Катерина Шишканова - Крылья ангела
Как я не боялась, разбираться со мной в доме "божественного" иконописца эта деваха не стала. Лишь предупреждающе прищурила глаза, когда в спальню вкатилась инвалидная коляска, нагруженная Богданом, подносом с завтраком и зашкаливающее хорошим настроением. Сама-то она разглядела мою истинную сущность куда как быстрее, даже не удостоив взглядом видных только ей тёмно-серых контурных перьев и кожистых наростов на сгибах. Хотя, пожалуй, шипы в основании её всё же заинтересовали. Правильно, милочка, не следует недооценивать врага, а подобные милые сюрпризы подпортили в своё время не одну светлую шкурку слишком самоуверенных воителей. В конце концов гордыня — это тоже грех и не стоит впадать в крайности. А вот ещё одно-два преобразования и тогда я обзаведусь несколько иными "колючками" — растроенными и выделяющими трупный яд.
Богдан весело трещал о чудесной погоде, утреннем кофе и ещё какой-то ерунде, потом представил нас друг другу: белобрысую, как свою уборщицу, меня — хорошей приятельницей, милой, доброй и понимающей толк в искусстве. Угу, "уборщица" была очень рада, услышав весьма лестный отзыв в мой адрес и скомканное "премилая девушка, помогает мне на добровольных началах и вообще замечательный человечек" в свой.
— Рая, — недовольно засопев изящным римским носиком, представилась она.
— Ада, — с вызовом ответила я.
Вот и познакомились, очень приятно…
— Это просто великолепно, решили избавиться одним махом и от этого маляра, и от не слишком почтительной меня?
Я вихрем ворвалась в кабинет, не дождавшись, когда сонная Лилит соблаговолит хотя бы предупредить высокое начальство о моём внеплановом визите. Молох чертыхнулся, поставил кровавую кляксу на какой-то зачуханой бумажке и от души запустив чернильницей в мелкого духа-посыльного, стоявшего тут же неподалёку, наконец-то соизволил посмотреть в мою сторону.
— Пошёл вон, — почти ласково обратился демон к дрожащему разносчику. Тот не помня себя от ужаса просочился сквозь щель в двери и дал дёру, позабыв важные документы.
— Ну, здравствуй, — разглядев меня с макушки до копыт, тьфу ты — ног, недовольно поприветствовало начальство. — Что-то не помню, чтоб тебе было назначено…
— Да какая, к чертям, очерёдность? Вы стравили меня с архангелом!
Несколько секунд шеф непонимающе хлопал ресницами и хмурил густые человеческие брови. Я кипя от злости, прошипела отчёт последних двух дней, уделив особое внимание хлопающим ушами товарищам, якобы разведывающим обстановку до моего появления.
— Не кипятись, — уже более мирно посоветовал Молох. — Если ты сказала, что сама её не смогла вычислить, что уж об остальных говорить? К тому же всегда существует риск попасться на такую вот "Раю".
— Но я её боюсь!
Демон укоризненно почесал нос.
— Девочка моя, единственный, кого ты должна бояться, это я, — глухо рыкнул он, — но то ли в силу своей природной стервозности, то ли в силу непроходимой тупости, ты об этом регулярно забываешь вот уже на протяжении…
…да всю свою сознательную имитаторскую жизнь! Собственно, это благодаря ему я и стала тем, кем сейчас являюсь. Молох заметил меня, когда я ещё сама не представляла, зачем отреклась от своего прошлого воплощения, не знала, что будет со мной дальше и тихонько скорбела в тёмном пыльном уголке преисподней. Отмыл, откормил, надавал пощёчин, вставляя на место мозги, а потом нашёл ту старую каргу, выучившую меня хитрой науке любви. Каково же было моё удивление, когда спустя столько веков судьба вновь свела нас вместе — меня, Молоха и Лилит. Правда, время уже оставило на нас свой специфический отпечаток — козлиная натура моего спасителя обзавелась туманными крылышками и обширнейшим самолюбием, секретарша стала ещё более старой и страшной, не утратив при этом чувства уверенности в своей сногсшибательности. Впрочем, в каком-то смысле её внешний вид таковым и являлся — попробуй-ка устоять при виде древнего полуразвалившегося трупа, насквозь провонявшего нафталином, но подмалевавшего губки и подвёвшего глазки. А я… а я вляпалась в общение с голубоглазым занудой Агатом, наткнулась на обозлённых ловчих, ведомых презренной человеческой местью и стала чуть ли не личным врагом архангела.
— Ада, послушай сюда, — я вынырнула из грустных размышлений на тему моей никчёмности и невезучести, вопросительно глядя на начальника. — Судя по всему с художником ты уже подружилась.
— Ну?..
— Что можешь о нём сказать?
Неожиданно интересный экземпляр, который сумел вывести меня из тысячелетней летаргии и заставить с удивлением обнаружить, что человечество не сплошь бездарное прогнившее обезьянье стадо. Вредный мужик, но интересный.
— Полное ничтожество! К тому же инвалид, а это вообще клиника. Вы не могли подсунуть мне кого-то получше, обязательно эту самовлюблённую образину подкладывать?
Молох довольно оскалился, он давно понял, что все людишки — безликая серая масса, годная лишь на то, чтоб вынуть из них душу и удовлетвориться выкачанной из неё энергией. И я полностью с ним соглашалась. До недавнего времени.
— Ты у меня лучшая, — заметил шеф, вновь берясь за любимый кальян. — Так чего же ты хотела — все самые опасные и нудные задания полностью на твоей совести.
— У меня её нет, — вкрадчиво напомнила я.
— Это не суть важно, — лениво отмахнулось разомлевшее руководство. — Важно то, что твой клинический инвалид не такой уж и безобидный, как все мы считали.
— Именно по этому поводу я сюда и явилась, — закипая напомнила моя раздражённая светлость. Что знаменательно, раздражение я испытывала даже не к утаиванию важной информации, а конкретно к этому презренному нелюдимому человечишке, посмевшему выставить меня вон из квартиры. И пусть потом я всё же смогла наладить отношения с этим заносчивым типом, злопамятность — неотъемлемая часть нашей натуры. Хотя временами мне казалось, что во мне говорит уязвлённое женское самолюбие… И это раздражало ещё больше.
И даже то обстоятельство, что этим утром он сам принёс мне кофе, который собственноручно же и сварил, не исправляло положения. А скорей делало его ещё более запутанным и безнадёжным. То веселье, что пробилось в Богдане ранним утром… Я знала, чем оно вызвано, и мне делалось от этого… Агат назвал бы это неловкостью, но демону она не присуща. Мы, как справедливо заметил художник, неделикатны и прямолинейны, чувство такта нам не свойственно. Скорей, досада на слишком богатую фантазию моего задания, попытавшегося разглядеть во мне личность. Лучше бы как все изошёлся на слюну от похоти, дурак!.. Таких я клепала, как орешки, безжалостно топча модной шпилькой и ни капли об этом не сожалела…