Лия Брайнс – профессор магзоологии - Александра Дроздова
Быстро написав свои умозаключения, я отправилась спать и быстро отключилась. Стоило мне лишь закрыть глаза, как сразу же я их открыла из-за неприятного звука, исходящего от настойчивого механического будильника, который я завела пораньше, чтобы везде успеть.
Вот и пятница наступила — последний рабочий день на учебной неделе, и сегодня мне предстояло многое сделать. Для начала мне стоило все-таки встать с постели, а потом уже пускай начинается эта пятница.
Я запихнула в себя сваренную утром мною лично овсяную кашу, вкусную, между прочим, и залила внутрь себя кофе. Со скоростью Солнечной Антилопы я натянула на себя тоненькие чулочки, строгий легкий костюм с длинной юбкой светло-серого цвета и яркую тонюсенькую синюю блузу. Собрала свои длинные непослушные и спутанные кудряшки в подобие высокой прически, чтобы они не мешали мне в течение дня.
Взяла с собой наспех написанную статью для одной из столичных газет, труды профессора Черингстона, которые я так и не дочитала, а также надежду, что мне хватит времени на все про все, и капельку удачи, чтобы удалось избежать все неловкие ситуации.
Перед тем как выйти из своего съемного убежища, я надела вчерашние синие туфельки (они самые разношенные и удобные), но даже в них моя грация оставляла желать лучшего, а мозоли плакали горючими слезами, и я вместе с ними. Я попрощалась со своими краснющими глазами в отражении зеркала. Несмотря на все мои ухищрения, двигалась я ломанной походкой от бедра, словно Равнинная Воздушная Козочка, и самые удобные туфельки не помогали. Я взяла курс в сторону издательства желтой газеты, где, как я надеялась, заинтересуются моей статьей с кодовым названием «Сила Слизи, или Красота отходов Улитки».
Утренний, но уже прогретый лучами солнца ветерок сразу дунул мне в лицо, пощекотав мои выбившиеся из прически волосы. Ветер попытался пробраться под одежду, и я, вздохнув, зажмурилась от удовольствия.
Город еще спал, но солнце давно уже встало и светило ярко и горячо. На улицах пока еще никого не видно, кроме уличных чистильщиков, которые с характерным шарканьем метлы собирали в кучи упавшие за вчерашний день лепестки Сиреневой Яблони. Лавки вокруг дерева были пусты. Лепестки, несмотря на старания столичных работников, резвились, играли в догонялки с ветром и солнечными лучами, и, в конце концов, опускались на городскую брусчатку. Жаль, что у меня не было времени наслаждаться уютной и очень редкой Гордонской тишиной. Я не стала дожидаться путеводку и звонко стучала каблучками по брусчатке, стараясь не сильно кривить лицо, когда было особенно больно.
Наконец, я добралась до несуразного для этого города здания. Работники газеты «Проверенный Сплетник» занимали маленький дом всего в два этажа с выкрашенными в приятный желтенький цвет стенами и квадратными окнами с резными наличниками. Никаких стрельчатых форм и арок, таких характерных для Гордона. Сквозь не зашторенные и большие окна на подходе было видно бодро снующих туда-сюда работников издания.
Пройдя в двухстворчатую деревянную дверь, я сразу оказалась в просторном общем помещении-кабинете с большим количеством рабочих столов, бумаг, стандартных механических печатных машинок на каждом рабочем месте. Здесь было много людей, должна заметить, очень громких людей.
— Нет, это ее любовник! Так сказала леди Эверди, — выкрикнул недовольный мужской голос
— Это ее отец! И соседка это подтвердила… — ответила тихая обладательница женского голоса.
Слушать спор сотрудников газеты, учитывая пикантную тему, мне не хотелось, а вот воспользоваться тем, что все внимание приковано к спорщикам — хотелось. Никем не замеченной я прошла в самый конец комнаты, где за мощным отдельно стоящим столом сидел огненный и широкоплечий, немного полноватый и лысый, но все-таки привлекательный, мужчина. Он был в кипельно-белой рубашке с закатанными рукавами, которые обнажали волосатые огромные ручищи. Как я поняла стихию? Да просто человек с отпечатком родной стихии чувствуется и воспринимается почти родным. Мужчина был не один в редакции с отпечатком огня, но он единственный был тих и спокоен, тем более в обсуждении чьей-то личной жизни никак не участвовал, поэтому и мой выбор пал на него.
Я постучала костяшками пальцев по деревянной поверхности стола. Мужчина соизволил поднять на меня свои голубые холодные глаза, взгляд которых пробирал сквозь кожный покров.
— Я секретарь профессора Брайнса, — соврала я. Он бы ни за что не поверил, что я и есть профессор Брайнс, поэтому я решила немного схитрить, а затем продолжила говорить:
— Он велел мне передать Вам этот материал.
Я достала несколько листов из своего видавшего все виды приключений портфельчика и протянула выбранному мной работнику газеты. Но тот продолжал грозно смотреть на меня и молчать. Мужчина показательно скрестил на груди свои волосатые руки, тем самым показывая, что он отказывается брать мою работу.
— Не понимаю, почему я должен брать материал какого-то там профессора? — грубовато ответил сэр.
Я не ожидала, что столкнусь с такой отрицательной реакцией со стороны желтого печатного издания. Раньше я имела дело только с научными изданиями, и в таких местах с руками отрывали все предоставленные мною материалы, а здесь я еще не успела себя хоть как-то зарекомендовать. Такое поведение вроде бы и оправдано, но в тоже время вызывает у меня некое неудовольствие, ведь бегло пробежать по нескольким листкам и сразу определиться с тем, подходит или нет, — минута времени. Что ж, ситуация, безусловно, новенькая, но до чего же любопытная…
— А Вам самому не интересно, почему какой-то там профессор предлагает материал именно Вашей газете, которая славится скандалами и любовными отношениями? — спросила я, склонив голову и пристально рассматривая мужчину с крупными чертами лица. В его внешности все было большим: и нос, и губы, и даже брови. От движения головой мои очки съехали набок, что полностью избавило меня от какого-либо шарма. Я моментально вернула очки обратно на нос и печально вздохнула, произнеся:
— Нет, так нет…
Пожав плечами и признавая свое поражение и его правоту, я стала убирать в свой портфель статью об улиточной слизи.
— Ладно, — недовольно буркнул мне журналист с отпечатком огня. — Положи на стол.
Он тут же потерял ко мне интерес, попутно достал чистый лист, вставил в печатную машинку и принялся довольно нажимать по клавишам. В кабинете стоял звук постукивания и трезвона аппарата.
Я
