Дэйна и Эльнарион. История одной игрушки - Тиана Макуш
Сказать, что Эль был в шоке, значит, ничего не сказать. Мало того, что душу раздирало презрение к себе за желание подчиниться жестокой вампирше, за готовность и приветствие телом даримой ею боли, так ещё и от этого собственнического, совершенно не женского поцелуя, его плоть моментально налилась напряжением! Проклятое, проклятое тело, с такой позорной лёгкостью отзывающееся на действия хозяйки. Боги! Как же он хочет её! Уже неделю… осознанно, непрерывно.
Дэйне понравилась растерянность в глазах раба, его возбуждение, скрыть которое тот уже даже не пытался. Да, требования плоти сложно обуздать, а уж при определённых склонностях, ранее изо всех сил подавляемых… Приказав эльфу подняться, вампирша с удовольствием оглядела сильно вздыбившийся пах и велела следовать за ней. Как обычно. В её любимую комнату. Сегодня ничто не помешает девушке попробовать свою игрушку полностью.
Эль привычно уже прошёл к раме в центре комнаты, но прозвучавший приказ раздеться полностью, застал его врасплох. Снова. Штаны были смешной, призрачной преградой для хозяйки, но лишиться даже её, оказаться перед вампиршей совершенно обнажённым и беззащитным было тяжело. Однако выбора не существовало. И пусть хозяйка знала о реакции его тела, мужчина покраснел от позорного смущения, представ во всей красе, с устремлённым вверх, влажно поблёскивающим от возбуждения членом.
Быть может, ему удалось бы взять себя в руки, если бы не неделя нахождения на грани, без возможности снять накапливающееся напряжение. Но желание туманило голову и лишало воли к сопротивлению. А уж когда тонкие пальцы с острыми коготками болезненной лаской пробежались по его коже… Царапая до крови. Из горла вырвался судорожный вздох, потому что вслед за ногтями скользнул горячий язык. Мужчина полностью отдался ощущениям, а руки сами собой потянулись обнять и прижать. Ну, конечно, кто бы ему позволил? На запястьях застегнулись наручи и руки взмыли вверх. Не слишком сильно натянутые цепи быстро получили своё объяснение, и Эль даже не успел удивиться, чего это хозяйка так снисходительна. Цепи, крепящиеся к ножным кандалам, зазвенели по полу и потащили за собой ноги.
Из него снова сделали бабочку, только не подвешенную, как обычно, а напольную. Мышцы сильно разведённых в стороны ног (настолько, что теперь он был на одном уровне с невысокой вампиршей) ныли от напряжения, верхние цепи вновь пришли в движение и подтянули руки сильнее, отчего всё тело бесконтрольно задрожало, тогда как разум метался между удовольствием от возобновившего путешествие по его груди язычка, смирением — временным, сиюминутным — со своей полной принадлежностью и зависимостью от воли вампирши и паническим стремлением вырваться, трусливо сбежать и спрятаться. Он был воином, не боящимся сражений и смерти, но в этот момент собственные фантазии и желания пугали сильнее пыток.
Дэйна ласкала сильное, еле заметно дрожащее тело, до тех пор, пока не почувствовала, что эльф совсем на пределе. Как же легко с долгоживущими, в отличие от смертных-человеков! Раб был на грани, недельное воздержание наверняка сейчас принуждало разум согласиться на что угодно, лишь бы плоть получила наконец удовлетворение, а кожа уже стала сверхчувствительной. А человек… Дай боги, чтобы тот смог бы вынести и половину ощущений, какими вампирша щедро кормила свою новую игрушку, не сорвавшись в мольбы и унижения. Но эльф держался до последнего, что подогревало интерес правительницы, чувствующей все его внутренние метания.
Прервав изучение давно уже ставших твёрдыми сосков, Дэйна с удовольствием окинула взглядом точёное, чуть запрокинутое лицо, сведённое судорогой мучительного удовольствия, закушенные губы, прикрытые глаза. Такой красивый… Если бы ещё это лицо освещалось радостью принятия её воли и собственных потребностей.
Сегодня она предпримет последнюю попытку образумить упрямца, заставить его принять самого себя таким, каким он нужен своей хозяйке, и каким всегда был глубоко внутри. Просто рядом не было никого, чтобы показать эту его тайную сторону, вытащить её наружу, заставив развернуться в полную силу, отринув все сомнения и ложную мораль воспитания. И Дэйна намеревалась стать этим кем-то, сделав своего мальчика поистине прекрасным. Если не получится лаской и уговорами, то в ход пойдёт сила. Неважно. Вампирша была твёрдо настроена добиться своего любым способом.
Оторвавшись от желанного тела, Дэйна с удовлетворением услышала тихий разочарованный вздох-стон и, улыбаясь, прошла к стене. Что бы сегодня выбрать? Бездумно скользнула пальцами по разнообразным интимным, и не очень, игрушкам, призванным дарить удовольствие через боль. Так что же… Наткнувшись на бархатные перчатки, вновь улыбнулась. Игра контрастов. Почему нет? Следующей была многохвостая плеть — недостаточно жёсткая, чтобы причинить сильную боль, но способная подарить бесподобные ощущения жара на коже. Хорошо. Но воздействовать ею вампирша собиралась лишь на спину и ягодицы, максимум — на бока, а вот спереди… Взгляд остановился на изящных зажимах с цепочками из довольно крупных звеньев и карабинчиком на одной из них: при желании цепочки можно соединить, притягивая зажатые участки кожи друг к другу сколь угодно близко. В разумных пределах, конечно.
Ах, да, последняя деталь. Кончить без её разрешения Эль, естественно, не сможет, но добавить рабу немного дискомфорта ничуть не помешает. Мгновение спустя в пальцах извивалась подобно живой змее прозрачная красноватая лента, вызванная магией вампирши и послушная её желанию. Создав позади распятого эльфа маленький столик, Дэйна положила на него плеть и перчатки, и встала прямо перед мужчиной. Возбуждение никуда не делось, что сказало о близости того к желаемому ею результату. Набухшие соски, которые она совсем недавно терзала сладостной пыткой, так и молили о новых прикосновениях. Девушка провела пальцем по левому, а потом плотно сжала его, слегка перекатывая. Глаза раба распахнулись, а рот раскрылся в судорожном вдохе.
— Мальчик мой, сегодня ты сможешь кончить. Я позволю тебе получить облегчение, но лишь после того, как попросишь меня об этом. И тебе придётся быть очень убедительным в своих мольбах.
Эльф дёрнулся, как от удара, и часто задышал, но вампирша не переставала терзать его сосок, так что он лишь горестно застонал, не в силах побороть возбуждение. Дэйна отдала приказ магической ленте и та, скользнув по коже живота, обвилась вокруг основания плоти мужчины, а потом прихватила ещё и яички — каждое в отдельности, вновь вырывая задушенный стон. Девушка тем временем полюбовалась распухшей и покрасневшей горячей горошиной и быстро защемила её зажимом. Раб замер, застыв натянутой струной, а когда таким же образом нежную кожу сдавил второй — не выдержал, хрипло вскрикнул. Пошевелив слегка игрушки, Дэйна соединила цепочки, чуть натягивая разом покрасневшие комочки, добилась жалобных стонов и вернулась к столику. Перчатки облегали подобно второй коже, и вампирша провела мягкой тканью по собственной щеке. Ммм… Приятно.
Эль, и так уже потерявшийся в противоречивых ощущениях, невольно вздрогнул, когда по плечам и спине, едва касаясь, пробежали тонкие пальчики, вызывая озноб своей мягкостью и нежностью. Прикосновения оказались столь неожиданными, что мужчина дёрнулся чуть вперёд, за что тут же был наказан резкой болью в защемлённых сосках, и замер неподвижно, кусая губы. Это было… очень остро, волнующе, жарко. Мозг напрочь отказывался понимать, почему то, что происходит с телом — плохо, если ему на самом деле так хорошо?
Он всегда был неправильным, с самой юности напуганным своей реакцией на наказания за проступки — как только осознал смысл этой самой реакции. В период бунтарства эльфа ничто не могло остановить от проделок, он никогда не плакал от боли и не просил смягчения. Другие считали, что он смелый, безбашенный, что не боится никого и ничего. А Эль боялся. Начал бояться, как только понял,
