Евгения Савченко - Пороки

Тотем?..

Этот человек говорил удивительным голосом. Бас, смешанный с мальчишеским криком. Одет он был в клетчатую рубашку поверх белой майки и ветхие джинсы. Сидя на полу, он вытянул одну ногу и согнул другую, упершись локтём в колено. Скорее всего, парень был очень высоким: он напоминал согнутую металлоконструкцию. С первого взгляда было заметно, что он немного сутулится.

Я нерешительно остановилась в дверном проеме.

— Впервые слышу, чтобы кто-то, употребляющий наркотики, рассуждал о напрасных поступках других людей. — Тод вдруг озлобился, словно собеседник был прав.

В разговор вмешался Юлий:

— Если ты хочешь задеть его, то не получится. — Он сонно поднял взгляд на меня: — Доброе утро, Кнопка. Тебя давно не было. Проходи.

Внутри всё похолодело, но как можно не принять приглашение Серого Кардинала?

— Знакомься, — Юлий указал на странного человека: — Этого ленивца зовут Наркоман.

Наркоман посмотрел на меня безразлично-потухшим взглядом:

— Мне жаль их. Ещё одна твоя марионетка?

— Ну… — Осуждающе протянул Серый Кардинал: — Ты не должен так говорить. И о Тотеме тоже.

— Да я вообще здесь ничего говорить не должен, — Наркоман удобно улёгся на спину, подобно Юлию подложив руки под голову: — Я же лишний.

— Брось. Одиночество же… Эх, то есть Фред, — Юлий раздраженно поднялся и подошел к окну: — Мне не надоело, но я хотел бы оставить сейчас всё как есть и просто остановиться.

— Ты не можешь, — на лице Наркомана играла довольная улыбка: — Кроме того, они совершенно не понимают, о чём мы говорим. Эй, как там тебя… Кноп… ка. Кнопка, спроси у Юлия, что тебя заинтересовало в нашем разговоре.

Юлий повернулся ко мне лицом, и я нерешительно взглянула на него.

— Ну же? — Серый Кардинал пристально смотрел на меня.

— Что такое Тотем? — С трудом выдавила я.

Наркоман засмеялся, а Юлий с облегчением вздохнул:

— Это такая магическая вещь, Кнопка. Ты веришь в магию? Нет, не веришь. А между тем, я нашел способ, как сделать наше сознание более восприимчивым и широким. Для этого и нужен Тотем.

— И как это работает? — Мне не была понятна его мысль.

— В тебе сосуществует два «Я». Твое сознание и твоя душа…

— Три, по Фрейду.

— Закрой рот, — заткнул меня Юлий и продолжил, отвернувшись к окну. — Душу можно заточить в Тотем. Ты уже видела у меня такой на запястье, — он поднял руку, демонстрируя браслет с маленьким резным деревянным идолом-уродцем: — Душа живет вне тела, а это — дополнительные возможности. Ты начинаешь чувствовать, ощущать Мир, в котором живешь, более полно. Обостряется интуиция, ощущение времени, чувства… иными словами, меняется всё.

Наркоман, лежащий на полу, перебил его на полуслове:

— Что же ты тогда своей девчонке Тотем не дашь, скажи мне? Если всё так прекрасно, так хорошо, что можно слюни пускать, — Наркоман приподнял голову и зло посмотрел на Юлия: — Почему же ты её не сделаешь такой же, как они?

Вместо ответа Серый Кардинал отрицательно покачал головой, по-прежнему смотря в окно.

— Это не по правилам, — сказал Наркоман.

— Правил нет. — Голос Юлия прозвучал опустошенно и грустно.

Стоя посреди комнаты и не понимая, о чём говорят эти двое, я рассматривала лицо своего нового знакомого.

Высокие скулы, белая кожа. Отросшие русые волосы закрывают уши и лоб. Строгое, чуть грубоватое лицо, словно вытесанное из камня, объемный подбородок. Широкая, красивая улыбка. Но только она и привлекала внимание, если не считать чудных голубых глаз со светлыми ресницами. Только глаза его чаще всего были закрыты русой челкой, так что оставалась только улыбка.

— Я не могу сделать Сатиру такой, как все остальные, я не могу дать ей Тотем. — Юлий заговорил тихо, но комната и так была полна молчания, поэтому каждое его слово было отчетливо слышно. — Она мне обещала всегда такой быть. Не как все остальные. Это то, что держит нас вместе. Когда мы познакомились, она сразу спросила меня, какую девушку я хотел бы видеть рядом с собой. Она тогда ещё и Сатирой-то не была. А другой, совсем другой. И вот я ей описал свой идеал: послушная и тихая, не спорящая, всегда ждущая и верная — ну, как стандартная домохозяйка, что ли. А она взяла и сделала всё наоборот. Большая половина того, что она делает — это розыгрыш, комедия. Но ведь все в это верят. Да и я сам перестаю со временем различать, какие выходки её собственные, а какие она проделывает для поддержания своей роли. Иногда, даже наперекор её собственной, живой натуре. — Юлий повернулся к Наркоману, его голос стал тревожным, убедительным. — Она ещё больше кукла, чем все остальные, но она живая кукла. Кукла с душой. Она не боится выглядеть смешно и глупо, потому что знает, что в этом и есть смысл игры. Совершать абсурдные поступки, но уметь обыгрывать их перед другими так, чтобы все поверили, что это нормально, что так и нужно, что всё правильно. Она с этим сталкивается каждый день, она актриса, у которой выше всех жанров идет импровизация, потому что иначе меня бы рядом с ней не было. И я благодарен ей за то, что она может удержать меня рядом с собой.

— Ммм… Богиня… — Простонал Наркоман: — Как же ты из всего этого выпутываться будешь, друг?

А Юлий словно не слышал его слов, он с умилением уже рассказывал самому себе:

— Она даже привычки для себя придумала глупые. И фобии. Боится запаха больниц. И зиму. Она вообще зимой на улицу не выходит, моя Сатира.

Мы с Тодом переглянулись. Я вопросительно подняла брови. Он едва заметно пожал плечами.

Вошедшая в комнату Сатира обнаружила полную тишину. При её появлении Наркоман снова сел в то же положение, в каком его застала я.

— Молчите так, будто говорили обо мне, — Сатира нежно обняла Серого Кардинала и, приподнявшись на носочки, поцеловала его в подбородок.

— Мы говорили о тебе. Помнишь Наркомана? — Юлий кивнул в его сторону, и вместе с Сатирой уселся на полу. Она устроилась позади него, обняв Юлия со спины руками и ногами. Тонкие шпильки едва не пронзали его живот.

Я невольно посмотрела на свои безопасные и удобные балетки.

Сатира была в короткой юбке. В чересчур короткой для положения, в котором она сейчас сидела. Черно-синий шёлк в клетку свободными волнами ложился по вихрям упругой черной сетки, которая придавала юбке объем. Корсета сегодня не было. Грудь была перевязана ярко-синим атласным шарфом, кончики которого выглядывали из-под крохотной белой рубашки, подобранной строго по фигуре. Рубашка была застегнута лишь на две пуговки чуть ниже груди. Сатира была стройной, но не миниатюрной, и всё же, её вполне можно было бы принять за роскошную дорогую обворожительную куклу в человеческий рост.