Практическая фейрилогия (СИ) - Грин Агата
— Любишь?! Тогда зачем ты меня отпустил?
— Тому было множество причин. Я сомневался, что ты хочешь остаться именно со мной, а не просто остаться в холмах. Люди часто прикидывались влюбленными в фейри, когда приходило время покидать волшебную страну. Еще я не верил, что ты можешь увлечься мной, когда рядом Ириан. Я мучился от ревности, наблюдая, как вы смотрите друг на друга, и завидовал тому, что Огарок может себе позволить любить, желать кого-то, а я нет. Да и ты не дала мне уверенности, не произнесла слов, которые бы все решили.
Меня словно молния пронзила.
Скендер прав — никудышный я фейриолог, к тому же с дырявой памятью. У волшебной страны свои правила, часто непонятные людям, но эти правила очень просты и мудры. Дианн напомнила мне одно из них, но я забыла его. Когда пришлось уходить, я несла путаную галиматью, хотя достаточно было произнести всего три священных, могущественных слова, проговорить самое великое заклинание в мире: «Я тебя люблю».
— Но и ты тогда этих слов не произнес, — вспомнила я.
— Я не считал себя достойным произнести их. И я жалею об этом.
— Я тоже…
Я опустила голову. Скендер взял меня за подбородок, желая видеть мое лицо.
— Не так уж и важно произнести эти слова. Я читаю их в твоих глазах.
— Ты всегда был снисходителен к чужим промахам…
Сидхе улыбнулся и пожурил:
— Кстати, о промахах. Твои куцые познания о культуре фейри заставляют меня думать, что с образованием в Вегрии проблемы. Как дипломированный фейриолог может не знать или не помнить, что сидхе невозможно зачать при насилии, при обмане, случайно? Зачатие любого сидхе — акт взаимной любви. Я любил тебя, когда целовал тогда, в том домишке, когда случайно вытянул из тебя лишние года жизни. Я растворился в этом чувстве, и поэтому потерял контроль, а ты приняла мою силу и мои чувства. Тогда мы зачали ребенка, Магари.
— Я же читала об этом в сказках! Про то, что сидхе рождаются от любви! Как я могла забыть!
— Просто ты выросла.
— И забыла прописные истины, которые заложены в сказках… Добро сильнее самых черных чар, любовь преображает и творит чудеса — вот что мы узнаем из сказок, вот на какую тему надо было писать диплом! Решено: я обязательно займусь изучением сказок и нашему ребенку новые напишу, материала у меня хватает!
— Нашему ребенку… — повторил Скендер, и его пальцы медленно заскользили по моим рукам. — Я и верю, и не верю…
— И я…
Он обнял меня.
«Наш ребенок, наш ребенок», — повторяла я про себя снова и снова, и счастье затапливало меня, ослепляло и оглушало. Я впервые с радостью подумала о беременности, впервые представила малыша не как нечто абстрактное и непонятно как созданное, а как продолжение себя, как продолжение нас…
Мы долго стояли так, прижимаясь друг к другу, словно волшебство исчезнет если мы разорвем объятия. Наконец, Скендер опомнился и задал вопрос, который терзает всех будущих папаш во всех мирах:
— Как ты себя чувствуешь?
Я рассмеялась, да так сильно, что у меня прихватило живот.
Сидхе скорее унес меня из «столовой» в спальню и уложил на кровать, круглую и тоже черную. Я хотела пожурить Скендера за то, что он выбирает мрачные цвета, но, взглянув на него, промолчала. Черный цвет только подчеркивает его холодную эффектную внешность. Очень красиво, наверное, смотрится его белое тело на этих черных простынях…
— Чего ты хочешь? — спросил обеспокоенно Скендер. — Тебе принести что-нибудь перекусить? Или, может, ты просто хочешь поспать?
— Все хорошо, — проворковала я, умиленная его беспокойством.
Моим мужем будет бессмертный бог, чья сила — останавливать любую другую силу. Если учесть, что я проводница Хаоса, то мы просто идеальная пара…. И экзотичная: последний брачный союз между человеком и сидхе состоялся тысячу лет назад или около того.
— Полежи со мной, — попросила я, и Скендер улегся рядом; протянув руку, он благоговейно коснулся моего живота.
На меня снизошло умиротворение, и появилось чувство, что все устроилось, как надо: я в волшебной стране, с мужчиной, который мне предназначен, а все, что происходило до, не жизнью было, а прологом к ней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Как хорошо, что все разрешилось… А ведь могло быть иначе. Я подумала о том, что мы со Скендером попались в одну и ту же ловушку — ловушку неуверенных в себе личностей. Мы не верили, что нас можно любить. Скендер считал себя «жалким горевидцем, который всем несет смерть», а я всерьез полагала, что «недостаточно молода, красива и умна», чтобы в меня мог влюбиться кто-то достойный.
Только однажды мы забыли обо всех условностях, стереотипах, о своей неуверенности и дурацких установках — там, на кровати в домишке Ириана, мы растворились друг в друге, и это обернулось настоящим чудом.
Я улыбнулась, вспомнив, какие у меня изначально были планы на Скендера.
— Сначала ты был мне интересен как феномен, я прицепилась к тебе, только чтобы изучить, — призналась я. — Потом я стала тебя уважать за твою принципиальность и позицию. Мне нравились твои редкие шуточки, твое спокойствие… Но, знаешь, по-настоящему я тобой заболела с того момента, когда впервые затащила тебя купаться в озеро. Вот такая я примитивная, Скендер…
Рука моего первого научного объекта и в скором времени мужа нежно переместилась с моего живота на бедро. Его прикосновения были неуверенными, словно он не до конца верил, что я здесь, с ним, и что я его.
— Я такой же примитивный, — в свою очередь признался он, продолжая невесомо изучать мое тело руками — уже двумя. — Когда ты повалила меня на болоте тогда и стала изображать страсть, во мне ожили давно заснувшие желания, и под их властью ожил и я, но это было злое пробуждение, которое принесло мне только горечь. Ты напомнила мне, что это такое — чувствовать кого-то так близко, ощущать чьи-то губы на своих губах…
Я коснулась его губ пальцами — он поцеловал их и продолжил откровенничать:
— Мне хотелось вернуть покой, но ты и после не оставляла меня одного. Я не мог на тебя смотреть спокойно. Особенно тяжело было первое время. Ты что-то говорила, строила планы, указывала, что делать, а я сидел, как оглушенный, и мог думать только о том, что ты, живая и соблазнительная, рядом, и ничего не боишься…
— Так вот почему ты был тогда так напряжен! Слова еле цедил, сидел окаменелый… Я думала, что просто ужасно тебя раздражаю.
— О да, ты еще как меня раздражала, ведь была ярким напоминанием того, чего я был лишен. Но позже, когда я узнал тебя лучше, мое отношение изменилось… Я видел немало людей, особенно в то время, пока правил Торикс, но ни один из них на тебя не походил. Ты, пожалуй, единственная из гостей, которых я знал, которая действительно интересовалась холмом, магией и нашей культурой, и которая не имела больше никаких планов. Сначала я тяготился твоим присутствием, потом наслаждался. Ты так горела интересом к фейри, что и я почувствовал тягу к жизни… И я сказал себе — плевать, что будет дальше, я буду радоваться каждому часу с тобой.
Скендер вдруг привлек меня к себе и прошептал:
— Когда я был изгнан, мысленно много раз прокручивал свою жизнь, если бы мне была дана другая, менее страшная сила. Я представлял, что живу в тихом месте, занимаюсь изучением магии, веду переписку с людьми — мне всегда было интересно, к чему приведут их наука и прогресс. И еще я представлял свою женщину — веселую, добрую, красивую, такую, которая не будет скучать, если я заведу с ней беседы о магии или примусь рассуждать о феноменах холмов. Мои мечты стали реальностью.
— Мои тоже.
— Я все никак не могу поверить в это…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Я тоже не верю еще. Плевать! Я тебя люблю, Скендер.
— Не думал, что услышу это когда-либо…
— Хватит думать! — сказала я и потянулась к нему с поцелуем.
Больше ничего неуверенного не было в прикосновениях Скендера, да и я уже ни в чем не сомневалась и ничего не опасалась. Мы долго раздевались. Понимая, что впереди если не вечность, то что-то, очень близкое к ней, мы смаковали каждый момент близости — именно близости, а не слепящей страсти. Вокруг плыла магия, чувства Скендера — такие же, как и мои. Сидхе сиял все ярче, и я сияла вместе с ним, и белый полог его очень длинных волос закрывал меня от всего мира… Только одна деталь портила все — черная повязка на глазах.