Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома (СИ) - Фрес Константин
— Бабушка Ивонна часто рассказывала страшную сказку про нее и про этот дом.
— Что за сказка?
— Про то, как призраки этого дома до смерти напугали госпожу Зина!
— Вот как? И как же?
— Они схватили ее под руки и таскали под потолком! — страшным шепотом ответила Рози. — А потом заставили ее маршировать по стенам! Швыряли друг другу, ну как мяч! Бабушка Ивонна сама видела! И то, как госпожа Зина ударялась о стены и падала вниз! И то, как снова взлетала к потолку и там болталась!
— Какое пылкое воображение, —проворчала я. Думаю, эти байки Ивонна рассказывала Рози, чтобы утешить ее после очередного избиения.
Немудрено, что Рози так понравился дом, «наказавший» ее мучительницу.
— И что, всю ночь ее таскали духи?
Рози отрицательно покрутила головой.
— Это было днем. И продолжалось до тех пор, пока хозяин не взмолился и не пообещал дому, что госпожа Зина покинет дом навсегда. Поэтому они уехали.
Преинтересная история!
Жаль, я не помню подробностей, из-за чего мы покинули этот дом.
Не помню вообще.
— Ладно, достаточно болтовни! — скомандовала я. — Будем убираться!
Для начала я определила, где будут наши комнаты.
Себе я определила комнату справа от ванной, Ивонне с Рози — слева.
Когда мы будем топить у себя, то нагреем и ванну. Там всегда тепло будет.
А мне с маленьким Итаном это очень важно! Его ведь надо купать каждый день.
Одну из своих старых сорочек я пустила на тряпки. Набрала полведра золы в остывающем камине, развела щелока.
Этим щелоком я залила ванну и долго терла ее, соскребая грязь с полированных медных стенок, пока они не стали розовато-оранжевыми и не заблестели.
Промыла я и стены, и пол в небольшой комнатке, и засиженное голубями окно.
В углу отыскалась старая щетка. Я как следует прополоскала ее в мыльной воде, вымыла из щетины паутину.
Этой щеткой выскребла многолетнюю всю пыль из углов, оттерла до чиста плитку на полу.
Пол из серого, грязного, превратился в оранжево-коричневый. Он был выложен керамической плиткой, обожжённой в печи, с красивым эмалевым рисунком. Под ногами эта плитка не скользила, и ступать по ней, по чистой было приятно.
Стены были белыми, гладкими и блестящими, словно полированные.
Оконная рама оказалась из благородного белого дерева. Легкая, выточенная аккуратно и точно. Подоконник бы широкий, прочный. А за окном открывался чудесный вид на распускающийся весенний сад!
Деревья в нежной зеленой дымке молодых листьев.
Тишина и умиротворяющий покой.
— Все-таки, здесь неплохо, — произнесла я, чувствуя, как в моем сердце поселяется тихая радость. —Здесь даже очень хорошо. Если мачеха и правда побоится сюда сунуться, то здесь для нас самое настоящее райское место.
Зря я боялась, что дом будет ветхий! Его строили из хорошего камня и дерева, на века. Он был надежный, добротный. А грязь, пыль… что ж, не беда! С этим мы справимся!
Стекла в ванной пришлось перемывать раза на три. Уж очень они были посечены дождями. Серые, мутные, непроглядные.
Но зато после мытья они стали прозрачными, светлыми.
Свет весеннего утра пролился в отмытую комнатку. Солнечными яркими зайчиками заплясал на полу и на стенах. Заиграл на начищенном до блеска кране.
В отмытой комнате остро запахло свежестью и весенней зеленью.
Серые рваные занавески с окна я сдернула с гардины, отправила их в ведро с щелоком.
В любой другой день я бы их просто вышвырнула. Но теперь мне приходилось быть экономной.
«Отстираем, прокипятим и починим!» — решительно подумала я.
В комнате, где сидела Рози, я затопила камин, натаскав выломанные доски. А то она уже нахохлилась, как птичка на ветке, и Итана прижимала к себе как грелку.
Все-таки, Итан золото, а не ребенок. Поел — спит. Проснулся — поел. Снова спит.
— Только б у него не разболелся живот, или что-то в этом роде, — бормотала я, подкладывая доски в пламя. — Сейчас будет теплее, минутку подожди. Я наломаю еще досок, натопим это крыло так, что жарко будет!
— Где ты собираешься взять их?
— Да вон же, заколоченное крыло стоит. Разберу там, и…
Рози опасливо покосилась на дверь.
— Может, не надо? — шепотом произнесла она. — Вдруг дом не разрешит туда ходить? Сюда он нас пустил, потому что мы замерзли и устали. И он нас пожалел. А туда он нас не приглашал!
Я усмехнулась.
— А я и не собираюсь там ходить. Просто доски возьму. Мне бы с этими комнатами разобраться. А там будем наводить порядок, когда здесь обживемся.
Рози снова тревожно посмотрела на меня и вздохнула.
— Ты хорошая, — вдруг застенчиво призналась она. — Правда, хорошая. Я не хочу, чтоб тебя призраки наказали, как госпожу Зина. Если им придется обещать, что мы уйдем… идти-то нам некуда! Я очень переживаю… ну, вдруг им покажется, что ты что-то не так сделала, и они тебя… Я не хочу!
Эти слова она выкрикнула отчаянным, пронзительным голосом. Словно нож мне в сердце всадила. Даже дышать стало трудно от отчаяния, которое я услышала в ее словах.
Губы у нее задрожали. Она расплакалась, а я даже пошевелиться не смела.
Не смела подойти и обнять. Потому что вся девочка казалась мне открытой кровоточащей раной.
— Милая, да что ты себе там придумала…
— Ты не можешь быть моей мамой, — ревела Рози, всхлипывая и вздрагивая всем телом. — Но ты хорошая! Хорошая! Я хочу, чтоб ты рядом была! Я не хочу и тебя потерять! Знаешь, как иногда хочется, чтоб кто-то пожалел, заступился?
— Знаю, — прошептала я, с трудом проглотив ставший в горле ком. — Знаю. Вот как мне сейчас хочется, чтоб меня защитили и пожалели.
— Давай, — всхлипывала Рози, — ты будешь жалеть меня, а я — тебя? А бабушка Ивонна всех пожалеет, она добрая…
Я бросила дрова и поспешила ее утешить.
Прижав к себе ее вздрагивающее тельце, я утерла ее грязную мордашку, ее налитые слезами глаза и ободряюще улыбнулась.
— Думаю, если призраки поняли, что мачеха плохой человек, то их не так-то просто ввести в заблуждение, — произнесла я. — А если они нам позволили здесь пожить, значит, не сердятся на нас. И если мы будем дружны, то и дальше не тронут. Ну, не плачь!
Когда Ивонна, тяжело пыхтя и волоча ветхую корзинку, вернулась домой, я уже домывала ее комнату.
Конечно, почти всю мебель из дома вывезли.
Кровати остались. Но только потому, что их тяжело было разбирать и вытаскивать в дверные проемы. Но ни перин, ни белья на них не было.
Так же, как и полога над ними.
Но разве это беда? Если есть ковры, которые можно свернуть и положить вместо матраса?
Я наломала в саду веник из свежих веток с листьями и смела всю паутину и пыль со стен, из углов комнат.
Собрала мусор, и отмыла полы, да так, что теперь на дубовых досках можно было увидеть узор и пересчитать все сучки.
Пришлось трижды менять воду и разводить нового щелока, пока я не оттерла начисто плинтуса, двери и дверные косяки.
Щеткой я прошлась по углам, выметая мусор.
Вода то и дело переставала пениться от грязи. Тогда я спускалась, выплескивала ее за порог, наливала свежей и начинала все заново.
В моем доме будет чистота и порядок! Мы будем жить как люди, как достойные люди, а не как презренные нищие и бездомные!
С этими мыслями я снова бралась за щетку и терла, терла все поверхности, смывая многолетнюю пыль… так истово, словно могла смыть пятно и со всей своей жизни.
Но зато грязи не осталось. И благородное дерево заблестело, отчищенное.
Камины я вычистила, выгребла из них слежавшуюся в камень золу, и выскребла каждый кирпичик, чтоб не было ни песчинки лишней. В чистом камине и дрова горят веселей!
Я затопила их оба, чтоб нагреть наши с Ивонной комнаты.
Детям нужно тепло; нравится, не нравится ужасным привидениям, а я выломала доски с заколоченного крыла здания и разложила их у каминов, сушиться.
Кровати в комнатах, запыленные и серые, были единственной мебелью. И я их тоже отмыла.
