Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира Владимировна

Это иллюзия, сказала я себе. Ничего он не видит. Хочет проверить, не прячется ли кто-то в леске. Сейчас найду убежище, как велел Фалько. Кусты, распадок, балку. Затаюсь и пережду.

Я шла быстро, почти бежала и всё время оглядывалась назад, следя за небом — не зависнет ли над головой чёрная смерть. С земли беды не ждала, и когда рядом раздался шорох, зайцем подскочила на месте.

Передо мной стоял чёрный человек, и лицо у него было чёрное, без глаз, без губ. Взмах чёрной руки, и воздух между нами стал вязким — не двинешься. Человек снял своё чёрное лицо, стянул, как перчатку, и оказался старшим мажисьеров, которые приезжали за мной на полигон. Тем, у кого была изумрудная печать.

Братья Фалько сказали, что убили всех, подумала я. Но не удивилась. Чувств не было. Желаний не было. Была только злорадная улыбка за завесой помутневшего воздуха. И странная деревянная слабость. И сгущающийся сумрак.

А потом не стало ничего.

Глава 32. Кукловод

— Вставай, красавица. Хватит спать. Молодым вреден долгий сон. От него портится цвет лица и появляется вялость в членах. А вялость в твои годы — это стыд.

Голос во сне. Или наяву?

Я открыла глаза.

Сумрачно. Вечер или ночь?

Виски ломило, в затылке бухало тяжело и больно.

Помню… Меня одурманили. Оглушили магией.

Человек, который должен быть мёртв.

Другая сила.

Я лежала на плюшевой тахте. Откуда-то с высоты тёк свет и растворялся под необъятными свободами. Стрельчатые окна — высоко-высоко. Старинный замок? Стены гладкие, тёмно-серые. Не камень, не штукатурка. Больше похоже на бетон. Круглятся, изгибаются, пучатся натёками и наплывами, тянутся, плавно сужаясь, вверх. Странная архитектура. Или это всё у меня в голове?

Тусклые рыжеватые фонари в нишах. Мебели мало. Вернее, зал слишком велик — и диваны, столы, комоды, шкафы, кресла теряются в нём. Но сама мебель массивная, богатая, дорогая. И мрачная. Как в обоих моих домах — в Каше-Абри и в Шафлю. И этот голос…

— На столике рядом с тобой стакан. Возьми, выпей. Придёшь в себя.

Низкий голос — глухой, сухой. От него першит в горле. И знобит, и сводит живот. Он холодный и тяжёлый, этот голос. Будто камень со дна океанской впадины.

Он рядом и нигде. Источник не определить.

Как в сказке о девушке, попавшей в хоромы принца-невидимки.

Но это место вызывает дрожь, а здешний невидимка точно не принц.

Я села, стараясь не шевелить головой. Справа от тахты под тусклым торшером на круглой мраморной столешнице стоял высокий стакан. Жидкость в нём мерцала лимонным светом. Пахло тоже лимоном. И вкус… Освежающий, с оттенком горечи. Я сделала глоток. Что бы это ни было, вряд ли мне станет хуже, чем сейчас.

Посидела пару минут. Силы возвращались. Головокружение, дурнота, спутанность сознания, — всё ушло. Но молотки в висках и ломота в затылке остались.

Я осторожно встала, прошлась, оглядываясь по сторонам. В зале было несколько уровней. Спуски и подъёмы вели к просторным площадкам, обставленным, как декорации к сценам неизвестного спектакля. Сцена обеда — длинный полированный стол с двумя десятками стульев, канделябры, напольные зеркала. Сцена в комнате отдыха — кресла, диваны, подушки, толстые ковры. Сцена в рабочем кабинете — большой письменный стол и невысокие книжные шкафы… Дальше не рассмотреть. Источников света много, но все они слабые и далеко друг от друга.

Из ниши в стене вывернулся светящийся шар и поплыл по воздуху прямо ко мне.

— Иди за ним, — проскрежетал голос.

И я пошла. Шар подлетел к узкой лестнице, уходящей глубоко вниз, в колодец между двумя глухими стенами. Ноги держали нетвёрдо, и я обеими руками опиралась о стены. На ощупь их поверхность была шершаво-бархатистой. Почти как шкурка котёнка по имени Мартид.

Духи земли, это было тысячу лет назад…

Спуск кончился. Шар влетел в короткий туннель, в конце которого обнаружилось что-то вроде лаборатории. Странные агрегаты и инструменты, кубы, шары, стекло, металл, провода, мигание огней. Свет ярче, чем наверху, но красноватый, гнетущий.

Один из кубов пришёл в движение, с тихим гулом из него поднялась капсула, длинная и округлая, накренилась вперёд, встала почти вертикально и раскрылась напополам. Внутри, как в гробу, лежал человек в длинном чёрном сюртуке и узких брюках — глаза открыты, пегие волосы гладко зачёсаны назад. В длинном костлявом лице, бледном, как простокваша, было что-то от Фосэра, а что-то…

Боль в затылке стала невыносимой.

— Помнишь меня?

Человек оттолкнулся от пузыристой, тускло искрящейся подкладки, и встал на ноги.

Был он высок, долговяз, худ и определённо мне незнаком. Такую каланчу я бы не забыла. Но выпуклые надбровья, тяжёлый подбородок и свинцовый взгляд кого-то напоминали. Понять, кого, не было сил. Перед глазами пульсировали чёрно-красные круги. Я сжала пальцами виски, зажмурилась.

— Ничего, привыкнешь.

Голос стал гуще и чуточку человечнее. Боль ослабела. Я открыла глаза и тихо ахнула. Великан будто бы сложился вдвое, вобрался сам в себя и превратился в коротышку с выпуклой спиной и грудью. Волосы его почернели, кожа утратила чрезмерную белизну. Передо мной стоял смотритель из зала птерозавров музея естественной истории при Совете Магистериума.

— Узнала? Вижу, что узнала. Хотел посмотреть на тебя собственными глазами… Ты удалась красавицей. Неудивительно, что кобели пускают слюни. Боишься меня?

— Нет.

Кажется, я ничего больше не боялась.

— Это правильно, это хорошо. Я держал тебя на руках, маленькой, голенькой… ты не помнишь, — он глухо рассмеялся. — Полагаю, у тебя много вопросов.

Отвечать не хотелось, но привычка заставила:

— Раньше было. Сейчас мне всё равно.

— Из-за него?

Смотритель качнул крупной неподатливой головой, и в стене открылся проём. Двое вывели оттуда… Фалько! Он плохо стоял на ногах, был весь в кровоподтёках и саже, руки скованы, пальто порвано. Но живой, живой!

— Занятный юноша, верно? Единственный из них, кто зашёл так далеко. Смог даже избавиться от стой-пыльцы, перейдя в эту свою энергетическую форму. Я перекупил его контракт. Через подставных лиц, разумеется. Давал ему мелкие поручения. Так, чтобы не скучал. Потом приставил к тебе. Ну что ты напряглась? Погоди, обниматься побежишь потом.

Смотритель говорил, слова его падали в мозг чугунными гирями, а я пыталась поймать взгляд Фалько и не понимала, почему он прячет глаза. В неярком красноватом свете цвета скрадывались, предметы, фигуры, лица, всё было контрастным. Светлое и тёмное. Белое, с алым оттенком, и чёрное — с багровым. И Фалько был весь такой — бледно-красный и кроваво-чёрный. Живой и словно мёртвый.

Смотритель повернулся к нему:

— Спасибо за помощь, Скирон, — в железном и бетонном голосе цепным бряцаньем отдавалась насмешка. — Славный мальчик. Ты всё сделал, как надо. Мой ключик теперь готов. Пора отпирать дверцу.

Фалько резко вскинулся. Лицо у него было как маска, в глазах — чернота. Он слабо качнул головой. И я сказала:

— Я знаю, что это не ты. Он лжёт.

Смотритель — или правильнее называть его сьером В. К.? — отозвался гулким, лязгающим карканьем. Так мог бы смеяться гигантский механический ворон.

— Хорошо, хорошо! Чувства раскрывают дар!

Боль в затылке усилилась. Я перевела взгляд на сьера В. К.: он снова стал длинным, как жердь, и бледным, как покойник.

— Мальчишка явился тебя спасать. Проследил за моими людьми. Он не знал, что возвращается к своему хозяину.

Смотритель подошёл к пустой капсуле, присел на выкатившийся из неё высокий стульчик.

— Сейчас вы видите мой истинный облик. Я не оборотень, о нет! Я сам перековал свою плоть, тренируясь на этих.

Он махнул длиннопалой кистью, и я впервые посмотрела на конвоиров Фалько.

Удивляться было нечему, но я всё равно удивилась.

Поверенные сьера В. К. Фосэр и Сумсо. Оргаматы высшего разряда, над останками которых ломали головы лучшие умы Магистериума.