Имперская жена - Лика Семенова
Та насторожилась. Ответила не сразу. Наконец, опустила стриженую голову:
— У меня нет таких распоряжений, госпожа.
Я кивнула:
— Таких распоряжений быть не может, потому что это моя просьба. Проводи меня в каюту его светлости.
Та снова молчала. Хоть я и высокородная, у рабыни был свой хозяин, которого она слушалась беспрекословно. Она не могла игнорировать меня, но и не могла сделать что-то неугодное для своего господина. Наконец, вальдорка подняла глаза:
— Я передам вашу просьбу, госпожа.
Этим пришлось удовлетвориться.
Индат хитро улыбнулась:
— Я схожу за ней следом и просто узнаю, куда идти, — она буквально светилась от этой идеи.
Но я сомневалась:
— Допустимо ли это?
Индат пожала плечами:
— Почему нет? А если что не так — так вы скажете, что рабыня своевольничала. И пообещаете меня наказать. А уж это только в вашей власти. Ну? — она ободряюще улыбнулась. — Прекрасная идея!
Я не успела как следует обдумать, а Индат уже прошагала к двери и тронула пятнистыми пальцами полочку ключа. Но индикатор скорбно пискнул, отозвался красным сигналом, и ничего не произошло. Индат повторила, но ответ был такой же. Она обернулась:
— Заперто, госпожа…
Я как-то бездумно кивнула… Конечно, заперто… Я могла догадаться. Мы лишь по своей наивности не проверяли дверь. Не пытались выйти, боясь заблудиться на корабле и не найти дорогу в каюту. Но, получается… я узница… От этой мысли сделалось донельзя неуютно… и страшно. Индат подошла, взяла меня за руку:
— Наверное, для вашей же безопасности, моя госпожа. Мы здесь ничего не знаем.
Я снова кивнула, но теперь кусок не лез в горло. Блюда под колпаками жидкого стекла так и остались нетронутыми.
Через некоторое время дверь открылась, и на пороге появилась уже знакомая вальдорка. Она поклонилась мне:
— Госпожа, мой господин ожидает вас.
Я уловила ликование на пятнистом лице Индат. Она привычно сидела у меня в ногах, вскинула голову, будто говорила: «Ну, вот видите, госпожа!» Но теперь все казалось мне подозрительным. Я не слишком надеялась, что Мателлин удовлетворит мою просьбу, но, все же поднялась, зажала в кулаке адресный чип и вышла вслед за его рабыней.
Мы прошли паутиной одинаковых стальных коридоров. Здесь все было одинаковым. Резким, холодным, чужим. Наконец, вальдорка остановилась перед дверью, украшенной узором с изображением драконов высоких домов. Вероятно, каюта самого высокопоставленного пассажира. Рабыня провела толстым пальцем по полочке ключа и поклонилась мне:
— Прошу вас, госпожа.
Мне ничего не оставалось, кроме как войти. Я бегло огляделась, но вздрогнула всем телом и тут же отвернулась.
— Высокородная имперка опускает голову, глядя на рабыню?
Мне пришлось поднять голову и смотреть на развалившегося в кресле Марка Мателлина. Расслабленного, небрежного. Что называется, «по-домашнему». Под накинутой мантией виднелась голая мясистая грудь. На его коленях сидела совершенно обнаженная асенка с оливковой кожей и длинными черными волосами. Не острижена — значит, это наложница. Рука Мателлина по-хозяйски оглаживала ее бедро, нырнула между ног, и девчонка закатила глаза и прикусила губу. Марк Мателлин при этом не сводил с меня взгляд и явно наслаждался моим ужасом.
— Рабыня сказала, что вы хотели видеть меня, госпожа. Я нашел для вас время.
У меня в горле пересохло. Асенка бесстыдно развела ноги, как можно шире, отчаянно мяла собственную грудь и прикусывала губу. Я чувствовала, как стремительно заливаюсь краской. Зрелище для меня было совершенно диким. В нашем доме рабы никогда не расхаживали нагишом. И у отца, насколько я знала, никогда не было наложниц. По крайней, мере, я их не видела. Едва ли у нас были деньги на такие излишества.
То, что разворачивалось у меня перед глазами, казалось просто невозможным. Порочным настолько, что хотелось провалиться.
— Вас что-то смущает, госпожа? Вы никогда не видели наложниц?
Я, как идиотка, покачала головой — нет, не видела.
— Стыдно, госпожа. Так подойдите, пощупайте ее грудь. Советую оценить эти острые соски. У асенок самая лучшая грудь. А у вериек, обычно, очень вместительный зад. — Он будто опомнился: — Так вы что-то хотели?
Я постаралась взять себя в руки. Я должна суметь игнорировать происходящее… Но не получалось — меня почти трясло. Если в Сердце Империи подобное считается нормой…
— Я хотела бы просить вашу светлость позволить воспользоваться галавизором.
Казалось, он заинтересовался. Прогнал рабыню, шлепнул по заду.
— Зачем, позвольте спросить? — он поднялся, запахнул мантию.
— Хочу увидеть маму.
Толстяк с пониманием кивнул несколько раз, и затеплилась надежда.
— У вас есть адресный чип?
Я кивнула и раскрыла ладонь, демонстрируя тонкую пластинку.
Мателлин вновь кивнул:
— Давайте.
Я отдала, но он лишь зажал его в кулаке.
— Через неделю мы будем на Форсе, госпожа. Меня ожидают на приеме у наместника. Вы отправитесь со мной, вас нужно как-то обтесать. Это стыдно — краснеть при виде наложницы. Форса в полной мере научит вас пониманию — нет места более подходящего. Некоторые вещи даже Императоры традиционно считают излишними.
Я промолчала — сейчас Форса не слишком меня интересовала.
— Вы можете идти, госпожа.
Я опешила:
— А галавизор, ваша светлость?
Он хмыкнул:
— Вас вывезли из этой дыры вовсе не для того, чтобы вы стремились обратно. Забудьте про галавизор, госпожа — это лишнее. Эта семья больше не ваша.
Я протянула руку:
— Верните чип, ваша светлость.
Тот лишь отвернулся:
— Я больше не задерживаю вас, госпожа. Моя рабыня проводит вас в каюту.
Я лишь шагнула вперед:
— Отдайте. Это мое!
— Идите, госпожа. Или уведут силой.
Мне не оставалось ничего другого, как развернуться и выйти из каюты.
8
Не помню, как я вернулась в каюту. Будто в бреду. Меня разрывало надвое. Одна моя половина билась в истерике от того, что этот высокородный боров лишил меня надежды увидеть маму. А вторая холодела от ужаса, когда увиденное бесстыдство вновь и вновь всплывало перед глазами. Эти образы преследовали меня, будто липли. И внутри что-то судорожно билось, запуская по телу странные незнакомые импульсы. Хотелось даже замахать руками, чтобы физически разогнать непозволительные видения, но я снова и снова вспоминала, как асенка запрокидывала голову, закусывала губу. Каким диким и разморенным было при этом ее лицо… Ей было плевать, что я стояла напротив.
Я юркнула в дверь каюты и замерла, прислонившись к стене. На пятнистом лице
