет.
Хотя…
Она вроде тоже на Эдди поглядывает, пусть не с горячею любовью, но с интересом. И не шарахается.
- Милли, пора, - сказал Чарльз, а рядом появилась его матушка, несколько задумчивая и отчего-то донельзя довольная.
Вот чую, подвох.
Но думать некогда. Пошли мы… сперва шла бледная девица, про которую Чарльз шепнул, что она дочь одного из герцогов и Императору приходится какой-то там племянницей, то ли четвероюродной, то ли пятиюродной. Главное, важной. И оттого она на прочих поглядывала свысока.
Потом еще одна девица.
Орвуды, что подошли вместе. А я еще подумала, что сама-то Эва ничего такая, но за её сестрицей глаз да глаз нужен. Уж больно взгляд у нее характерный.
Ничего.
Присмотрим.
У меня рука зачесалась. Левая. И я бы поскребла, но чесаться через перчатку неудобно, а еще букет этот идиотский. И сама церемония… и…
Меня легонько подтолкнули в спину.
Идем.
С одной стороны леди Диксон. С другой Чарльз. Я считаю шаги. Сердце ухает в груди так, что прямо заглушает бурчание живота. Шлейф. Не забыть про этот гребаный шлейф.
Так и дошли.
Чего-то говорят… а я исподтишка разглядываю императора. Ничего так дядечка. Серьезного вида. Носатенький. А в целом чего-то иного я ожидала.
Солидности большей, что ли?
А он сидит и почти теряется в золоченом кресле. Сам худой, бледноватый. Черты лица острые, а главное чудится в нем что-то этакое, до боли знакомое. Я задумалась, где ж его видеть-то могла, кроме как на портретах. Хотя вот на портретах он на себя мало похож. Лицо вроде то же, но какое-то внушающее.
Одухотворенное.
А это… если встретишь на улице, то в жизни не подумаешь, что император.
На этом месте я осознала, что уже просто-напросто пялюсь на Императора. А он на меня. И глядит, глядит, а потом как… подмигнет.
Вдруг.
Я от удивления едва равновесие не потеряла. А постой-ка от так в раскорячку. Ноги уже подзатекли, а тебе тут всякие тут императоры моргают. И главное, не только ж я это видела.
И… и чего он хочет от меня?
Между прочим, я женщина честная…
- Рад, наконец, познакомиться, - а голос у него оказался низким и с хрипотцой. – Дорогая племянница…
Я икнула.
И как-то оно громко получилось, хотя… шепоток за спиной нарастал и множился. Племянница… мать вашу, какая я ему…
Император поднялся и подал знак, по которому леди Диксон распрямилась и меня за собой потянула. Ноги, кажется, заскрипели, но шепот… шептались все и порой, кажется, в голос. Я поглядела на свекровушку… нет, да быть того не может.
- Сегодня удивительный день, - Император поднял руку и шепот стих. Я покосилась влево… блин, далеко стою. И не видно ничего. И справа тоже не видно. Люди какие-то… мать моя… да могла бы и предупредить, право слово. – И Господь вновь снизошел в милости своей, вернув мне сестру, которую я мнил погибшей. Эта утрата болью отзывалась в сердце моем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})А говорит как по писанному.
Долго готовился.
Ничего, матушка… дай встретиться, я все выскажусь.
Я поглядела на мужа, который стоял с каменной физиономией. Внимал Императору, стало быть.
- И тем радостней было известие, что моя дорогая Элизабет жива…
Он сошел на ковровую дорожку, чтобы прошествовать мимо меня. И это позволило повернуться, пусть не спиною – помню, что к трону спиною никак нельзя – но бочком. Император же возвращался обратно, ведя за руку матушку.
А та улыбалась.
Радостно так…
- Так что представляю вам ныне леди Элизабет Корнелию Викторию Аннабель Годдард и её детей. Мою племянницу, леди Милисенту Георгину Августу Фредерику Иоланту Диксон, и моего племянника…
Улыбка императора стала такой широкой, что мне не по себе сделалось. А ведь он и вправду доволен, как… как человек, подложивший ближнему хорошую такую свинью.
Свинью размером с Эдди.
- Элайю Эдварда Эрика…
Издевается?
И вид у матушки преневинный…
- …Годдарда, граф Семптона.
Охренеть.
Нет, ну охренеть же ж… что тут еще скажешь.
- Прошу любить и жаловать, - завершил представление Император. И зал отозвался овациями. Ох, чувствую, сейчас нас как полюбят… со страшной силой.
Я поглядела на брата.
Он на меня.
И плечом еще дернул. Мол, прорвемся как-нибудь. А я… я видела этих вот, разряженных, сияющих и родовитых, видела и понимала, что свинью дорогой дядюшка, чтоб ему геморрой на троне сидеть мешал, подложил не только им.
Этак у меня яда на всех не хватит.
Конец первой части