Цветок для короля (СИ) - Моран Маша

После таких случаев Катарину всегда мучила мысль: а считалась бы она такой же красивой, как Милена, не заставь ее отец скрывать свой пол?

Ведь они же близнецы! Копии друг друга! Даже художник не может с такой точностью подделать картину, с какой боги создали их с сестрой.

Но Катарина знала, что этим вопросом ей придется мучиться вечно. Никогда не суждено ей надеть красивое платье или ханьфу. Но зато она жива, а не убита, как того требовали суеверные традиции.

Она жива, и этого достаточно.

Под скрип деревянных ступеней, отец, Милена и алхимик спустились вниз. Сестра смерила Катарину презрительным взглядом. Она всегда недолюбливала ее. Вот только не могла понять, за что. Они практически и не общались. А если и встречались во дворе поместья, Милена всегда проходила мимо, в сопровождении своей многочисленной свиты, и делала вид, что Катарину не знает.

Граф остановился перед Катариной и положил ладони на ее плечи:

— Пришло твое время, сын!

Сердце затрепыхалось в груди. Отец улыбался, его глаза светились лихорадочным предвкушением. Но Катарину это лишь еще больше напугало.

Каким-то образом умудряясь сохранять спокойствие, она спросила:

— Что происходит?

Улыбка отца стала еще шире, превращаясь в маниакальный оскал:

— Сегодня великая ночь! – Катарина почему-то посмотрела на Милену. Та задрала подбородок, каким-то образом даже став выше. На ее лице читалось превосходство, а в глазах горел такой же ненормальный блеск, как и у графа. Катарина заподозрила неладное. – Твоя сестра станет на шаг ближе к престолу. Ну а мы будем держаться ближе к ней. И, возможно, ее щедрая рука одарит и нас. – Отец повернулся к Милене и ласково сжал ее подбородок.

Катарина отступила назад, но ударилась спиной о твердую стену из доспехов.

— Где мои стражники? – Ничего лучше спросить она не придумала, но почему-то именно это сейчас казалось самым важным.

Воинов, которые ее обычно охраняли, заменили. Сегодня стражники были совершенно другие. И смотрели они на Катарину совсем не дружелюбно.

Отец закатил глаза и посмотрел на нее, как на идиотку:

— Отправились навестить родных в провинции. Что ж… время не ждет!

Быстрым шагом он отправился к розовому саду – запретной территории, куда никому не разрешалось ходить без его ведома.

Милена степенно пошагала за ним. Последним семенил алхимик. Катарину грубо подтолкнули в спину, вынуждая идти. Под холодным осенним ветром ее кожа покрылась пóтом.

Отец сказал, что сегодня Милена станет ближе к престолу. Что он имел ввиду? Катарина знала о его планах женить Милену на наследнике короля. Но все, и она в том числе, прекрасно знали, что это были лишь мечты честолюбивого интригана.

Ни одно королевство не примет на своем престоле чужеземку из враждебных земель. Ванжан служил пристанищем для алхимиков из Далеких Королевств. Потому что там их преследовали и убивали. Здесь же они могли свободно заниматься алхимией, но служить Ванжану. Если кто-то надумывал вернуться обратно, то здесь их ждала та же участь, что и в Далеких Королевствах, – смерть.

Но это была не единственная причина невозможности подобного брака.

В Ванжане не было наследного принца. Да, у короля был взрослый сын. И да, народ воспринимал его наследником, но… большую часть своей жизни он был при смерти. Катарина слышала, что ему служит целая армия лекарей и алхимиков – настолько слабым и немощным он был. В Медицинской Академии шла настоящая бойня за место при дворе. Тот, кто попадал во дворец принца, мог обеспечить себе безбедную жизнь и сытное существование. Ибо в выздоровление наследника не верил никто. Но все упорно продолжали его лечить.

Катарина ему даже сочувствовала. У нее-то была хоть какая-то свобода. Крупица, но была. Он же томился во дворце, слабый и умирающий. Без надежды выбраться из ловушки правил и нелепых традиций.

А тут еще граф нацелился на него…

Впрочем, принцу ничего не грозило. Его союз с Миленой был невозможен еще и потому, что каким бы влиянием не обладал отец, у него не было места при дворе. Он не был ни министром, ни главой крупного влиятельного клана.

Все эти причины были настолько очевидны, что Катарина не понимала, почему ее расчетливый отец до сих пор пребывает в заблуждении.

Если только… Если только он не задумал нечто такое, что могло обеспечить успех его замысла. Что-то, в чем необходимо участие Милены, алхимика и ее, Катарины.

Запретный сад расточал тяжелое розовое благоухание. Роз было так много, что они образовывали живую изгородь.

Длинные извивающиеся стебли, усыпанные шипами-иглами, сплетались в стену, ограждающую территорию сада.

Все цветы имели темный, фиолетово-серый оттенок. Как будто их опалило пламя.

Алхимик пробормотал заклинание, и стебли образовали арку, освобождая проход.

— Осторожнее. – Граф посмотрел на Катарину, словно она была непроходимой дурой. – Не поранься. Шипы ядовиты.

Катарина же расслышала в его словах совсем иное: он предупреждал только ее. Значит, Милена уже знала, что это за место.

Катарина осмелилась еще раз спросить:

— Куда мы идем?

Милена снова презрительно хмыкнула, а отец улыбнулся, недобро сверкая глазами:

— Скоро узнаешь. Тебе оказана великая честь – помочь Милене возвысить нашу семью.

Мысль, что она должна сделать, что угодно, но не идти туда, заставила ее судорожно проговорить:

— Вряд ли Милене нужна моя помощь. Она великолепно справляется сама.

Придерживая подол пышной юбки, Милена резко повернулась к Катарине:

— Ох, заткнись! Ты вообще ни на что не способен! Радуйся, что про тебя не забыли. Не женщина и не мужчина – позор нашей семьи.

Внутри поднялась буря черной ярости.

— Позор? Только потому, что родился на несколько фэней позже тебя?! Поменяйся мы местами, позором была бы ты!

Милена бросилась к ней, но граф преградил ей дорогу:

— Успокойтесь! Оба!

Милена издевательски рассмеялась:

— Перестаньте, отец! Здесь все прекрасно знают пол этого ничтожества. Не нужно делать вид, что это недоразумение – мужчина. – Она отвернулась и первая нырнула в арку из роз.

Граф ничего не сказал. Он посмотрел на Катарину странным взглядом и тоже шагнул в буйство темных роз.

Алхимик хранил молчание. Он мелко дрожал, но старался изображать равнодушие. Несколько мгновений он разглядывал Катарину, а затем, спохватившись, просеменил за графом.