Королева праха и боли - Лив Зандер
Я сделала глубокий, хотя и ненужный мне вдох и проскулила:
– Спасибо.
– Спасибо? – Он усмехнулся. – Я сделал это ради себя, а не ради тебя. Зачем мне нюхать твою вонь?
Острая игла ярости кольнула меня. Разум настоятельно советовал игнорировать издевательство, ведь из бунта против божественной блажи, когда Енош в таком состоянии, ничего хорошего никогда не выходило. Но что мне доводы разума!
– Ты тоже пахнешь отнюдь не свежесорванными цветами, – прорычала я, и его подбородок слегка дрогнул.
– Сколь учтива моя неверная жена.
– А ты полон презрения и оскорблений.
Взгляд его вновь опустился к моему рту и задержался на нем надолго, на минуту или десять, после чего Енош прохрипел:
– И это говорит женщина, полная обмана, женщина, уста которой шепчут самую грязную ложь.
Я чуть запрокинула голову, и тепло, струящееся из его рта, омыло мою кожу.
– Что-то глаза твои уделяют слишком большое внимание тому, что вызывает у тебя такое отвращение.
Он моргнул и отстранился.
Черты его лица ожесточились еще больше – если такое вообще возможно. Проклятье, Енош стал еще холоднее прежнего. Продолжая сжимать мой подбородок, он оттолкнул меня, отодвинув на дюйм, и по спине моей побежали ледяные мурашки.
– М-м-м, моей жене так холодно, она так страдает в вечных объятиях смерти, – проворковал муж, рассматривая пупырышки у меня на коже с откровенно злобной ухмылкой. – Должен ли я согреть ее?
Измученная долгими днями пронизывающей стылости, я забыла о всяком достоинстве и, сама не замечая того, заскулила:
– Пожалуйста! Ох, пожалуйста… Умоляю тебя, прогони этот холод.
– О, в конечном счете моя жена все же научилась молить, и для этого потребовался всего лишь нож. Скажи, маленькая, заслуживаешь ли ты моих прикосновений? Тепла моих объятий? – Я промолчала, понимая, что нет такого ответа, который не выставил бы меня либо навязчивой, либо жалкой, либо и той и другой разом, и Енош хмыкнул: – Ну-ну… Разве могу я бросить мою дорогую жену, поступить с ней так, как она поступила со мной? – Одна его рука потянулась к завязкам на бриджах. Другая сквозь кожу штанов погладила четко очерченный член и извлекла его, уже возбужденный, наружу. – Вот, можешь погреть об него руки.
Меня окатило жаром, в равной мере от гнева и от восторга. Следовало бы послать ненавистного ублюдка к черту. Но вместо этого я нетерпеливо стиснула толстый ствол и застонала, почувствовав, как через ладонь вливается в мое тело блаженное тепло.
Он зашипел, мышцы его мощных бедер напряглись, а рот растянула кривая ухмылка.
– М-м-м, раньше ты не бывала настолько восторженной.
– Раньше я и настолько мертвой не бывала.
На его скулах перекатились желваки.
– Похоже, даже смерть не излечила тебя от дерзости.
Я вздернула подбородок, пытаясь хотя бы изобразить неповиновение, пока моя рука прилежно работала:
– Она пыталась. У нее не получилось.
– Воистину… Хм-м-м… – Стон сорвался с его губ, когда я сильнее сжала пальцы на набухшем члене. – Да, ласкай меня. Сильнее, маленькая. Гораздо сильнее. Твоя рука ох какая холодная.
Придвинувшись ближе, стоя на коленях между его ног у подножия трона, я огладила ладонью темно-розовую бархатистую головку и принялась энергично двигать рукой вверх и вниз в такт с быстрой пульсацией члена, впитывая исходящий от него жар.
Проклятье, это не должно так меня возбуждать. Тепло разливалось между моих ног – от до боли знакомых очертаний его достоинства, от веса вздыбленной плоти, борющейся с гравитацией. Ох, как же он восхитительно горяч!
Пальцы мои скользнули вдоль напряженного ствола, чувствуя стремительное движение кипучей крови, струящейся по большой вене, исчезающей у основания, погладили мошонку, темно-коричневую спайку, разделяющую ее пополам, и Енош задохнулся.
Я тоже.
Другой рукой я накрыла головку, собрала на ладонь обильно сочащиеся из крохотного отверстия полупрозрачные капли семени и заработала обеими руками, резкими рывками дергая набухшую плоть, пока та не зачмокала и не захлюпала.
– Ах, маленькая, сколько же я размышлял о твоем наказании. – Енош поерзал на троне, усаживаясь поглубже. – Что мне делать с моей неверной женой? Ну-ка, оближи своим острым язычком мои яйца.
Он раздвинул ноги пошире, насколько позволили приспущенные ниже колен штаны, и я уткнулась лицом в тяжелую мошонку. Коснувшись языком нижней части одного из яичек, я приподняла его, чувствуя немалый вес и бархатистость кожи, и вобрала в себя, услышав хриплый стон Еноша. Потом отпустила и проделала то же самое с другим.
Он подался вперед и фыркнул, когда я охнула, наслаждаясь теплом прижавшегося к моему носу кожистого мешочка:
– Если мне не изменяет память, твой ротик способен на большее…
– Ты ужасен.
Я стиснула его гладкую лоснящуюся головку, сдавила ее так, что она задергалась, желая вырваться из моей хватки, но я не отпустила, работая кулаком, что умелая доярка, пока ягодицы Еноша не напряглись. Он дернул бедрами, подавшись ко мне, и я уперлась твердым кончиком языка в основание его члена. А потом медленно и плавно, так, как ему всегда нравилось, заскользила вверх, по всей длине, поскуливая в такт его неровному дыханию.
Когда мои губы обхватили набухшую головку, он грубо и требовательно намотал на кулак мои волосы. В меня будто впились тысячи восхитительных иголочек. Мы раскачивались в едином ритме, моя голова и его рука, резко двигаясь вверх-вниз, вверх-вниз, раз, другой, третий. На четвертый он толкнул меня вниз и членом уперся в заднюю стенку моего горла.
– Глубже! – рявкнул он, заглушая приказом мой жалкий хрип. Пока я давилась, его рука потянулась к моему лицу – и вдруг зажала мне ноздри. – Откройся мне, маленькая… Эй-эй-эй, я разве сказал тебе отодвинуться? Разве ты не утверждала, что вернулась бы ко мне? К вот этому? Ты откроешься. Покажешь мне, как счастлива оттого, что мой член вновь у тебя во рту. – Охваченная паникой, я пыталась глотнуть хоть немного воздуха, а его член меж тем все глубже и глубже погружался в мое горло, но я не обращала внимания на рвотные позывы. Войдя на всю длину, он отпустил мой нос. – Забавно, однако, что все вы таковы. Трупы, я имею в виду. Вам не нужен воздух, но я еще не встречал никого со связанной душой, кто подавил бы свой врожденный рефлекс.
Мне хотелось послать его ко всем чертям, но прозвучало это как «гх-м-мх-хр-ух…»
– Ох, маленькая, мне следовало бы положить тебя поперек коленей и сбить гниль с твоей задницы за оскорбление, ибо это твое мычание было, несомненно, оскорблением, но ах… Твои хрипы так мило отдаются в моем члене. – За его словами последовал гортанный
