Сердце волка (СИ) - Шнайдер Анна
В дальнейшем я несколько раз пыталась расспросить её, что случилось, но Лирин каждый раз уходила от ответа.
Однажды, возвращаясь после очередного урока с Карвимом, недалеко от усадьбы дартхари я наткнулась на одного юношу-оборотня. Он был всего на пару лет старше меня (мне в то время было четырнадцать), довольно высокий, светловолосый и желтоглазый, я сразу почувствовала в нём ара. И сильного.
Да и смотрел он на меня, как остальные жители деревни клана белых волков — словно на… жабу. Только вот он был чёрным волком.
— Кто это у нас здесь? — сказал парень с откровенной насмешкой в голосе. — Маленькая уродина…
Я задохнулась от неожиданности: меня давно никто не оскорблял открыто. Смотрели, скрежетали зубами, но запрет дартхари был законом для всех.
Тут оборотень схватил меня за локоть, причём так сильно, что я зажмурилась от боли.
— А ты знаешь, о чём просил твой отец, а, жабочка? — Он улыбнулся какой-то поганой, злой улыбкой. — Калихари вчера приходил к дартхари, жабочка… И просил… как думаешь, о чём он мог попросить Вожака, а?
Эти его «а?» страшно раздражали.
— Пусти! — зашипела я, пытаясь вырваться.
— Калихари умолял дартхари сделать тебя волчицей, жабочка. А Вожак отказался. Никому ты не нужна, понимаешь, а? Ты такая страшная, что тобой ни один оборотень никогда не заинтересуется, жабочка.
Услышав всё это, я застыла.
Отец… просил… сделать волчицей…
Неужели это правда?
— А хочешь, я сделаю? — зашептал новый знакомый мне на ухо. — Хочешь? Давай, а? Это будет даже интересно. Тебе понравится, жабочка…
— Лоран!
Я так задумалась об отце и его просьбе, что не почувствовала, как обычно бывало, приближения дартхари.
Его высокий холодный голос, казалось, заморозил даже воздух вокруг. И юноша, сжимающий мой локоть, немедленно отпустил его и выпрямился. А потом обернулся и наклонил голову, сказав:
— Отец…
Этот жуткий хам — сын дартхари?! Какой кошмар.
Вожак сделал несколько шагов вперёд, остановился и с размаху треснул Лорана по лицу так, что юноша немедленно упал. Я охнула, а из глаз моего нового знакомого брызнули слёзы.
— Если ты ещё раз подойдёшь к Рональде ближе, чем на расстояние в два шага, я публично выпорю тебя, Лоран, — дартхари говорил тихо и совершенно спокойно. — Если ты ещё раз посмеешь оскорбить её, я изгоню тебя из стаи, невзирая на то, что ты мой сын. Ты понял, Лоран?
Юноша встал и выпрямился, из последних сил пытаясь сохранить собственное достоинство. Правда, у него это не очень получалось.
— Да, отец.
— Неверный ответ. — Глаза Вожака рассерженно сверкнули.
Лоран вздохнул.
— Да, дартхари, я всё понял.
— Хорошо. Тогда брысь отсюда.
Услышать слово «брысь» для любого оборотня — оскорбление, которому нет равных, ведь его обычно говорят кошкам. И потому я понимала, почему Лоран выглядел так, будто дартхари его как минимум жестоко избил. Сын Вожака, видимо, не привык к оскорблениям, в отличие от меня.
Когда Лоран удалился, я заметила, что дартхари по-прежнему смотрит на меня, и в его взгляде была напряжённость.
— Что он тебе сказал, Рональда?
— Я думала, вы слышали… — прошептала я, не в силах отвернуться.
— Нет. Но зная сына, я могу предположить. Вчера Лоран подслушал мой разговор с твоим отцом. Про него шла речь?
— Да, — я моргнула, с ужасом ощутив, что на глаза наворачиваются слёзы.
— Рональда, — дартхари вздохнул, — что тебя задело больше, скажи? То, что сделал твой отец, или то, что сделал я?
Я задрожала.
«Сделать волчицей»… Так говорили о девушках, которые становились женщинами. Это значило, что отец просил дартхари лишить меня девственности, говоря человеческим языком.
Некоторые оборотни считали, что слабым самкам полезно спать с сильными самцами — сила девушки увеличивается. Отец, видимо, думал, что я смогу обратиться, если дартхари…
Но вопрос Вожака… Что меня больше задело… О Дарида, от отца я уже давно не ждала ничего хорошего, но дартхари… Я боялась признаться даже самой себе, что всегда жду встречи с ним и на игрища хожу только из-за него.
Как это глупо.
Я вздохнула и опустила голову, не в силах ответить что-либо членораздельное.
Тогда он подошёл совсем близко, как тогда, в библиотеке, и, прикоснувшись кончиками пальцев к моему подбородку, заставил приподнять голову.
— Рональда, — сказал дартхари тихо, — постарайся понять своего отца. Он очень хотел бы, чтобы ты обратилась, но его предложение — не выход. Ты понимаешь?
Я кивнула.
— Что же касается меня…
Дартхари осторожно коснулся большим пальцем моей нижней губы, и я тут же потеряла способность дышать.
— Я просто считаю, что это неправильно.
Я сглотнула.
— Но у вас много детей от совершенно разных женщин…
— Ты верно сказала, — он улыбнулся. — От женщин. А ты — девочка.
Кажется, у меня задрожала нижняя губа.
— Я, наверное, кажусь вам отвратительной…
— Ты ошибаешься. Никогда не берись судить о том, что о тебе думает кто-то другой.
— А что думаете обо мне вы?
— Я думаю, — дартхари осторожно погладил меня по щеке, — что тебе нужно расти и учиться. Ты торопишь время. Никогда не торопи время, Рональда.
Вожак давно не стоял так близко ко мне, и теперь я изучала его лицо… в который раз. Каждый раз я находила там что-то новое. Вот и сейчас я вдруг поняла — нечто общее было между дартхари Нарро и его первым советником, зорой Лирин, нечто общее в выражении глаз.
— Не торопить?..
— Да, Рональда. Время всё расставляет по местам. И лечит.
— Я тоже умею лечить, — буркнула я, наверное, ещё раз доказав Вожаку, какой на самом деле ребёнок.
— Верно, — он кивнул. — Вы с ним союзники. И когда-нибудь вместе вылечите одну очень хорошую девочку с большим добрым сердцем.
— Кого? — я нахмурилась, и дартхари улыбнулся.
— Тебя, Рональда.
Это был наш самый длинный разговор. И я помню каждое слово, каждое выражение его лица, прикосновение тёплых пальцев к моим губам и щеке.
Глупо, но эти воспоминания делают меня ближе к дартхари Нарро. Так мне кажется, во всяком случае.
Эту мою тайну знает только Дэйн. Я всегда рассказывала ему абсолютно всё… впрочем, то, о чём не рассказывала, он всё равно откуда-то знал. Я старалась не думать об этом, но порой не получалось, и тогда я понимала, что Дэйн — всего лишь фантазия, порождение моего сознания, а на самом деле его не существует.
Но в конце концов, так ли уж это важно? Засыпая каждый день, я знала, что увижу своего друга во сне. И сон этот будет прекрасным, ярким и настолько настоящим, что я буду искренне счастлива там. Дэйн ведь сказал, что правда — это то, во что ты веришь. И я верю в него… в нас.
— Почему ты приходишь не всегда, не каждый день? — спросила я его однажды, когда мы прогуливались по лесу и плели венки из осенних листьев.
— Я прихожу тогда, когда нужен тебе, — ответил Дэйн. — Ты сама зовёшь меня. Просто не замечаешь этого.
Я действительно не замечала. Наверное, этот крик о помощи был настолько глубоко спрятан в моей душе, что его действительно никто не слышал, кроме Дэйна.
— Ты существуешь?
Он улыбнулся.
— Я — прошлое, Ро. Ты — настоящее.
Я не понимала, что это значит, но, когда Дэйн взял меня за руку, подумала, что это неважно. Прошлое, настоящее, будущее… Сон существует вне времени и пространства, не в прошлом и не в будущем, и в нашем сне мы были вместе.
Хотя иногда мне очень не хватало присутствия Дэйна в реальной жизни.
Я вздохнула и поёжилась, погружаясь в дальнейшие воспоминания…
Тогда шёл дождь. Он лил с самого утра, не прекращаясь ни на секунду. Под ногами противно чавкало, когда я сквозь сплошную стену из воды бежала к усадьбе дартхари за новой книгой, которую посоветовал мне учитель Карвим.
Я всегда любила дождь, а вот остальные оборотни, наоборот, предпочитают не высовываться из дома, в то время как с неба льют потоки воды. Мне нравилось, что на улицах деревни почти никого нет, а те, кто есть, смотрят не на меня, а под ноги, полностью игнорируя присутствие ненавистной жабы.
