Карен Монинг - Заклятие Горца

— Вызови меня, дорогая. Ты не хочешь делать этого. Ты должна позволить мне остановить его.

Джесси посмотрела на высокие старинные часы в алькове слева от лестницы. Пять минут до полуночи.

Прикусив свою губу, она покачала головой.

— Джессика, ты не просто сохраняешь мне жизнь, ты позволяешь жить ему. Мы должны положить этому конец. Ты должна вызвать меня.

Решительно распрямив спину, она снова покачала головой.

В этот момент зеркало ярко засияло, и зал внезапно наполнился тем странным чувством пространственного искажения. Мгновение Джесси просто не могла осмыслить происходящее.

Затем Дэйгис вышел из тени балюстрады, и она поняла, что он, скорее всего, прошептал заклинание, освобождающее Кейона, это заклинание он узнал от нее, когда впервые в библиотеке она произнесла его настолько тихо, что только Кейон был в состоянии услышать.

Но зачем?

— Дэйгис, это ты — зачем ты сделал это! — кричала она.

Он осторожно продвигался в направлении Темного Зеркала, что делало его намерения очень прозрачными.

Она была слишком ошеломлена предательством Дэйгиса, чтобы заметить опасность.

Лука накинул ей на голову шелковый шнур и туго зафиксировал его вокруг ее стройной шеи за изогнутые ручки на концах, прежде чем она смогла сообразить, что он сделал.

— Ты сукин сын, позволь ей уйти! — рычал Кейон, вырываясь из зеркала.

Вместо того чтобы отпустить ее, Лука лишь чуть-чуть крутанул изогнутые ручки на концах.

Джессика одеревенела и затихла. Она поняла назначение тех ручек, ей была знакома гаррота как древнее оружие. Один виток — и она будет мертва. Она не смела переместиться даже на несколько дюймов, чтобы попытаться использовать кинжал, который Дэйгис дал ей.

«Будь готова ко всему», — сказал он.

Теперь, думала она с горечью, она знала почему.

Три минуты до полуночи.

У Луки в заложницах находилась его жена с гарротой на шее.

— Возвращайся в зеркало, горец. Вернись добровольно, и я сохраню ей жизнь. Ну же. Сейчас.

Все чувства Кейона обострились. Он должен был предчувствовать это, но у него не имелось ни малейшей причины для подозрений. Да, защита, запрещающая Луке войти в замок, снижалась.

Но защита, препятствующая Луке использовать магию, все еще сохранялась. Что означало, что Кейон мог применить к ублюдку заклинания, и Лука не сможет противостоять им.

Он открыл рот, и в тот же момент Лука прошипел:

— Скажите только слово на магическом языке, и она умрет. Я не предоставлю тебе шанса наложить на меня заклятие. Если я услышу хоть один неправильный слог, то сожму ей шею.

Кейон держал язык за зубами, напрягая желваки.

— Это касается и тебя также, — рявкнул он на Дэйгиса. — Стоит кому-нибудь из вас начать читать заклинание, и она умрет. Возвращайся в зеркало, Келтар. Сейчас же. И я приближусь, чтобы передать десятину.

Столетия ненависти и ярости наполняли Кейона, поскольку он смотрел в глаза человеку, который так давно украл его жизнь и теперь угрожал его женщине.

Месть — это то, для чего он жил и дышал так долго, и почти потерял свою человечность.

И на пределе его сил ему была послана пылкая, страстная Джессика.

Ничего он не жаждал так, как увидеть Луку Тревейна мертвым. Несмотря на цену, которую придется заплатить. По правде говоря, эта жажда была на первом месте, до недавнего времени, если быть точным — двадцать шесть дней назад.

Сейчас, глядя в глаза своего древнего врага, держащего в плену его женщину, что-то изменилось в нем.

Его больше не заботило, будет жить Лука или умрет. Все, что для него имело значение, касалось его жены, хватит ли ему времени, чтобы спасти ее. Ничто иное. Только жизнь его женщины. Чтобы она увидела новый рассвет, дать увидеть новый день. Она была его светом, его совестью, его самым возвышенным желанием.

Любовь к ней заполняла его настолько полно, что, в интервале между двумя ударами сердца, одиннадцать столетий ненависти и жажды мести были выжжены из него, как будто их никогда и не было.

Тревейн больше не волновал его. Только Джессика.

От принятого решения на него неожиданно снизошло спокойствие, отличное от любого, которое он когда-либо испытывал прежде.

— Я ради тебя, дорогая, также заключил бы сделку с дьяволом, — сказал он спокойно. — Я также предпринял бы что-нибудь. Я люблю тебя, Джессика. Ты — моя истинная половинка, милая. Никогда не забывай этого.

— Назад в зеркало, горец, — рычал Лука. — Или она умрет. Я не шучу! Сейчас же!

— Ты хочешь передать десятину, Лука? Прекрасно. Ты мой гость. Я не буду препятствовать тебе.

Одним плавным, текучим движением он развернулся, снял зеркало со стены, размахнулся и подбросил его в воздух; сбросив его вниз по пятидесяти ступеням на твердым мраморный пол внизу.

— Лови.

Второй раз в жизни события для Джесси разворачивались как будто в замедленной съемке.

С признанием Кейона, что она была его истинной половинкой, звучащим в ее ушах, она наблюдала, как единственный предмет, который мог сохранить ему жизнь, фактически стал причиной его смерти.

Она знала, почему он так поступил. Он спасал ее. Тревейн не мог одновременно держать ее и ловить зеркало. Кейон вынудил его выбирать.

Ее муж хорошо знал своего древнего врага. Конечно же, он выбрал зеркало. Выживи сейчас, живи, чтобы убить в другой раз.

Веревка ослабла на ее шее, как только Лука выпустил ручки и кинулся вперед.

Она стащила гарроту с горла и кинула ее на пол, наблюдая за ним с замиранием сердца.

Если каким-либо чудом Луке удастся поймать зеркало размером с человеческий рост, то она удивится, если древнее зеркало не разрушится от простого контакта, когда он остановит его падение.

Распахнув глаза, она откинула голову назад. Кейон стоял наверху лестницы, пристально глядя на нее. Его глаза сияли такой безграничной, такой сильной любовью, что у нее перехватило дыхание от этого.

Она уставилась на него, пожирая его глазами. Она понимала, что никак не успеет подняться по лестнице вовремя, чтобы дотронуться до него. Обнять его. Поцеловать его в последний раз.

Лука находился почти под зеркалом.

Почти.

Она перевела дыхание и замерла. Чудеса иногда случаются. Возможно, он доберется до него, запихнет десятину, и они все будут живы, чтобы продолжить борьбу в другой день.

В нескольких дюймах от вытянутых рук Луки, зеркало разбилось о пол. Один угол инкрустированной золотом рамы ударился о мрамор с резким звенящим эхом, как от выстрела.

Темное Зеркало разбилось на тысячи серебристых, звякающих частиц.